Петр Первый и его время
Шрифт:
Создание Сената и учреждение фискалов положило начало реформам высших и центральных учреждений. В последующие годы, когда накал борьбы на театре военных действий спадет, Петр продолжит административные преобразования, придав им более целенаправленный характер.
Распорядившись относительно Сената и фискалов, царь отправился к армии, имея готовый план военных действий. Суть его состояла в том, чтобы громить неприятеля не на своей, а на вражеской территории. Для этого Петр располагал, по крайней мере, двумя вескими основаниями. Одно состояло в том, что всем были известны бесчинства крымских татар и османов, и если им представится возможность для вторжения на русские земли, начнется повальный грабеж, увод скота, пленение гражданского населения с целью последующей продажи пленных на невольничьих рынках, предание
Царь полагал, что вслед за этим против османских поработителей восстанут другие христианские народы — сербы и, особенно, болгары.
Но для того, чтобы Бранкован и Кантемир стали союзниками России, а болгары и сербы с оружием в руках выступили против османского гнета, надобно было, чтобы русская армия раньше османской достигла Дуная. Вот почему Петр то и дело напоминал Шереметеву «ити с поспешанием», «дабы вы немедленно отправили полки в марш в назначенные места», «А маршировать весьма нужно, понеже, ежеле пехота не поспеет, а неприятель на одну конницу нападет, то не без великова страху».
Сколько ни старался фельдмаршал достичь «указных мест» в сроки, намеченные Петром, сделать ему это не удавалось. Причиной опоздания являлась не только природная медлительность фельдмаршала, но и ряд неблагоприятных условий, крайне усложнявших марш русской армии.
Историки не располагают сведениями о том, как русская армия преодолевала огромное расстояние к берегам Дуная, но в их распоряжении имеется походный журнал самого Шереметева, по которому можно судить о трудностях пути.
Шереметев оставил Ригу позже армии — 11 февраля. Ему пришлось преодолевать расстояние, пересаживаясь из кареты в лодку и с лодки вновь в карету. Причина тому — необычайно рано наступившая весна и бурные паводки. В конце февраля Походный журнал пестрит такими записями: «Великая теплота и снег, и дождь». Наконец мокрые снегопады и дожди прекратились, но половодье вызвало" такой разлив рек, что во многих местах единственным средством передвижения были лодки. Все это задержало фельдмаршала в Минске на 16 дней. Заметим, что Шереметев двигался налегке. Можно лишь догадываться, насколько трудно было преодолевать расстояние десяткам тысяч солдат и офицеров, обремененных обозом, артиллерией.
Другая трудность была обусловлена обеспечением армии продовольствием и фуражом. По обыкновению продовольствие добывали в районе, где дислоцировалась армия, либо в местах, по которым она маршировала. В данном случае источником снабжения провиантом и фуражом, должна была стать Украина.
Но ресурсы Украины были ограниченными: недород предшествовавшего года и массовый падеж скота привели к тому, что «у многих крестьян, как доложил киевский губернатор, ни хлеба, ни соли обретается».
Характерно, что много путевых невзгод довелось испытать и царю. Отправился он не один, а вместе с супругой — Екатериной Алексеевной. Перед отправлением в поход состоялась помолвка, а царицей она стала после возвращения в Россию.
Екатерина в письме Меншикрву из Слуцка объясняла задержку ответа «злым путем, который мы до здешнего места имели, так и за болезнию господина контра-адмирала», т. е. Петра. То же самое сообщал адмиралу Апраксину кабинет-секретарь Алексей Васильевич Макаров, находившийся в свите царя. Как и Екатерина, он оказался тоже неисправным корреспондентом «ради двух причин: первое что от злого пути нимало себе не имели времени, ибо от Слуцка с 60 миль ехал, и не было такова дни, в котором бы по горло в воде на переправах не были»; вторая причина — болезнь царя.
Существует не соответствующее истине мнение о богатырском телосложении и столь же богатырском здоровье царя. И то и другое утверждение можно проверить. Если Вам когда-нибудь в Эрмитаже доведется видеть «восковую персону» Петра — манекен, изготовленный в соответствии с измеренными частями тела умершего царя, или мундиры Петра, то Вам обязательно бросятся в глаза непропорционально узкие плечи всех экспонируемых мундиров… От долгого хранения сукно село, но, независимо от усадки, фигуру царя никак не назовешь богатырской.
