Певец меча

Несколько секунд Киприана выискивала правильные слова.

– Потому что, – наконец сказала она, – ее заботит только меч и танец мечей.

Я не совсем глуп, когда дело доходит до женщин. Я узнаю ревность по звуку, по особому запаху.

– Киприана, – твердо начал я, – если бы ты прошла через все, что случилось с Дел, и научилась жить свободной в мире мужчин независимо от того, чего бы тебе это стоило, ты бы имела право сказать что-то подобное. Но ты слишком молода и невинна, чтобы понять жизнь Дел, поэтому не стоит тебе ее судить.

Но девочку было не остановить.

– Они смотрели на меня, – повторила она. – Один дал мне это.

Она вытащила что-то из-под шерстяной туники, какое-то ожерелье: бусинки или камешки нанизанные на шнурок. Камешки были темными и бесформенными, ремешок завязывался узелком.

– И ты взяла? – мое удивление выразить словами я не мог.

Смутившись, она пожала плечами.

– Он сказал, что я должна это взять, что я достаточно симпатичная, чтобы носить это… – она робко улыбнулась, а глаза засияли. – Я симпатичная, Тигр?

Аиды, аиды, аиды.

– Будешь симпатичной, – я путался в словах. – Но думаю тебе не стоит принимать подарки от незнакомых мужчин.

– Я буду принимать подарки только от тебя, – она подошла поближе. – Даже ты смотришь на меня, Тигр, я заметила. Я видела как ты провожаешь меня глазами и как ты смотришь на Дел. Ты будто сравниваешь нас: искушенная в жизни женщина и нежная девочка, – от Киприаны пахло мускусом и лавандой, она подошла совсем близко, шепча: – Я нежнее и моложе чем Дел, и я никогда не убивала людей.

Жеребец взвизгнул. Пальцы потянулись и зарылись в мои волосы. Я отступил, поймал ее за запястья и понял, что у юной Киприаны сила взрослой женщины, которая решила добиться мужчины.

– Киприана… нет, – я оттолкнул ее руки, оттолкнул ее саму чуть грубее чем намеревался и почувствовал, что тело снова заломило. – Что-то не так, – сказал я. Волоски на коже вставали дыбом. – Что-то не так.

Вокруг нас играла музыка. Люди танцевали, смеялись, пели.

– Тигр…

Я поежился.

– Аиды, что же это… – я не задумываясь обхватил рукоять меча и выхватил клинок из ножен. Киприана отошла на шаг, сжимая ожерелье.

Жеребец снова взвизгнул и еще яростнее начал копать землю. Что бы это ни было, гнедой не хуже меня чувствовал его приближение.

Огни костров засверкали на обнаженном клинке. Руны то вспыхивали, то угасали, пока я поворачивался из стороны в сторону.

Киприана протянула руку и коснулась стали.

– Его нельзя трогать, – рявкнул я, – ты же знаешь.

– Разве? – пальцы прижались к острию. – Это меч силы.

– Когда-то был им, – рассеянно подтвердил я. – Теперь нет. Человек, который напоил его, мертв.

– Ты убил его.

– Да, – отрезал я, чувствуя как ломит все тело. – Аиды, я знаю, что оно здесь…

– Я тоже знаю, – сказала она. – Оно здесь, в мече… и хочет освободиться.

Я осторожно отвел клинок от руки Киприаны. Терон мертв и похоронен в Южном песке, Пенджа очистила его кости от плоти, в мече не осталось жизни. Я отошел от Киприаны, пытаясь засечь источник беспокойства. Неприятное ощущение усилилось, я чувствовал себя больным.

– Оно везде, – объявил я, пройдя по кругу. – Оно идет со всех сторон. Ты не чувствуешь? – я обернулся. Девочка шла за мной. – Возвращайся к костру, Киприана. Возвращайся.

– Я хочу пойти с…

– Возвращайся, – рукоять меча скользила в мокрых от пота ладонях. Я взял меч в одну руку, а второй потащил Киприану обратно к костру.

– Дел! – заорал я.

Она подбежала, сжимая рукоять яватмы.

– Что-то не так, – сказал я ей. – Происходит что-то плохое.

Ее меч сверкнул в пламени костра и с этой вспышкой ощущение неправильности возросло безмерно. Я почувствовал тошноту и головокружение. Меня переполняли ненависть, враждебность, чье-то яростное желание окружить нас в темноте.

– Что-то… – снова начал я.

Костер горел за спиной Дел, я не видел ее лица.

– Ты думаешь… – но она не успела закончить, потому что люди начали кричать.

20

– Ну и вонь, – сказал я.

Дел кинула на меня откровенно неверящий и раздраженный взгляд.

– Сейчас не время беспокоиться о странных запахах.

– Но ведь воняет, – не успокоился я. – Ты не чувствуешь? Это запах магии, Дел… а от магии ничего хорошего ждать не приходится.

Кимри был прерван. Больше не звучали дудочки, никто не пел и не танцевал. Все метались в панике.

Враг еще не появился, но я не сомневался в его существовании. Я чувствовал его. Воздух был наполнен запахом магии такой силы, что я был уверен в ее способности с легкостью уничтожить всех людей, собравшихся здесь. Человеческое сопротивление эти силу не остановит, оно даже не замедлит ее приближение.

Мы с Дел осторожные бойцы. Мы прекрасно понимаем, когда расклад делает победу невозможной, и тогда готовы отступить без сожаления, независимо оттого, как к этому отнесутся окружающие. Услышав вокруг крики, мы приготовились сражаться или бежать, но полное незнание того, кто враг и где он не позволяло принять решение. Нам оставалось только стоять рядом с Адарой и ее детьми у костра, пока странники паниковали и уносились в темноту.

Уносились и погибали.

По крикам мы попытались определить, с какой стороны приближается враг, а когда поняли, не обрадовались. Кимри был окружен. С холмов и гор текла река враждебности, скользившая во тьме как дух и пожиравшая все на своем пути.

– Глаза, – сказала Дел, – посмотри в эти глаза… Люди? Или животные?

– Слишком низко для людей, если конечно они не встали на четвереньки,

– всегда учитывал все возможности. – Думаю животные.

Дел нахмурилась.

– Их слишком много для волков. Они везде.

Мы стояли у костра, а между нами, прижавшись друг к другу, застыли жители Границы. Костры около других повозок еще горели, но вокруг них ничего уже не было. Люди убежали или спрятались в повозках, призывая своих Северных богов.

– Собаки? – предположил я. – Собаки иногда сходят с ума.

– Вряд ли. Собаки кимри молчат.

Собаки действительно не лаяли, и меня это беспокоило. Жеребец взвизгивал, бил копытами и всячески показывал свое беспокойство, так же вели себя и другие лошади, привязанные по соседству. Но собаки не издавали не звука. Они молчали, словно понимали, что враг был гораздо сильнее их хозяев, и покорно приняли роль жертв, чувствуя бессмысленность сопротивления.