Пир
Шрифт:
(Аплодисменты.)
Песня о хлебе стихает.
ОБОЛЕНСКИЙ: Ансамбль имени Моисеева!
Звучит русская народная музыка. В чашах открываются потайные дверцы, и на сцену ручейками из сцепившихся танцоров вытекает русская закуска; на каждом танцоре костюм, изображающий конкретную закуску: холодец, соленые грибы, квашеную капусту, селедку, осетрину, моченые яблоки и т.д. Вскоре вся закуска оказывается на сцене и, сплетаясь и расплетаясь, лихо отплясывает; штоф с водкой открывается, из него вытекает «ручей» водки – сцепившиеся танцоры в прозрачных, переливающихся костюмах; появляются кружащиеся гжельские стопки, водка вливается в них; расписные ложки выбивают чечетку, свистит
ОБОЛЕНСКИЙ: Друзья! Выпьем за наше здоровье!
ШНОГОВНЯК: Шоб нам было не только что есть, но и чем есть!
СОКОЛОВСКАЯ: Чтобы дом наш был полной чашей!
(Аплодисменты.)
Звучит гимн Российской Федерации, зрители встают; все пьют, закусывают; это продолжается 24 минуты.
ОБОЛЕНСКИЙ: Прекрасно! (вытирает губы платком.)
ШНОГОВНЯК: Как говорится: пошли нам, Боже, и завтра то же!
(Смех в зале.)
ОБОЛЕНСКИЙ: Выпить и закусить по-русски… что может быть лучше?
ШНОГОВНЯК: Выпить и пообедать по-русски! Это еще лучше!
(Смех.)
ОБОЛЕНСКИЙ: Иван, не торопись. До обеда дойдет время. Сейчас мне хочется…
ШНОГОВНЯК: Сплясать?
(Смех.)
ОБОЛЕНСКИЙ: Пока нет. Мне хочется вспомнить, как ели наши родители. Давайте вспомним, друзья! И сравним объективно, по-русски. И пусть у некоторых горе-критиков, как говорит наш президент, отсохнут их поганые языки!
ШНОГОВНЯК: Сегодня для вас играет эстрадно-симфонический оркестр московского телевидения «Белая береза» под управлением Геннадия Абалакова.
ОБОЛЕНСКИЙ: Композиция Виктора Глузмана.
ШНОГОВНЯК: «Жидкий маргарин».
ОБОЛЕНСКИЙ: Аранжировка Геннадия Абалакова.
(Аплодисменты.)
На сцене появляется советский джазовый оркестр в белых костюмах; дирижер взмахивает палочкой, оркестр начинает играть лихую джазовую пьесу времен довоенного советского джаза; на сцену выбегают три девушки в белых обтяжных кожаных костюмах; в руках у них большой (раза в три больше обычного) примус, медный таз и громадная пачка маргарина; двигаясь в такт музыки, девушки накачивают примус, зажигают огонь, ставят на примус таз, распечатывают и кладут в таз брус маргарина, который с трудом помещается в тазу; сильное пламя охватывает таз снизу, девушки кладут ладони на маргарин, нажимают, помогая ему плавиться; при этом они извиваются в такт музыки; вдруг по команде дирижера музыканты прерывают пьесу, вскакивают с мест и выкрикивают хором: «А ну-ка, замри!» Девушки замирают; на сцену выбегают два санитара с носилками; на носилках сидит прокаженный в больничном халате; вместо пальцев на его руках култышки, половина левой ноги отсутствует, а на месте носа зияет дыра, напоминающая воронку; санитары стряхивают прокаженного с носилок на пол.
ОРКЕСТРАНТЫ: А ну-ка, нюхни!
Прокаженный быстро, как краб, перебирая ногами и руками подползает к замершим, наклонившимся над маргарином девушкам, приспускает одной из них штаны, раздвигает руками ягодицы и, сильно прижавшись носом-воронкой к анальному отверстию, громко и жадно нюхает, издавая необычный трубный звук. Оркестр начинает играть ту же мелодию, но в более быстром темпе. Прокаженный вспрыгивает на носилки, санитары уносят его. Девушки оживают. Две продолжают плавить маргарин, а девушка со спущенными штанами мечется по сцене, порываясь убежать. Но из-за кулисы навстречу ей выбегает высокий
мускулистый рабочий в спецовке с огромной кувалдой в руках.ОРКЕСТРАНТЫ: Уебох!Уебох!Уебох!
