Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2
Шрифт:
Но все только покачали головами.
— Вы были нашим признанным вожаком. Пастырем. Исчезнете вы, и стадо рассыплется… Шёлковая Нить — не мы, а творчество, наше общее героическое усилие. Без вас его не будет.
— Да бросьте ныть! Что за слова?! Вместо амбулатории станете собираться в клубе под видом репетиций: это будет ещё незаметнее! Выше головы! Давайте руки на прощанье!
Мои друзья грустно протянули руки.
Мы крепко-накрепко обнялись.
— Сейчас
Но Катя побледнела, насупилась и, выдернув листок из медицинского журнала, села в сторону.
— Что это вы?
— Пишу вам на память. Николай, садись и ты!
Оба поэта, нахмурив брови, углубились в творчество. Я быстро уложился и через полчаса вернулся назад.
— Ну, товарищи поэты, вы готовы?
Улыбающийся Николай Петрович Кузнецов и нахмуренная Катя Владимирова протянули мне свои листки. У обоих получились удачные вещи — у Кузнецова шуточная, на тему о расставании и встрече двух потёртых монет, у Кати — серьёзное, о смысле нашего общего дела.
Судьба обоих произведений оказалась различной. Кузнецов написал своё стихотворение на папиросной бумаге, Катя — на обёрточной. День был ветреный и морозный, градусов 25. Идти далеко. Конвоир и заключенный сняли бушлаты, покрылись с головой, обнялись; я крепко взял стрелка за автомат, и мы зашагали по сугробам. Холод не располагал к частым остановкам. Но пройдя километров пятнадцать, решили сделать перекур. Папиросная бумага Николая Петровича пошла на цигарки, и его стихотворения я, к сожалению, не запомнил. Осталось в памяти только растроганное и улыбающееся лицо. Но побледневшее лицо Кати тоже не забылось, как и её стихотворение, написанное на жёлтой обёрточной бумаге, не подходящей для курения. В Марраспреде я заучил стихотворение наизусть.
Слова прощального привета остались со мной как гимн.
Вот эти вдохновенные строчки:
Как в грубой пряже шёлковая нить, Так вы вплелись в мои дела и годы. Живёте вы — и хочется мне жить, Идя за вами в чаянии свободы. Отгорит и сойдет огонь Этих лет, как позор и тень, И поднимет всех нас на ладонь Двадцать первого века день! Пройдёте вы, как всё пройдёт на свете, Судьбой ослепшею замучен и гоним, А я — я счастлива, что на одной планете Дышала с вами воздухом одним! Отгорит и сойдет огонь Этих лет, как позор и тень, И поднимет всех нас на ладонь Двадцать первого века день! Пусть против нас этот кровавый век, Но ваш пример — мне вызов и награда: С ним лучше кажется мне каждый человек И кажется, что жить на свете надо! Отгорит и сойдет огонь Этих лет, как позор и тень, И поднимет всех нас на ладонь Двадцать первого века день!Москва. Октябрь 1967 г.
Продолжение следует…
Фото форзацы
Чехословакия 1920-е