Петух

– Да и тот небось пьяный!
– острит кто-то и одиноко хохочет над своей остротой.

– Почему это непременно - пьяный?
– задорно вопрошает его рыжий человек.

– Это я так-с... для смеху единственно.

– То-то, для смеху! Надо понимать, о чем говоришь.

Трактирщик заглянул снова, но, довольный шумом, исчез незаметно.

– Что ж, господа, - заговорил кондитер после небольшого молчания. Начинать - так начинать, а не то по домам пора.

Он взглянул на Травникова и моргнул ему глазом.

– С кем на четвертную?

Травников встал и подошел к компании.

– На четвертную не стоит, - сказал он, - слишком мало.

Все обернулись.

– На сколько же?

– По крайней мере на полсотни. Мой петух дороже стоит.

– Надо петуха видеть, - сказал кондитер.

– Я привезу сейчас.

– Везите. Мой уж здесь. Везите. Посмотрим. Может быть, соглашусь.

Травников шепнул Захару Фомичу, что вернется минут через двадцать, надел шапку и вышел.

– Не господина ли Плуговнцина имею честь видеть?
– обратился к Захару Фомичу один из компании, одетый в кожаную куртку.
– Я сосед ваш, Зазубрин; домов через пять от вас, в переулке, живу. Подсаживайтесь, Захар Фомич, веселее вместе. Ваших голубков знаю. Великолепные голуби! Турман у вас вот кувыркается лихо. Давно знаю, что вы любитель. Рад познакомиться. Сам люблю всякую охоту. Слыхал тоже, петух у вас есть знаменитый.

– Простой петух, - скромно ответил Захар Фомич, чувствуя неловкость в незнакомом обществе.

– Как простой? Помилуйте. Все говорят, диковинный петух. Редкость! золото! Теперь, говорят, таких петухов и не встретишь.

Захару Фомичу приятно было услышать лестную похвалу. Он встал и подошел к Зазубрину пожать ему руку.

Отвечая любезностью на любезность, тот усадил его за общий стол.

– Водочки не угодно ли?
– предложил Зазубрин, наливая рюмку.

– Нет, благодарствуйте.

– Выпейте для первого знакомства. Вы ведь кушаете?

Ну, так чокнемся за ваше здоровье.

Захар Фомич выпил.

– А не позволите ли нам взглянуть на вашего петушка?
– спросил фельдшер, запрокидывая голову.
– Здесь все любители да ценители. Приятно посмотреть хорошую птицу.

– Одолжили бы, Захар Фомич, очень одолжили бы, - вторил фельдшеру Зазубрин.
– Говорили нам много, интересно самим взглянуть.

– Простой петух, господа, - снова заскромничал Захар Фомич, а самому было приятно, что все про его петуха знают.
– Прошу ко мне, коль интересно; там мы и голубей посмотрим, - сказал он, обращаясь к одному Зазубрину, как к названному соседу.

– Благодарю вас, - поклонился Зазубрин.
– Приду с радостью. Да вот и им всем посмотреть хотелось бы. Нельзя ли его сюда принести?

Захар Фомич в нерешительности замолчал.

– Хозяин!
– крикнул сейчас же фельдшер.
– Павел Спиридоныч! Пожалуйте на минутку.

Вошел трактирщик. Растопырив ноги и весело подбоченясь, он ожидал чьих-то распоряжений.

– Здесь Филимон? Вот господин желает за петухом послать, - предложил фельдшер.

– Это можно-с!
– ответил хозяин, потирая руки.
– Это сейчас... Филимон!

– Нет, нет, нет!
– засуетился Захар Фомич.
– Нет, этого нельзя. Я уж лучше сам его сюда принесу...

– Все одно: можно послать, - проговорил трактирщик, - только записочку к домашним.

– Нет, я сам принесу, сам принесу!

Захару Фомичу подали пальто и просили не обманывать, чтоб им не напрасно дожидаться. Когда он вышел на улицу, ему вспомнился Травников. Где он? куда девался?

С ним было как-то удобнее, все-таки свой человек.

– Что это по ночам-то стали гулять?
– сердито встретила Матрена Захара Фомича.
– Спать пора!

– Это... Матреша... гм! Дай-ка мне фонарь... Зажги, я пойду тут... петуха погляжу.

– Какого еще петуха? Зачем понадобился? Идите, что ли, в горницу, а то надует, после кашлять будете. Идите, идите спать. Нечего!

В трактире между тем стоял шум. В первой комнате повздорили двое гостей и кричали один на другого; где-то весело спорили и смеялись; где-то нетерпеливо стучали стаканом...

Озираясь вокруг, Захар Фомич торопливо прошел этой комнатой, неся петуха под полою.

В "уважаемой" уже никого прежних не было; только толстый краснощекий гость сидел одиноко за бутылкой пива и курил сигару.

– Туда пожалуйте, - многозначительно кивнул трактирщик, явившийся к Захару Фомичу.
– Пожалуйте, провожу.

Они прошли через кухню и вышли на двор.

– Пожалуйте-с!
– предложил трактирщик, отворив дверь небольшого дощатого балагана, освещенного яркой висячей лампой.

– А, принесли! Вот спасибо, Захар Фомич, - послышался голос Зазубрина.
– Позвольте-ка полюбопытствовать.

Петух стал переходить из рук в руки. Нюхали его гребень, пробовали его зоб и ноги, делали различные замечания.

– Великолепный петух!
– решил Зазубрин.

– Зоб-то хлебный, - не сухой зоб!
– слышались голоса.
– Хороший петух. Хороший, рослый! А клюв-то какой:

орел настоящий!

– Садитесь, господа хорошие, что же так-то стоять!
– предложил трактирщик.
– В ногах правды нет: стоять - зря силу терять, а посидеть отдохновение иметь!

Захара Фомича усадили на деревянную скамью, и все разместились, продолжая говорить и расхваливать петуха.

Они сидели вокруг трехаршинной круглой арены, огоророженной невысоким барьером.

"И правда, точно в цирке", - весело вспомнилось Захару Фомичу.

Вокруг арены высились в два ряда деревянные скамейки, на которых и сидели гости. Травникова еще не было.

Захар Фомич пустил на арену своего петуха под общие похвалы и восторг.

– Этому петуху нет соперника!
– воскликнул фельдшер.
– Что рост, что клюв - удивительное дело!

– А каковы у него шпоры!

– И красивый какой!
– добавил хозяин.
– Перо хорошее, и ноги здоровые. Петушок, можно сказать, аглицкий.

Заморского фасона важная персона!

Захар Фомич умилялся все более: как же так - до сих пор он никого не знал, а о нем, оказывается, все слышали и даже знают, что у него петух замечательный.

Петух одиноко и важно расхаживал по арене, повертывая вправо и влево голову, точно тянулся спросонья, и, очевидно, недоумевал, куда занесла его судьба. Он глядел и не думал, конечно, что значат эти кровяные брызги, запекшиеся на холсте барьера, что значат черные пятна на сером войлоке, по которому он так величественно ступал.