Пикинг
Шрифт:
Дорога моя кривая
Шла по ухабам рая.
В сердце моем было грустно,
А на душе так пусто!
Потом выдерживал паузу и значительно смотрел на слушателя. Несмотря на сложности с визуализацией «ухабов рая», полагалось восторгаться, что все с готовностью делали. В шутку, конечно, потому что было очевидно: эта блажь скоро пройдет. Но не тут-то было. Вдохновленный одобрительной реакцией, Костя продолжал:
Но сердце вновь поет
Любви
И я безмерно рад
Событью этому!
Самым излюбленным творением Муховского, которое он исполнял при каждом удобном и неудобном случае, было вот это. Я приведу его полностью.
Гитара плачет,
Камин дымится,
А нам покой
Лишь только снится.
Ведем с тобою
Мы жизнь шальную.
Пускай все туго –
Я не тоскую!
О смысле текста среди почитателей таланта возникали споры. Дымящийся камин и плачущая гитара, конечно, нагнетали романтизм, хотя исправному камину дымить и не положено. Правда, вкупе с упоминанием о шальной жизни все скорее указывало на романтику преступного мира. Насчет трактовки слова «туго» тоже были разногласия. Сам Муховский употреблял его в разговоре в значении «круто», то есть герой произведения, получается, тосковал от того, что все слишком в шоколаде. Вернее, мог бы тосковать, но отчего-то не тосковал, что было вполне логичным. Так или иначе, этот стих стал своеобразным Костиным гимном. Мы с некоторыми приятелями Муховского стали за глаза называть его «Гитара плачет». Или «Гитара-плачет».
Дело было на пороге Миллениума. В тот период мы все в той или иной мере фанатели от шедевров Queen, Red Hot Chili Peppers или «ДДТ» с «Алисой», но Костя в этом замечен не был. Музыка его не то чтобы совсем не интересовала, но гораздо больше внимания он уделял футболу, рыбалке и возне с бежевой «девяткой», находившейся в состоянии полураспада. Когда Костя заявил, что желает жечь сердца окружающих не просто глаголом, а под собственный гитарный аккомпанемент, удивлена была даже Эллочка, но буквально на другой день у Кости появился не самый дешевый акустический «Fender». Счастливый Муховский тут же записался на экспресс-курсы игры на гитаре. Одновременно выяснилось, что Костя не умеет не только играть, но и петь. Эллочка героически вызвалась исправить и эту досадную несправедливость и организовала мужу частные уроки вокала у одного довольно известного эстрадного исполнителя. Это, видимо, стоило подороже, чем гитара вместе с курсами: когда я в очередной раз заглянул к Муховским, настроение Эллы было не таким беззаботно-восторженным, как обычно, и на закуску к принесенной мной поллитровке была подана не копченая осетрина, а обычная семга с малосольными огурчиками.
Муховский немедленно принудил меня приобщиться к своим новейшим шедеврам. Гитарных аккордов он пока выучил только три или четыре, но и их хватало за глаза. Первым делом на музыку были, разумеется, положены строки о плачущей гитаре – получился весьма убедительный шансон. Как всякий начинающий бард, Костя основной упор делал на любовную лирику. Он вдохновенно бил по струнам, тряс своими кудряшками и завывал:
Ну почему, ну почему –
Ты мне ответь, я все пойму.
Любовь, в который уже раз,
Приходит к нам всего на час.
Текст творения показался мне несколько двусмысленным. Это что еще за любовь на час, да еще и в который раз? Я покосился на
Эллу, которая, разумеется, тоже была в числе слушателей. Она безмятежно улыбалась и качала в такт головой. Следующим номером программы шла уж совсем фривольная песенка, где были такие слова:Отдохнув душой и телом,
Время быстро пролетело.
Тебя вкусил
С избытком сил.
Особенно впечатлял экспрессивный припев:
Пу-у-упсик!
Целую твой пу-у-упик!
Внезапно исполнитель сорвался в другую тональность и со слезами в голосе взвыл на весь дом:
Не стоит, и не надо,
Ее я забыл.
Не стоит, и не надо –
Я пьяный был.
От переизбытка эмоций Костя даже запутался в своих трех с половиной аккордах. Я задумался, правильно ли он ставит ударение в слове «стоит», и как радикально может измениться восприятие произведения, если спеть «стоит». Я опять покосился на Костину супругу. «Он так много страдал в жизни!» – шепнула мне Элла, чуть ли не роняя слезу. Ответственная за Костин вокал звезда эстрады, похоже, недорабатывала. А может, у Муховского дело со слухом и голосом обстояло совсем плохо. Дальше в репертуаре шла баллада о дарах природы.
Как дар природы на восходе
Я пил прохладную росу.
А на закате я старался
Поймать бодрящую грозу.
«Хорошо, что не поймал, а то не распевать бы тебе сейчас тут песенки», – отметил я и для приличия похлопал. Потом мы перешли к употреблению дара природы в пол-литровой фасовке. Элла удалилась на кухню. После третьей Костя внезапно помрачнел, сделал отрешенное лицо и каким-то загробным голосом возвестил:
Словно обухом по спине
Эта жизнь легла на плечи мне.
Запиваю водкою горечь слез,
И не радует красота берез.
То ли песни петь,
То ль рыдать навзрыд…
А могильный крест
Все к себе манит.
В последних словах звучала такая неподдельная боль и тоска, что я даже подумал: может он и вправду потерял недавно кого-то из близких? И дался ему этот обух! Не поймешь, позитивное у него действие или все-таки нет – я вспомнил Костино дебютное стихотворение, в котором тот же обух изображался орудием, побудившим автора к творческому озарению. Видимо, последние строчки родились только что, потому что Костя схватил блокнотик и стал лихорадочно черкать.
Когда горечь слез была успешно запита стопкой «Пятизвездной», Муховский принялся делиться творческими планами. Выяснилось, что он натворил уже столько произведений, что далее утаивать их от широких масс просто преступно. И попросил меня посодействовать в издании книги стихов. Я сразу в категорической форме заявил, что такое издание возможно только за счет средств автора, но Костя вполне ожидаемо не моргнул и глазом. От меня требовалось всего ничего: отредактировать сотню текстов, сверстать их в макет, нанять художника для изготовления обложки и отнести это все в типографию, которая сделает книжку быстро, качественно и дешево.