Пилсудский

Проводив 1-ю кадровую роту на фронт, Пилсудский остался в Кракове. Сделал он это не только для того, чтобы контролировать формирование других подразделений стрелков. Даже вступив на стезю военной службы, Пилсудский до мозга костей оставался политиком, прекрасно отдавая себе отчет в том, что сражения выигрывают военные, а войны – политики. Все действия Главного коменданта стрелков, начиная с 6 августа 1914 года, показывают, что он счел галицийский период в своей биографии уже завершенным или почти завершенным. Его право командовать стрелками было подтверждено австрийцами, от них же он получал теперь оружие и патроны.

Это был его несомненный успех, но далеко не полный. Для окончательного успеха плана необходимо было общенациональное восстание в Царстве Польском, на которое он мог рассчитывать только в том случае, если бы его стрелки представляли собой вооруженное крыло некоего общенационального политического движения. Как уже говорилось ранее, попытки Пилсудского объединить большинство польских политических партий вокруг своего плана решения вопроса о судьбе Царства Польского не удались. Поэтому в общественном восприятии Комиссия конфедерированных партий оставалась блоком левых партий радикального толка. Продолжать признавать комиссию в качестве политического патрона стрелков значило заранее обречь их на ту же не очень популярную в обществе роль, которую в годы революции 1905 – 1907 годов играла боевая организация ППС. Одним словом, еще недавно столь близкая сердцу Пилсудского комиссия становилась помехой для его дальнейшей деятельности на территории русской Польши. Но просто так порвать с комиссией он не мог хотя бы потому, что ее стержнем была ППС, одним из руководителей которой он все еще оставался.

И Пилсудский применил ход, который, как ему казалось, освобождал его от балласта Комиссии конфедерированных партий и одновременно обеспечивал неограниченную свободу дальнейших политических шагов. Принимая во внимание, что о своем решении он известил членов комиссии 6 августа 1914 года, можно полагать, что оно созрело у него раньше, скорее всего в конце июля – начале августа. На заседании комиссии Пилсудский огорошил собравшихся известием о том, что в Варшаве 3 августа создано Национальное правительство, которое потребовало, чтобы Главная комендатура ему подчинилась. Зная людей, создавших правительство, он согласился с этим требованием. Теперь на повестке дня соревнование с пруссаками за право первыми войти в Варшаву. Вторым пунктом его заявления стало требование, чтобы комиссия признала этот fait accompli (свершившийся факт).

Членам ККП-СН не оставалось ничего иного, кроме как согласиться с Пилсудским, но при этом постараться сохранить лицо. Они единогласно признали его право принимать любые решения в военной области, заявив, правда, что продолжают оставаться на посту и готовы как можно скорее установить связь с Национальным правительством. Было также поддержано предложение Пилсудского в течение трех дней не разглашать содержание заседания.

Вполне закономерен вопрос, зачем Пилсудский попросил членов комиссии хранить молчание. Сам он на эту тему не высказывался, не задавались этим вопросом и его биографы. Не исключено, что будущий маршал мог опасаться оценки австрийцами не согласованной с ними политической акции как попытки дистанцироваться от них и играть самостоятельную роль. А это грозило большими неприятностями – прекращением формирования и отправки на фронт стрелковых подразделений, а также срывом начатой по распоряжению Пилсудского акции создания военных комиссариатов Национального правительства на местах. Именно так можно интерпретировать его сообщение в штаб оперативной группы Куммера от 9 августа 1914 года о мотивах, которыми он руководствовался в своих действиях. Текст столь красноречив, что заслуживает пространного цитирования: «Для придания моей организационной деятельности политического характера я решил известить, что в Варшаве возникло Национальное правительство, назначившее меня Главным комендантом польских добровольческих отрядов. Тем самым я создал политическую базу, которая облегчит мне мою организационную деятельность в сфере гражданской организации и использование края (Царства Польского. – Г.М.) во всех моих начинаниях. От имени этого правительства я намереваюсь распустить все ненадежные локальные организации и заменить их новыми, состоящими из верных людей, назначенных мной или моими делегатами. Я убежден, что таким образом я облегчу будущую организационную деятельность австрийской армии и выполню ту часть задания, которая мне поручена» [122] .

