Пионеры Вселенной

– Н-да! – глухо вздохнул Листов.

– А ведь здесь говорится о малых пороховых ракетах, применявшихся больше ста лет назад, – заметил Цандер. – Какие же бедствия свалятся на человечество, если капиталистами будут созданы жидкостные боевые ракеты?

Ручкин снял очки и молча стал их протирать платком, глядя мимо стола.

Цандер кивком головы указал на портрет Кибальчича, висевший на большой стене.

– Николай Кибальчич, принимая мученическую смерть, мечтал о ракетах, которые принесут благо и процветание человечеству. И мы, пока нас не заставит крайняя нужда, не должны думать над орудиями его уничтожения.

– Да, да, я согласен с вами, Фридрих Артурович, – глухо сказал Ручкин, и, откашлявшись, поднялся. – Извините!.. Пошли, тезка, нас ждут в мастерской…

3

Новый двигатель ОР-2 должен был работать не на сжатом воздухе и бензине, а на бензине и жидком кислороде, способными дать более мощную газовую струю.

Цандер настоял, чтоб камера сгорания нового двигателя создавалась в нескольких экземплярах… Одновременно делалась своеобразная камера сгорания и в бригаде Тихонравова. В мастерской работали в две смены.

Как-то днем, когда Цандер увлекся работой и совершенно забылся, дверь кабинета с треском распахнулась, ударив о стену. Раздался гул взрыва. Цандера обдало горячим ветром. Он качнулся, выронил карандаш и, вскочив, выбежал из кабинета. В коридоре уже толпились испуганные гирдовцы. Из глубины, от испытательного стенда, шел взъерошенный механик Комаров.

– Беда, Фридрих Артурович, кислород взорвался.

– А где Дубосеков?

– Сейчас идет, никто не пострадал.

– Хорошо. Всех прошу в большую комнату.

Не успели гирдовцы усесться на свои места, как в комнату ворвались трое встревоженных людей. Один, солидный, с торчащими усами, выступил вперед:

– Кто тут начальник?

– Начальника нет, он уехал на завод.

– А кто еще? С кем тут я могу поругаться?

– Если вы непременно хотите поругаться, то можете со мной, – спокойно сказал Цандер.

Усатый свирепо взглянул в его кроткие голубые глаза и недовольно крякнул:

– Черт знает что вы тут делаете… Ведь могли взорвать весь дом вместе с его жителями.

– Никакого взрыва у нас не произошло, – добродушно сказал Цандер, – просто лопнул обыкновенный примус.

– Лопнул примус? – недоуменно пожал плечами усатый. – А почему же весь дом задрожал?

– Это вам показалось… Видите, мы сидим, работаем…

– Показалось… Знаем мы эти штучки… Сегодня же всем домом напишем жалобу в Моссовет, и вас вытряхнут отсюда.

– У нас на старой квартире тоже примус взорвался, – сказал один из пришедших, – это бывает…

– Вот видите, обычный случай, а вы разволновались, товарищ… – Цандер говорил так спокойно, что усатый почувствовал неловкость за свой выпад, попятился к двери.

– Ладно, если такое дело – мы не будем писать… Пошли, товарищи…

Цандер, дождавшись, когда хлопнула входная дверь, вытер вспотевший от волнения лоб и опустился на стул.

– Друзья, сегодняшняя неудача для нас – двойной урок. Даже самые малые испытания следует проводить только за городом…

Глава тринадцатая

1

Бензин, сгорающий в кислороде, прожигал сталь! Если бы в кислороде сжигать свечу, она сгорела б в несколько раз быстрей…

Цандер, одержимый высокой мечтой, казалось, тоже сгорал в кислороде.

Он приходил на работу вместе со всеми, а уходил последним. И так изо дня в день… Помимо расчетов нового мощного двигателя, ему надо было направлять конструкторов, следить за работой механиков, токарей, слесарей-сборщиков. Каждую деталь он осматривал сам, ощупывал, словно бы испытывая на прочность, собственными руками. И всюду, где не ладилось, он появлялся незаметно, не как начальник, а как увлеченный участник работ, вникал в дело, помогал советами, подбадривал неизменным призывом: «Все преодолеем, друзья, все осилим, и обязательно полетим первыми…»

Казалось, он работал с необыкновенной легкостью, весело, зажигательно и никогда не жаловался на усталость или недомогание.

Так бывает с вдохновенными музыкантами. Играя концерт, они увлекаются, отдаются музыке, почти сливаются с ней. И публике кажется, что они играют без малейшего напряжения, легко и одухотворенно, но когда бывают взяты последние, завершающие аккорды, они нередко падают без сил, тут же на сцене…

То же происходило и с Цандером. Он был весел, увлечен работой до самозабвения. Он улыбался, подбадривал других, шутил, но многие видели и понимали, что силы его на исходе, что он каждую минуту может рухнуть, как подрубленное, но еще шумящее дерево…

В декабре гирдовцы начали монтировать двигатель ОР-2 для планера…

После собрания к Королеву неторопливо вошел старший инженер Ефремов – секретарь партийной организации ГИРДа. Сел, взлохматил темные волосы и снова пригладил их рукой:

– А ведь мы можем не успеть, Сергей Павлович. Времени мало для монтажа… Давай организуем неделю «штурма».

– А не напортачим?

– Да нет, будем следить… Вот только за Фридриха Артуровича боюсь…

– Да. Его бы в санаторий на это время.

– Хорошо бы, но разве поедет?.. Пока двигатель не примет комиссия, и разговаривать не будет…

– Ты следи за ним, Ефремов, не давай засиживаться ночами, а я похлопочу о путевке… Что касается «штурма» – согласен с тобой. С понедельничка начнем «штурмовать»… Надо только, чтоб все сердцем почувствовали необходимость этого дела. Понял?

– Да, я постараюсь разъяснить… Впрочем, и так все «рвутся в бой». Почуяли – победа близка!

– Ладно, иди действуй! Дорога каждая минута…

Через несколько дней на дверях кабинета Королева был прибит кусок ватмана с четкими буквами, тушью: «Штаб штурма».

Сюда ежечасно поступала информация о ходе работ. Здесь обсуждались трудности, здесь принимались решения… Члены «Штаба штурма»: Королев, Цандер, Ефремов – дежурили сутками, сменяя друг друга. Работы в мастерской не прекращались ни днем, ни ночью. Не только мастера, но и инженеры стояли у станков и верстаков, подгоняли детали, паяли, работали на сборке…

Двадцать второго декабря двигатель был собран.

Все, кто был в мастерской и в конструкторских комнатах, собрались у стенда.

Цандер, всю ночь следивший за сборкой, утром прилег на диване в кабинете Королева. За ним послали.