Певец Волги Д. В. Садовников
Шрифт:
Построил себе дом близь большой дороги; имел проживанья три года и кончил Стенька жизнь свою на Сиверском зеленом острове, но дети его не знают, где отец. Пролежал тридцать лет; стень ходила по земле, но народ она пугала и просила, чтобы над ее телом сказали вечну память.
Проезжал один из прикащиков с красным товаром; поднялась грозна туча и ударил сильный дождь; он от дождя и заехал в дом Стеньки Разина. Стень подошла и шипом говорит:
— Иди, возьми в такой-то комнате золота мешок и под таким-то звеном, под забором лежит Стенька Разин; скажи над нём вечну память, а прежде сведи коней со двора! (А то землетрясение будет).
Неустрашимый
— Ладно ли так будет?
Воротился назад, разыскал труп Стеньки Разина, впопыхах скоро сказал три раза вечную память; сам бегом со двора побег, пал на лошадь, тронул коня возжей, но едва отъехал — потряслась земля, и провалился труп Стеньки и закрылся землей.
О Стеньке рассказу конец, а будем говорить о старшем сыне Афоньке.
Услыхал Афонька о смерти отца, и вздумал он съездить на Балхинско-черно море, на зеленый Сиверский остров. Подъехал к морю — тихо было; сел в небольшую лодку и отправился сам на остров. Вдруг буря поднялась, раскачала лодку его. Тут-то Афонька страху наимался! Чуть не захлебнулась его лодка. Дошел до отцовского дома — стоят одни голые стены. Посмотрел на эти стены, сам заплакал и пошел; тихо, во слезах, слово сказал:
— Смерть отца я не застал! Ну, прощай, отец! Теперь я до смерти не увижу тебя!
Отправился на море; поглядел — лодки нет. Вот беда и горе! Кто-то лодку угнал. Едут два перевощика, он и крикнул:
— Братцы, посадите меня!
Те подъехали и говорят:
— Что дашь за перевоз? Мы отвезем.
— Сколько возьмете?
— Ну, садись!
Он сел в лодку и думает:
— Денег у меня ни гроша, чем я расплачусь с ними?
Один у него в кармане кистень. Вынул он его тихонько; перевощики сидят впереди, веслами гребут и друг на друга глядят. Загляделся один перевощик, взял Афонька цоп его в ухо кистенем! Этого убил до смерти, а другого из лодки вышиб, сам сел в весла и поехал куды надо. Приезжает на сву сторону, идет путем дорогой, попадатся ему артель средних мужиков; идут с золотых приисков. Афонька говорит:
— Здравствуйте, робята! Куда ходили?
— Идем с работы.
— А мне таких людей надо! Я иду третий день не жрамши, хоть на кусок хлеба добьюсь себе!
Мужики друг на дружку взглянули и говорят:
— Неужто мы живые одному в руки дадимся? Это вздор!
— Ну, как же, мужики, денег много у вас?
— Да есть у кажняго по сотняжке, — смеются между собою.
— Ну что же давайте мне на дорогу! — говорит Афонька.
— Эх ты, дурак! Мы сами глядим где бы взять.
— Да ведь с вами нечего так говорить: вы не знате, кто я! Вынул из кармана кистень и говорит:
— Ну-ка, я примусь за прежнюю работу!
Тут Афонька развернул руку и дал одному кистенем плюху, а трое с испугу упали.
— Я с вами вот как обойдусь!
Поколотил всю артель, деньги отобрал.
— Будет мне на дорогу!
Идет и посмеиватся, сам себе говорит:
— Я теперь где ни взойду, голодом не умру.
Пришел в свой дом: запустел, никого нет… И так досада его взяла, что из терпенья он вышел.
— Где мои подданные товарищи, которые со мной были? Вздохнул он тяжело и скрозь слезы сказал:
— Прощай, моя изба! Больше я в тебя не приду!