122

Galicyjska dziaialnosc wojskowa Pifeudskiego... S. 626.

Из этого сообщения можно было сделать только один вывод: все политические действия Пилсудского между 6 и 9 августа служили исключительно интересам воюющей монархии Габсбургов. Кроме того, нужно было время, чтобы составить, отпечатать и распространить воззвание этого мифического правительства. На состоявшемся сразу же после заседания комиссии на квартире В. Славека совещании ближайших соратников Пилсудский поручил написать текст воззвания и изготовить печать с орлом и надписью «Национальное правительство». Воззвание подготовил Л. Василевский, а печать перочинным ножом вырезал из мягкого камня Станислав Седдецкий – в независимой Польше сенатор.

Вторым направлением в деятельности Пилсудского оставалось формирование стрелковых подразделений. 6 августа появился приказ Главной комендатуры стрелковых союзов о всеобщей мобилизации членов стрелковых организаций и стрелковых дружин. 10 августа, помимо авангарда в 600 бойцов, были мобилизованы и вооружены еще 2500 стрелков, которые 11 августа 1914 года покинули Галицию и двинулись в направлении Кельце и Варшавы.

Огорошив членов Комиссии конфедерированных партий известием о появлении в Варшаве национального правительства и о своем ему переподчинении, Пилсудский поспешил вслед за 1-й кадровой ротой. По дороге он посетил расположенное недалеко от границы местечко Кшешовицы. Здесь, на посту жандармерии, сформированные вслед за 1-й кадровой ротой стрелковые подразделения получали карабины и патроны, а затем отправлялись в Мехов. Туда же стремился и Пилсудский, надеясь без задержки возглавить национальное восстание в русской Польше. Только с ним Главный комендант связывал в тот момент успех своего плана решения польского вопроса. 9 августа владелец одного из поместий в окрестностях Мехова подарил ему четырехлетнюю кобылу Каштанку, которая верно ему служила до ноября 1927 года и была любимицей домочадцев и солдат [123] . 12 августа Пилсудский на Каштанке во главе отряда стрелков в количестве нескольких сот человек, в составе которого была и кадровая рота, вошел в оставленный русскими губернский город Кельце и остановился в губернаторском дворце. Это был кульминационный момент в реализации его грандиозного плана изменения статуса Царства Польского.

123

Именно Каштанка изображена на наиболее известном конном портрете Пилсудского кисти Войцеха Коссака, для которого маршал позировал в ноябре 1927 года.

Но Пилсудского ждало оглушительное разочарование. Казалось бы, им были учтены все факторы, от которых зависел успех плана: ненависть к России, патриотизм и жертвенность поляков, война как детонатор освободительного движения, план ведения войны противником, согласно которому русские войска должны спешно покинуть левобережную Польшу, многолетняя пропаганда восстания, организационные мероприятия по созданию ячеек Союза активной борьбы. Подготовка восстания была поставлена перед отправляющимися в Царство Польское стрелковыми подразделениями в качестве одной из основных задач. В канун и первые дни войны активизировалась отправка в Царство Польское людей из его движения для ведения там пропагандистской деятельности. Этой работой руководил Славек, еще до начала войны получивший от Рыбака бланки пропусков через границу с печатями, которые он мог заполнять по своему усмотрению. Так, 7 – 9 августа в Царство Польское проследовала группа бывших боевиков под командованием Арцишевского, которым Пилсудский, как уже упоминалось ранее, поручил ведение разведывательной и пропагандистской работы в тылу русской армии. Вслед за разведчиками (по традиции их, как и боевиков, называли «беками») в оставленные русскими районы Царства Польского направились политические и общественные деятели. В их числе были, в частности, известные деятели ППС Сулькевич и Василевский, популярные литераторы Вацлав Серошевский и Густав Даниловский, художник В. Тетмайер. Некоторым из них, помимо ведения пропагандистской деятельности, поручалось также исполнение обязанностей представителей Национального правительства и создание его военных комиссариатов на местах. Эти административно-политические образования должны были играть в отношении вторгшихся на территорию Царства Польского немецких и австро-венгерских армий роль органов польской государственной власти и представителей местного населения.

