Пилигрим
Шрифт:
Слова здесь были лишними, эри чуть отступил в сторону и стал терпеливо дожидаться, пока человек рассмотрит открывшуюся перед ним картину. А Онерон шел, как лунатик по прямой линии, с каждым шагом он приближался к кромке наблюдательной площадки, и пропасть разверзалась вглубь, открывая ему все больше и больше деталей ландшафта.
Солнце стало темно-оранжевым, местами малиновым. Оно заваливалось на правый бок, основание его громадного овала уже утонуло в черноте горизонта, а верхушка колебалась в зеленоватом мареве атмосферных потоков. Три полосы, которые раньше расчертили небо, куда-то исчезли. Никакого движения в воздухе заметно не было - кое-где отмеченный крапинками звезд чистый небосвод безраздельно царил над рельефами планеты. Он смотрел вниз - туда, где погружались в сумерки тысячи игл башен улья. Те черными покосившимися фигурами столпились вокруг башни Поиска и не подавали никаких признаков жизни. Кое-какие обвалились,
Онерон постоял возле панорамного окна еще минуту, затем повернулся к эри. Тот уже ждал, усевшись на заранее приготовленное кресло. Второе гостеприимно замерло напротив. Человек тяжелыми шагами прошел к своему месту. Ему стало неуютно. В груди наливалась тупая боль. Плечи почему-то, сами собой опустились. Одно дело говорить о близком конце, другое - наблюдать его. Там, перед кромкой, ему на мгновенье показалось, что смерть усмехнулась прямо в лицо, демонстрируя свои результаты.
Только сейчас, опустившись на сиденье, Онерон удосужился как следует приглядеться к эриданцу. Это был худощавый юноша лет семнадцати, тонкий как стебелек, весь какой-то угловатый и хрупкий. Казалось, дотронься до него пальцем, и он рассыплется в труху. На вытянутом лице под ровными бровями притаились глубокие черные глаза, волосы были коротко острижены, отчего уши растопырено торчали в стороны. Левая половина лица, повернутая к закату, была словно облита густой кроваво-алой краской. Еще одна капелька замерла прямо в зрачке. Одет он был в светло-серую робу без отличительных значков и других деталей. Просто кусок ткани, небрежно напяленный на вдавленное в кресло тело. Его вроде бы совершенно не смущало пристальное внимание полковника, который хотел удивиться такой реакции, но вовремя вспомнил, что собеседник - Чужой.
– Задавай свои вопросы, - сказал Од-Шис.
– Ты очень похож на настоящего человека.
Эриданец скривил рожицу, потрясающе имитируя детский сарказм:
– У нас было достаточно времени на изучение твоего вида. Итак. Твои вопросы.
Опомнившись, человек сосредоточенно помял подлокотники в пальцах.
– Я просто не хочу рассказывать все сам - не знаю, что тебе покажется интересным, - пояснил Од-Шис.
– Это правильно, - Онерон поморгал; нужные вопросы вдруг куда-то улетучились. Но, совладав с собой, задал первый, - Сколько времени прошло с момента моей смерти?
– Сто четыре тысячи человеческих лет или шесть тысяч пятьсот данских, - отчеканил Шис, словно заученный урок.
– И еще, человек. Учти, моя внешность - это отражение моего внутреннего состояния, переложенное на язык человеческого тела. Понимаешь? Так что пусть она тебя не смущает.
– Разумеется, - мрачно буркнул Онерон. Выдохнул и добавил.
– Од-Оз. Он.... Что-нибудь оставил после себя? Какие-то инструкции?
– Прежде чем переродиться, он составил подробный план. Это руководство предназначалось для тех из нас, кто возьмет на себя бремя контроля над планетой Люмина. Последние тридцать периодов этим, как видишь, занимаюсь я. Остальные два Узла направляют свои силы на то, чтобы не дать умереть остаткам нашего народа. В свободное время я помогаю им, чем могу.
– Узлов осталось только трое?!
Шис величаво кивнул, не удостоив человека словами.
– А у Оззи были поручения относительно меня?
– Конечно. Разбудить в нужное время.
– И час настал?
– Час настал. Люмина бурлит жизнью. Скоро ты сам ее увидишь. Вместе со мной ты посеешь в новом мире людские семена. Надо спешить. Наша численность сильно сократилась. Примерно в двести раз. Соты в башнях пустеют. Наши братья умирают от информационного голода, даже не осознавая этого. Появились деграданты - они пропускают жизненное состояние пыльцы и сразу превращаются в бесплодные, сорняковые растения. Похоже, разум этим существам больше не нужен - за ними тщательно ухаживают роботы. Нормальных эри осталось трое. Я, Од-Каа и Од-Лек. Мы еще способны думать. Но по нашим подсчетам, это продлится не больше сотни периодов. Дальше - затмение.
– Насколько ты умен?
– Достаточно, чтобы довести до завершения план Эри.
– Ты понимаешь, что можешь не дожить до следующего этапа?
– Предельно ясно. Эта мысль посещает меня каждый день. Но по меркам эри я молод. Возможно, мне удастся дотянуть.
– Будем надеяться. Жаль, что Оз ушел, - задумчиво произнес Онерон.
– Наверно, как и многие из вас.