Забрал все добро, сел на доброго коня. Проехал не больше пяти верст; стоит в лесу огромный дом. Он взъехал в него, выбегат к нему на встречу его есаул и говорит:
— Здравствуй, брат Афанасий!
Как твое здоровье? Где ты столько время был?— Неужто ты, брат, не знашь, где я был? Я отца хоронил.
— Ну, милости просим в наш дом! Мы свой выстроили.
— А много ли вас здесь?
— Да не много: двадцать-пять человек, — сказал есаул.
— Так что же? И меня в артель принимайте!
— А, милости просим!
Но так его досада берет, что он из атаманов в подданные идет и говорит есаулу:
— Ну, что, атаман, здесь служить неловко: добычи мало! Поедемте в привольные стороны, где отец работал.
— И я думаю туда же отправиться.
В одно прекрасное время съехалась вся шайка; начали говорить:
— Кто на Волгу хочет в город Симбирской?
Один из работников говорит:
— Да ведь не знай как мы попадем в Симбирской: там заведыват Ванька (брат Афоньки).
А Афонька говорит:
— Вот мне и хочется узнать. Забирайте ограбленное добро!
Забрали, лошадей оседлали, сели поехали. Приехали на берег Волги в небольшое село, по прозванью Майну, разыскали тут удобство (небольшую рытвину), прежний готовый дом, остановились на время жить. Разузнали все дела, как живет Ванька, командоват своими войсками и гордится, управляет всей Волгой; занимает должность отца старика: суда разбивает, лоцманов в воду кидает.
— Ну, это он незаконно, — сказал Афонька. — Пусть бы он деньги и добро брал, а лоцманов в воду кидать незачем. Попробую силу его!
Написал Афонька письмо:
— Ожидай меня в гости!
Ванька отвечал:
— Милости прошу, незнакомый человек!
Собрались двадцать-пять человек, разостлал Афонька епанчу, сели вместо лодки и поплыли в Синбирск.
Ванька встретил гостя и говорит:
— Какие вы люди?
— Мы — дети Стеньки Разинова, первый сын Афанасий.
Он этому делу не верит, хочет по шее из дому прогнать.
— Врешь! У меня не такой брат!
Произошел шум и драка; открыли огонь, и Афонька упорством пошел, прогнал Ваньку из Синбирскова во Рязанскую губернию. Остался Афонька в Синбирском свою жизнь продолжать и научился, как баржи разбивать. Вот плохая тут удача: народ хитрый нынче стал. Однажды погнался за маненькой баржей. Лоцман был не промах: сам рулем правит, рукой по голове гладит. На голове волоса были длинны: как назад их закинет, и Афоньку с Волги на берег кинет.
— Эх, — говорит Афонька, — это, братцы, не так! Тут не поживёшься! Поедем дальше за ними!
На путине баржа приотдохнуть и встала. Афонька — следом.
— Вот где нам владать им, этим лоцманом! — шепнул Афонька.
— Айда, братцы, за работу!
Взошли на баржу: лоцман стоит в своей хате. Отворил Афонька дверь и крикнул:
— Эй ты, сонный тетеря, не отворишь нам двери!
С испугу лоцман вскочил, выбег на верхний борт, ножом горло перехватил. Разбили они эту баржу; златом и серебром лодку нагрузили и отправились домой.
Получает Афонька письмо неизвестно откуда; стал его читать: письмо — от родного брата.
— Эх, братец, не знал я, что ты был у меня в гостях и войну упорную сделал. Я теперь третий месяц в несчастья: в тюрьме сижу.
Афоньке жаль стало: он и поехал в Рязанску губерню, розыскал брата в тюрьме. Увидел весь народ, что самый тот разбойник в таком-то году архерея с колокольни бросил (лицом схож был).
— Давай, держи, лови!
Шум поднялся и гвалт, а Афонька подошел тихо к замку, выпустил свово брата и отправился в свое место.