Но реальность оказалась далеко не такой, как ее себе планировал Пилсудский. С первых же дней войны оказалось, что никакого энтузиазма у жителей «освобожденных» сел и местечек появление стрелков и эмиссаров Пилсудского не вызывало. Это вынужден был уже 9 августа признать сам организатор аферы. В уже упоминавшемся донесении в штаб оперативной группы Куммера он писал: «Что касается гражданского населения, то я всюду отмечаю полную дезориентацию и пассивность в отношении происходящего. Всеобщий страх перед русскими, которые якобы должны скоро вернуться, как и перед пруссаками, о жестокости которых повсюду говорят, и не в меньшей степени перед австрийскими частями и моими стрелками овладел многими людьми». Правда, далее Пилсудский уверял, что настроения населения постепенно меняются в более благоприятном направлении, что уже поступило более 130 заявлений от желающих вступить в стрелковые части, население «везде торопится оказать добровольную и обильную материальную помощь. Поэтому я ожидаю, что в ближайшее время повсюду отмечаемая пассивность жителей края изменится в пользу моей организации» [124] . Но, несмотря на демонстрируемый оптимизм, он, несомненно, уже понимал, что обещанного им австрийцам восстания не будет. В 1939 году профессор Шимановский вспоминал об этом времени: «Тот, кто видел Пилсудского в Кельце так, как видел его я, тот должен был заметить у него следы большого разочарования и подавленности... Пилсудский был в страшном настроении и под впечатлением общего провала» [125] .

124

Там же. S. 626 – 627.

125

РГВА. Ф. 476. Оа. 1. Д. 79. Л. 50.

Интересна реакция на действия Пилсудского и его стрелков такого непредвзятого свидетеля событий, как Осип Мандельштам. В октябре 1914 года он написал стихотворение «Polaci», в котором не смог скрыть своего недоумения:

Поляки! Я не вижу смыслаВ безумном подвиге стрелков,Иль ворон заклюет орлов?Иль потечет обратно Висла?Или снега не будут большеЗимою покрывать ковыль?Или об Габсбургов костыльПристало опираться Польше?А ты, славянская комета,В своем блужданьи вековом,Рассыпалась чужим огнем,Сообщница чужого света.

Перечисленные Пилсудским причины крайне низкой активности населения Царства Польского в самом общем виде верны. Он лишь не сказал о том, что за прошедшие после революции годы ППС утратила свое некогда немалое влияние в пользу национальных демократов, предлагавших более универсальную модель одновременного решения польского вопроса для трех частей страны сразу. Отнюдь не способствовали популярности стрелков широко применявшиеся ими рукоприкладство и реквизиция продовольствия, лошадей, повозок и оружия. Взамен они давали расписки, выписанные на некую Польскую военную казну. Такое поведение сильно беспокоило австрийцев, стремившихся к поддержанию порядка на оккупированной территории Царства Польского. Поэтому капитан Рыбак даже приостановил временно формирование стрелковых подразделений, запретил одиночный переход добровольцев через русскую границу и приказал Пилсудскому решительно пресечь реквизиции в районах действия австрийских частей.

Не подтвердились расчеты Пилсудского и на то, что русские войска быстро оставят левобережную Польшу с Варшавой и отойдут за Вислу. Тяжелое положение, в котором оказалась Франция в начале войны, потребовало от России сделать все, чтобы отвлечь на себя как можно больше немецких и австро-венгерских войск. Русское командование, готовившее наступление на Львов и Краков, не могло сдать без боя Варшаву, ибо это сразу же ухудшило бы стратегическое положение армии. Оно оставило на левом берегу Вислы часть своих сил, что заставило Пилсудского во второй половине августа отказаться от честолюбивого плана первым, раньше немцев и австрийцев, войти в польскую столицу.