– Это природа, таковы ее пути, - бесцветно ответил Шис. В его тоне не было ни грусти, ни радости. Чуть наклонив голову, он добавил, - Я пытался изучать людскую психологию, в меру своих способностей и имеющихся материалов. Предполагаю,
что ты испытывал к Озу некоторую привязанность?– Чтоб я лопнул - да! Оз был мне другом, - с горечью сказал Онерон.
– Он во многом понимал меня.
– Со, - эри впервые обратился к человеку по имени.
– Тебе известно, что эриданцы тесно соединены между собой. Наши мегаспоры - это часть единого организма Симбиоты. За эти шесть тысяч периодов мы многое утратили из того, чем располагали. Мы больше не можем поддерживать ментальную связь между собой, часть наших органов чувств уже не работает. Но мы все еще семья, Улей. Я - это Симбиота, а Симбиота - это я. Симбиоты составляют Великий Улей. В него входят все эри, в том числе перерожденные. Включая Оза. Избавься от тоски.
– К чему ты клонишь? Ты хочешь сказать, что он все еще жив или его можно вернуть к жизни?
Шис растянул губы в ехидной улыбке:
– Вовсе нет. В предыдущее состояние нельзя вернуть ни одного уникального эри. Оз безвозвратно влился в своих потомков, потому что дал начало новому побегу Симбиоты. Часть его разума живет в нас. Что с тобой? Ты исполнен недоумения. Разве ты не изучал нашу биологию до погружения в сон?
Онерону было стыдно признаться в этом. Он мало что понимал из запутанных, подробных объяснений старого друга о местной генетике. Юнец пристально смотрел ему в глаза, и пришлось заявить:
– Я забыл.
Шис был вынужден вновь рассказывать человеку принцип размножения эри. Это не доставило ему ни малейшего труда, кажется даже наоборот, принесло удовлетворение от демонстрации своих познаний. Как и всякие споры, эри рождались внутри цветков кустарников Од-Генид, проходя вначале долгий путь созревания. Уже там, в недрах нераспустившихся бутонов, эри начинали жить, сознавать себя. Пребывание в родительском цветке считалось первой, эмбриональной фазой жизни будущих спор. Именно там эри формировались такими, какими ступят в мир Дана. Вслед за ростом наступал период цветения. Кустарники Од-Генид были вьющимися, приземистыми растениями, покрывавшими обширные поля Восточного полушария планеты. Поэтому высота их не превышала километра. Они соседствовали с другими растениями, постоянно борясь за пространство, и разделялись на несколько родственных семейств, которые можно было отличить по оттенку цветка. На Дане росли фиолетовые, желтые и чайные кустарники; иногда произрастал экзотический куст с белыми цветками, но найти его побеги в будущем флористам-эри не удалось. Когда флора Дана расцветала, атмосфера планеты наполнялась мощными восходящими потоками запахов, а воздух окрашивался в смесь всевозможных тонов. И кустарники распускали соцветия, открывая миру хранилища с готовой к самостоятельной жизни пыльцой. Как только солнечный свет попадал на пыльцу, это пробуждало внутри эри глубинные инстинкты и разум, превращая их в мегаспоры. Так начиналась вторая фаза - сознательного существования эри.
Они умели летать, что позволяло перемещаться на значительные расстояния, выполняя две функции - приманки и продуктивную задачу. Они чувствовали родительский куст на самом тонком уровне восприятия, эта связь никогда не рвалась, как бы далеко не находилась пыльца от цветка. Пока эри-приманка завлекала глупых хищников, принося себя в жертву ради блага куста Симбиоты, эри-продукторы искали места для подходящего слияния с почкой, чтобы переродиться в плод. Как только продуктор попадал в почку, его разум отключался, и наступала пора созерцательной фазы: он как бы немел, застывал в ожидании формирования плода. Его разум еще тлел, но уже переставал понимать внешний мир. Созерцание продолжалось весь остаток жизни, пока плод набухнет, поспеет и будет готов упасть в землю, чтобы новые семена куста Од-Генид превратились в материнское растение. В дикие времена так неимоверно везло одному из сотен тысяч эри - это было связано с его генами. Плоды могли расти на полях в огромных количествах, но часть из них уходила на корм подвижным существам, часть портилась, а другая созревала без семян. И только самое малое количество плодов с семенами запускало новый цикл в жизни эри. Конечно, даже проклюнувшиеся кусты могли легко погибнуть, и на этом этапе популяция несла серьезные потери. Опять же все зависело от способностей, внутренних резервов и воле к жизни. Поэтому зрелый, репродуктивный родительский куст, Симбиота, воплощал в себе все лучшее от популяции - сущность самых удачливых и совершенных эри.
Од-Озу повезло - он стал именно тем, чей плод однажды созрел с семенами. Генетики заботливо погрузили эти семена в питательную почву. За много бесплодных периодов, пока старшие кусты еще пытались нести пыльцу, наконец-то появилось свежее материнское дерево - последняя Симбиота.
– Я почему-то думал, что Симбиота - одна.
– В золотую эпоху их насчитывалось до тридцати. Три десятка симбиот - три десятка семейств, каждое из которых конкурировало с другими. У нас даже было несколько войн, но мы быстро поняли, к каким разрушительным результатам они могут привести.