Точно так же обстояло дело и со здоровьем. Редко в
какой год он не болел, причем иной раз настолько серьезно, что находился при смерти. Такое, например, случилось в весну 1705 г., когда он из Москвы намеревался выехать в Полоцк к войскам, но в день выезда заболел. Почувствовав облегчение на следующий день, он отправился в путь, однако оказалось, что «чрез-дневная лихорадка протекала в острой форме», и пришлось задержаться в Москве почти на целый месяц.Тяжелую болезнь Петр перенес и летом 1707 г., когда находился в Варшаве. Сам он об этой болезни писал так: «Я только футов на пять был от смерти: в самый Ильин день уже и людей не знал, и не знаю как бог паки велел жить — такова была жестокая фибра (лихорадка.^ Я. П.), от которой теперва еще вполне в себя не могу притйть». Опасно царь заболел и находясь в пути в армию. Болезнь настолько измотала его, что он должен был учиться ходить.
В письмах-указах Петра 1711 г. самым употребительным словом было «поспешать». В июне спешить было уже некуда — все равно опоздали. В день, когда Петр прибыл в лагерь русских войск— 12 июня, османские войска навели мосты через Дунай и готовы были форсировать реку, чтобы идти навстречу русской армии, только еще начинавшей строить переправу через Днестр.
Теперь со страниц писем царя к Шереметеву и в переписке генералов между собой не сходили слова «провиант», «хлеб», «мясо».
12 июня Петр полушутя-полусерьезно писал Шереметеву: «О провианте, отколь и каким образом возможно, делайте, ибо когда солдат приведем, а у вас не будет что им есть, то вам оных в снедь дадим». Но фельдмаршалу было не до шуток. 16 июня он отвечал царю: «Я в провианте с сокрушением своего сердца имел и имею труд, ибо сие есть дело главное». Однако между сознанием того, что обеспечение армии провиантом «есть дело главное», и возможностью раздобыть этот провиант — дистанция, как говорится, огромного размера.
Шереметев уже в начале июня испытывал недостаток в продовольствии: «Оскудения ради хлеба, начинали есть мясо… Так же зело имею великую печаль, что хлеба взять весьма невозможно, ибо здешний край конечно разорен». В других соединениях и того хуже: «уже пять дней, как ни хлеба, ни мяса».
Трудности с продовольствием — результат несбывшихся надежд на помощь валашского и молдавского господарей. Правда, молдавский господарь Кантемир организовал в Яссах дружескую встречу войскам Шереметева и перешел на сторону России, но реальный вклад его в борьбу с османами был значительно скромнее того, на что рассчитывал царь. Приведенные им отряды оказались не полностью укомплектованными, но, кроме того, Кантемиру не удалось организовать продовольственных магазинов в Яссах. Что касается валашского господаря Бранкована, то он не только не выполнил взятых на себя обязательств, но и вероломно изменил России, выдав все планы кампании османскому везирю.
Эффект борь0ы сербов тоже был невелик, во всяком случае, эта борьба не оказала существенного влияния на ход кампании. Развертывание этой борьбы находилось в прямой зависимости от присутствия русских войск на Дунае, но они туда опоздали.
Недостаток продовольствия — не единственное испытание, выпавшее на долю русских войск. Военно-походный журнал Шереметева в дни перехода армии от Днестра к Пруту изобилует записями типа: «зело жаркий день». В течение немногих дней была выжжена трава, что лишило лошадей подножного корма. То, что не успели сделать палящие лучи солнца, довершила саранча. В итоге — гибель лошадей, усложнившая продвижение вперед.
Войскам, кроме того, довелось испытать недостаток воды. «Вода была, однакож самая худая: не токмо что людям пить, но и лошадям не мочно, ибо многий скот и собаки, пив, померли тут». Вот картинка с натуры, нарисованная датским послом Юстом Юлем со слов царя: «Царь передавал мне, что сам видел, как у солдат от действия жажды из носу, из глаз и ушей шла кровь, как многие, добравшись до воды, опивались ею и умирали, как иные, томясь жаждою и голодом, лишали себя жизни».
Согласно сведениям Кантемира, переданным Шереметеву, на Дунае находилось около 40 тыс. османов и какое-то количество крымских татар. Кантемир полагал, что дней через десять количество османов достигнет 50 тыс. человек. Эту цифру называли ' в письмах адмиралу Апраксину от 30 июня сразу два корреспондента: Головкин и Шафиров.