Пир на закате солнца

Злобное рычание из тьмы…

Угаров судорожно вжался спиной в мокрый камень. Ну вот, выходит, не помогло. Не сумел спрятаться…

Возня, лай… Нет, это просто собаки, бездомная стая роется в мусорных баках. Бездомная стая на ночной охоте. Но это не та охота…

ТА ОХОТА БЛИЗКО, НО ЕЩЕ НЕ ЗДЕСЬ.

Он это знает, чувствует. У него ничего не осталось, кроме этого животного чутья, внутреннего инстинкта. И даже тот звонок по телефону ЕЙ – этой чужой, в сущности, женщине, кричавшей ему так отчаянно и так зло слова любви по телефону, – это скорее просто жест… прощальный жест… Просьба о прощении – это тоже жест, попытка выглядеть перед самим собой прежним.

«Чтобы было все по-человечески» – когда-то он говорил это ЕЙ, а может, Полине. Это самое «по-человечески» казалось панацеей от всех проблем. Но это тоже осталось где-то там – за гранью, которую он сознательно перешагнул, когда в парке двинулся следом за той тенью из прошлого. Когда вступил на запретные земли там, у дома с заросшим палисадником, в окнах которого отражался оранжевый мертвый закат.

И эта грань, которую он перешагнул, лишила его надежды на возврат.

Угаров вспомнил, что в одном из заброшенных домов, где он прятался, в комнате с вывороченными рамами, с валявшимися на полу газетами, заляпанными краской, на стене висел осколок зеркала. И он подошел и заглянул в этот осколок. И не увидел себя.

Андрея Угарова, которого он знал, чувствовал, видел прежде во всех зеркалах, больше не существовало.

Был лишь некий фантом – заросший щетиной, измученный дождем, холодом, ночевками в сырых подвалах, с безумным затравленным взглядом существа, за которым по пятам гонятся… гонятся…

ЗНАТЬ, ЧТО ЗА ВАМИ СЛЕДЯТ, ИДУТ НЕОТСТУПНО, ЖЕЛАЯ ЗАПОЛУЧИТЬ ВАШЕ…

ПРИШЛИ ПО МОЮ ДУШУ??!!

Угаров задохнулся: ему показалось, что он заорал это во всю мочь своих легких, а на самом деле это едва слышно прошептали его губы. Во рту пересохло. Дождь, лужи кругом, а ему так хочется пить…

Вот такая же жажда мучила его там, на обратном пути, когда он сел в машину и поехал, оставив ее… женщину у крыльца в палисаднике. Она даже не вскрикнула, когда он ударил, размозжив ей череп.

МАТЬ, МАМА, ЗАПОМНИ МЕНЯ ТАКИМ…

Какое было лицо у Сереги Мещерского, кореша юности, когда он слушал его признание…

Чего-то он все же не досказал ему. А, о том, что пить хотелось на обратном пути. Никаких других эмоций – страха, раскаяния, жалости, даже удовлетворения от содеянного – ничего, кроме жажды… Чисто инстинктивной жажды…

Все эмоции, ВСЕ ЭТО, ВЕСЬ ЭТОТ НЕСКОНЧАЕМЫЙ КОШМАР наступил потом. А там тогда просто хотелось пить, пить…

И сейчас…

Гравий, парковый гравий зашуршал, осыпался, легкая дрожь просекла листву старых лип. Угаров обернулся на звук. НИЧЕГО ЭТОГО НЕ БЫЛО, но он видел: мраморная статуя посреди парковой дорожки у шпалеры, увитой шиповником. Там не было никакой статуи, он же отлично это помнил, он остановился там, тогда… Мраморное тело было живым. Мраморное лицо обратилось к нему – гримаса боли, те самые черты. Как ОНА, которую он убил, превратилась в… Раны, так похожие на укусы, когда из живого еще тела вырывают куски мяса, захлебываясь кровью от жадности.

Вот что такое – убить и уехать, думая, что все сойдет с рук, все забудется, канет в небытие до следующего раза, до новой охоты…

Возле тела возникла маленькая фигурка и приникла к ранам, присосалась, как пиявка, хрипя и повизгивая от возбуждения, а потом быстро обернулась, сверкнув в темноте угольками глаз.

Угаров попятился, но… Там, за ним, была лишь стена то ли склада, то ли ремонтного цеха. Все произошло слишком быстро. Чудовищно быстро.

Он получил предупреждение, он готовился, пытался спрятаться, скрыться, ища надежное убежище, но его настигли, до него добрались.

И как, в какую минуту это случилось, гадать уже было бесполезно.

Москва подключилась к операции по задержанию быстро и оперативно. Оцепить в ночное время район промзоны, примыкающий к железной дороге, – в этом в принципе не было ничего невыполнимого.

Когда Катя увидела патрульные машины, сотрудников ППС и ГИБДД, всю эту немного показную, чисто ведомственную суету, которая всегда словно аура окружает такие события, как задержание ОО – «особо опасного», у нее отлегло от сердца.

В самом деле отлегло. Все это было привычным, виденным десятки раз, описанным в репортажах для криминальной полосы с той или иной дозой вероятности и вымысла.

Только вот в каких пропорциях вымысел и вероятность будут присутствовать на этот раз, Катя боялась даже предполагать. Просто смотрела по сторонам, стараясь не упускать из виду Мещерского и не отставать от полковника Гущина.

Блестящие от дождя крыши, мокрые рельсы, скопище каких-то строений – то ли гаражи, то ли склады, то ли цеха. Луч железнодорожного прожектора прокладывал узкую оранжевую тропу, и она уводила куда-то в глубь этого заброшенного безлюдного места.

– На машинах туда не проедешь. – Гущин включил фонарь. – Оцепление пусть так и остается на месте, а мы двумя группами начнем осмотр территории.

В группах было по нескольку сотрудников да плюс еще «приданные силы» из числа московских коллег из отдела милиции Тушина, но…

То ли территория промзоны была велика, то ли света мало – «приданные силы», да что говорить, все они, едва лишь ступили во тьму под дождь, как-то разом все растворились, потерялись в этом урбанистическом пейзаже. Хаос и запустение…

Кого здесь можно найти? Разве мы найдем ЕГО? – Катя, подняв голову, подставив лицо под струи дождя, видела вокруг лишь кирпичные стены и черный треугольник неба между ними. Это было похоже на горное ущелье. Старый цех трикотажной фабрики – шесть этажей, выбитые стекла, здание, предназначенное под снос. Темная громада, как склон горы. А вот еще один цех, двор, заваленный бытовым мусором, и дальше арка между кирпичными заводскими коробками.

Арка… ворота…

Мещерский повернул туда.

– Без меня не ходи! – Катя по лужам, не обращая внимания на застывшие ноги, догнала его чуть ли не бегом. – Постой, ты ничего сейчас не слышал?

– Нет.

– Вот сейчас.

– Это бродячие собаки.

ГРАЖДАНИН УГАРОВ, СОПРОТИВЛЕНИЕ БЕССМЫСЛЕННО, МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ, ПРЕДЛАГАЕМ ВАМ СДАТЬСЯ И ВЫЙТИ!

Прогремело в мегафон со стороны патрульных машин, перекрывших въезд на территорию. Словно в рог протрубили во время большой охоты. Того, за кем гнались, поднимали, как зверя в берлоге, надеясь спугнуть, заставить выдать себя.