Пиночет

– Неужто правда?
– еще раз спросила Катерина.

– Не знаю. Отец просил: не гони.

– А откуда не гнать?

– Ну, от конторы, от себя. Помощник председателя. Весь район знает.

Так оно и было. Началось при Корытине-старшем. Сначала над этим посмеивались, потом привыкли. Мальчишка еще в школу не ходил, рыжий карапуз, а уж прилип к старому председателю. Пришел и заявил:

– Я вырасту - буду вместо тебя председателем колхоза.

– Может, лучше летчиком, - отговаривали его.
– Или врачом. Лечить нас будешь. Или - космонавтом.

– Председателем колхоза, - твердо стоял на своем Ваня.

То ли это польстило старому Корытину, то ли вдовел он да жил одиноко и просила душа тепла, а может, и в самом деле был грешен... Теперь не узнать. Но Ваню он пригрел. Мальчишка стал своим человеком в конторе, бегал на посылках, ездил в машине с председателем по бригадам да фермам.

И когда три года назад летним днем, прямиком от больного отца, молодой Корытин приехал на хутор, то у конторы колхозного правления встретил его именно Ваня.

Этого рыжего мальчишку Корытин и прежде видел, но мельком. Волосы не стрижены, закрывают лоб; одет в заношенные до блеска спортивные брюки с надписью "Puma" да застиранную маечку. Плечи, ключицы, локти - все косточки острые, птичьи. И движенья по-птичьи быстрые. Рассусоливать не привык.

– Пошли, нечего рассиживать, - приказал он Корытину и понесся.

Когда Корытин вышел из конторы, мальчик уже сидел в машине.

Корытин завел мотор и, не слушая указаний юного провожатого, поехал было своей волей и памятью: как-никак немало здесь прожил. Но далеко не уехали: скоро наткнулись на вал и ров посреди улицы.

– Я тебе чего говорил?!
– гневно вопросил мальчик.
– Тебе говорят- ты слушай. Тут уже целый год не проедешь, никак не закопают.

– Прости, - кротко ответил Корытин.
– Не расслышал. А почему не закапывают?

– Трубы нет. Привезли, положили и ночью украли. Теперь канаются, кому трубу покупать.

– А кто же украл? Куда?

– Куда, куда!..
– рассердился мальчик.
– В Америку! Не знаешь куда... В дело. В хозяйство. Пригодится. А может, алкаши Вахе отвезли. Он возьмет. Разрезать - на поилки пойдет.

– Какому Вахе?

– Нашему, чечену. Ему поилки нужны. У него скотины дополна.

– Сколько?

– Весной пять-десять голов. А осенью - пятьдесят. И больше. Я у него спрашиваю: "Ваха, откуда скотину набрал?" - а он говорит: "Размножается". Это мы с ним так шутим. Он веселый, наш Ваха.

– Ну что ж, поехали к веселому Вахе. В Зоричев?

– В Зоричев!
– одобрил Ваня.
– Мы всегда первым делом в Зоричев ездим. Здесь - под носом, а там - рукой не достать, вольничают.

В колхозе было два хутора: Староселье - центральная усадьба с конторой, гаражом, мастерскими и Зоричев - в двадцати километрах.

– Я со всеми езжу... Я все знаю...
– говорил и говорил мальчик.
– Сколько голов, надои...

– Ну да...
– не поверил Корытин.
– И какой же надой?

– Где? На какой ферме?
– уточнил мальчик.

– На Зоричеве.

– Тысяча восемьсот.

– А на центральной?

– Почти три.

– Правда, что ли?
– повернулся Корытин к мальчику.
– А почему разница такая?

– Тебе говорю, здесь - под носом. А Зоричев не углядишь. Тянут больше.

Миновали хутор, выехали на прямую дорогу, асфальтированную и потому недолгую. Поднимешься на увал - и вот уже маячат вдали маковки старых верб да осокорей, светит белью водонапорная башня возле скотьих дворов, на краю хутора.

Вначале поехали к свиноферме.

– В свинарнике чего не работать...
– сказал Ваня, провожая глазами встречный мотоцикл с коляской.
– Кашу бери, пожалуйста, хоть два ведра, хоть три. Корми домашность свою. Тем более при колесах...
– проводил он взглядом еще один мотоцикл.
– Корма вольные, поросят берешь...

– Как это берешь?
– возразил Корытин.
– Они ведь колхозные.

– Колхозу тоже достанется. Так положено, - убеждал Корытина мальчик.

Когда вошли они в свинарник, им навстречу попалась пожилая женщина с полными ведрами.

– Борисовна, здравствуй!

– Здорово, Ваня.

– Скажи, Борисовна, ведь положено свинаркам поросят забирать? Она же работает?

Борисовна поглядела на гостя и, усмехнувшись, ответила мальчику:

– Ты у нас, Ваня, как старичок. Все знаешь.

Ваня раскрыл было рот, но что-то почуял во взгляде и в голосе своей собеседницы, что-то понял и промолчал. Хотя через короткое время все же не выдержал и убежденно сказал:

– На свинарнике хорошо работать. Я мамку ругаю: меньше пей, говорю, просись на свинарник. Я на велике буду кашу возить. Заведем свиней, будем щи со свининой есть, сало - на всю зиму, а лишнее - продадим.

На свиноферму, на ее территорию, въехали как добрые люди, через ворота, а выезжать можно было, как говорится, на все четыре стороны. Высоченная, с острыми пиками поверху железная огорожа была там и здесь целыми пролетами повалена и вдавлена колесами в землю.

– Мы этот забор в Волгограде, в аэропорту, купили, - со вздохом сказал мальчик.
– Там новый забор ставили, бетонный, а этот - не нужен. Мы с председателем его взяли, за одну свинью обменяли. Понял?

– Понял, - ответил Корытин, разглядывая набитые уже дороги от кирпичных свинарников в заборные проемы.

– Раньше лишь в ворота ездили, - объяснил Ваня.
– Никаких дыр. Только через ворота. А если в корпус идешь, к свиньям, то дезинфекция. А если в родильное отделение, то белый халат надеваешь и обувь меняешь. Понятно?
– явно гордясь, спросил мальчик.
– Не веришь? Кто хочешь скажет. Чего мне брехать...

– Верю, верю...
– успокоил его Корытин. Он знал, он помнил прежние порядки. Но как быстро они ушли! На нынешние глядеть было не больно сладко.

Хорошо, что мальчик был рядом. Он говорил и говорил:

– Дояркам чего не работать... Комбикорм бери, молоко - тоже бери. На сепараторе перегонишь - сливки. А из снятого - творог. Каймаки делай, откидное. И - на базар. Кто с машиной - вовсе легко. На машине можно много увезти. Я мамку ругаю: меньше пей, говорю, просись в доярки. Я на коляске приеду, хоть целый бидон увезу. А зимой на салазках еще больше упру. Будем жить...