Пионеры Вселенной
Шрифт:
– Нет, я понял, папа… Понял самое главное – как построить реактивный двигатель. Это не трудно… Даже ребятам рассказывал в классе и чертил на доске схему.
– На перемене?
– Нет, на уроке физики. Семен Семеныч меня похвалил и советовал поступать в Бауманский институт.
– Ты, оказывается, шустрый, – усмехнулся Стрешнев. – Нацелился в Бауманский?
– Я хочу строить ракеты, папа. Когда приедет Фридрих Артурович, позови его к нам.
– Надо вначале кончить институт.
– Нет, папа, сейчас большинство ребят из школы идет на производство или на стройки,
– Там же нужны хорошие специалисты, а не ученики.
– А может, и возьмут… У нас учится сын одного механика из ГИРДа.
– Так что же?
– Он говорит, что скоро будут запускать реактивный планер. Нельзя посмотреть?
– Ишь ты, чего захотел, – усмехнулся Стрешнев. – Ну, хорошо, иди ужинай, ракетчик… Я побываю там… Узнаю…
5
Если человек работает увлеченно, он не замечает, как летит время… В четверг утром, когда Стрешнев приехал на работу, секретарь напомнила:
– Андрей Сергеич, вы не забыли: сегодня совещание в тресте.
– Как, сегодня уже двадцать пятое? – растерянно спросил Стрешнев.
– Да, двадцать пятое!
– Спасибо! Сейчас соберусь. – Стрешнев прошел к себе в кабинет, сел за стол, задумался.
«Конец марта, а от Фридриха ни одного письма… Уж не случилось ли беды? Или затерялись мои письма?..»
Он сложил в папку нужные бумаги и заторопился в трест…
Совещание кончилось неожиданно рано; и Стрешнев, отказавшись от талонов на обед, поехал в ГИРД.
В кабинете Цандера сидел круглолицый, рыжеватый человек с голубыми глазами, рассматривая какой-то чертеж.
– Простите, кажется, инженер Листов?
– Да, я Листов.
– Здравствуйте! Я – Стрешнев.
– А, очень рад, присаживайтесь.
– Простите, что я без приглашения… вырвался случайно… Очень беспокоюсь о Фридрихе… есть ли у вас известия?
– Получил письмо…
– Что же он? Как?
– Вот это письмо: взгляните.
Стрешнев расправил вчетверо сложенный лист клетчатой бумаги:
«Дорогие друзья!
Получил долгожданную телеграмму об огневых испытаниях двигателя ОР-2. Радуюсь, что он работал. За этим первым шагом несомненно последует большой успех.
Жаль, что я не с вами и не могу быть полезен.
Поднимайте ракеты выше и выше – ближе к звездам. Дерзайте! Вперед, на Марс!»
Стрешнев неторопливо сложил письмо, положил на стол.
– Послушайте, это хорошее, ободряющее письмо, но оно звучит как завещание.
– Разве? – удивился Листов. – Мы восприняли его как боевой призыв.
– А когда вы получили письмо?
– Да уж дней десять прошло…
– И больше ни звука?
– Нет… Он не охотник писать…
Дверь распахнулась, размашисто шагая, вошел плотный, чернявый человек с озабоченным лицом, протянул Стрешневу крепкую руку, глухо сказал:
– Королев!
– Стрешнев.
Королев взглянул потеплевшими, но все же озабоченными глазами:
– Тот самый?
– Очевидно, да…
– Рад познакомиться… Тогда это и вас касается – вот телеграмма из Кисловодска.
Цандер заболел, его положили в больницу – подозревают сыпной тиф.– Это скверно, если тиф, – сказал Листов. – Ты звонил жене?
– Да, только сейчас… Она говорит, что он болел сыпным тифом в революцию… а дважды сыпняком не болеют…
– Очевидно, ошиблись с диагнозом, – сказал Листов.
– Простите мое вмешательство, товарищ Королев, но боюсь, что диагноз правильный, – взволнованно заговорил Стрешнев. – Насколько мне помнится, Фридрих болел не сыпным, а возвратным тифом… Что вы собираетесь делать?
– Я заготовил телеграмму в горком партии, прошу принять все меры… Там хорошие врачи, – сказал Королев.
– Надо бы поехать туда, – посоветовал Стрешнев.
– Да… А кому? У нас сейчас – решительно некому…
– Тогда поеду я! – твердо сказал Стрешнев и поднялся. – Извините, нельзя терять ни минуты.
Он поклонился и выбежал из комнаты…
Стрешнев добрался до Кисловодска на третьи сутки, перед рассветом. На вокзале было зябко и безлюдно. Искать больницу в темноте в сонном городе не имело смысла. Стрешнев присел поближе к печке, поставил в ноги чемоданчик и задремал… Прошло часа полтора. Вдруг он очнулся от резкого стука – кто-то бросил на диван кованый сундук. Стрешнев открыл глаза. Было уже совсем светло… Сдав чемодан в камеру хранения, отправился разыскивать городскую больницу.
Город только оживал. Заспанная санитарка в приемном покое, открыв окошечко, сказала сердито:
– Прием с восьми. Больше не стучите.
– Мне не прием, я больного ищу. Из Москвы приехал…
– А чем болеет он?
– Говорят, тиф.
– Идите в самый конец, там за забором – тифозное отделение. Но туда не пускают…
В самом конце больничного городка Стрешнев увидел забор, и за ним длинное здание из красного кирпича. В ворота только что въехала машина с дровами, и они оставались открытыми. Стрешнев проскользнул; и не по дороге, а напрямик по темной тропинке в снегу, зашагал к зданию.
Когда он завернул за угол, от крыльца, от главного входа, санитар в белом халате отвозил крытую продолговатую коляску на высоких тонких колесах. У Стрешнева кольнуло сердце, он даже остановился и проводил глазами идущего сзади коляски санитара, пока тот не скрылся за забором…
Затем он взошел по лесенке на крыльцо, отдышался у двери, позвонил.
Открылось окошечко. Выглянула пожилая женщина в белой косынке.
– Вам кого?
– О товарище справиться пришел.
– Как же вас пустили?
– Есть разрешение от главного врача… Я из Москвы.
– Вон как… О ком же вы хотите узнать?
– Цандер Фридрих Артурович у вас лежит?
– Цандер? Это что, из санатория?
– Да, да.
– Светловолосый такой… еще на непонятном языке бредил?
– Да, да, он…
– А вы кем доводитесь ему?
– Товарищ, друг, вместе учились…
– Скончался… Скончался на рассвете… Только сейчас повезли в морг…
Стрешнев отшатнулся, словно его ударили в грудь. Постоял в раздумье и, сняв шапку, побрел сам не зная куда…