Девушка бросается в сторону, но, запутавшись в штанах, падает. Рабочий с ревом размахивается и изо всех сил бьет ее кувалдой по голове. От страшного удара голова раскалывается, мозговое вещество и кровь летят в стороны. Рабочий хватает девушку за ногу и уволакивает за кулисы. Две оставшиеся девушки продолжают свое занятие.
ОРКЕСТРАНТЫ: А ну-ка, замри!
Девушки замирают. На сцену в сопровождении двух железнодорожных контролеров, опираясь утюгами об пол, выкатывается безногий инвалид в ватнике и на тележке. Подъехав к девушкам, он бросает утюги.
ОРКЕСТРАНТЫ: А ну-ка, воткни!
Инвалид молниеносно спускает штаны девушки до колен, подпрыгивает, вцепившись в плечи повисает на ней и совершает с ней быстрый половой акт, скуля и крякая. Оркестр играет ту же мелодию, но в еще более быстром темпе. Инвалид вспрыгивает на тележку, хватает утюги и укатывает со сцены. Контролеры бегут за ним. Девушка у таза плавит маргарин, девушка со спущенными штанами с плачем мечется по сцене. Из-за кулисы навстречу ей выбегает толстая крестьянка в сарафане и с вилами наперевес.
ОРКЕСТРАНТЫ: Уебох!Уебох!Уебох!
Крестьянка с воем втыкает вилы в спину девушки. Девушка кричит и умирает в конвульсиях. Крестьянка хватает ее за ногу и уволакивает со сцены. Оставшаяся девушка занимается маргарином, который уже почти расплавился.
ОРКЕСТРАНТЫ: А ну-ка, замри!
Девушка замирает. На сцену двое конвоиров выволакивают зэка-доходягу в арестантской робе.
ОРКЕСТРАНТЫ: А ну-ка, кусни!
Зэк подползает к девушке, трясущимися руками стягивает с нее штаны, впивается зубами в ягодицу и с трудом вырывает кусок плоти. Оркестр играет совсем быстро. Зэка уволакивают конвоиры. Девушка с криком мечется по сцене.
ОРКЕСТРАНТЫ: Уебох!Уебох!Уебох!
Навстречу ей выбегает интеллигент в тройке, в очках и шляпе, с огромным деревянным циркулем в руках. Зажав шею девушки ножками циркуля, он душит ее, потом хватает за ногу и уволакивает со сцены.
На сцену выбегает группа пионеров в красных галстуках. Они выкатывают из-за кулисы стеклянную конструкцию, состоящую из тридцати двух пол-литровых бокалов, подведенных к ним трубок и большой емкости. Сняв таз с жидким маргарином с огня, пионеры выливают содержимое в емкость. Оркестр перестает играть, только барабанщик выдает дробь. Пионеры выстраивают вокруг стеклянном конструкции пирамиду. Маргарин из емкости растекается в бокалы. Пионеры берут бокалы, поднимают.
ПИОНЕРЫ. За нашу советскую Родину!
Музыка резко обрывается; свет на сцене становится призрачно-голубым; пионеры и оркестранты застывают, как гипсовые изваяния.
ОБОЛЕНСКИЙ: Это наше так называемое героическое прошлое.
ШНОГОВНЯК: По которому так горько плачут некоторые умники.
ОБОЛЕНСКИЙ: Им не терпится снова напиться жидкого совкового маргарина.
ШНОГОВНЯК: И с песней, как говорят, задрав штаны, строить коммунизм.
ОБОЛЕНСКИЙ: Но мы с вами не хотим есть и пить по-старому.
(Аплодисменты, крики одобрения.)
ШНОГОВНЯК: А поэтому мы говорим – да здравствует Новая Пища!
ОБОЛЕНСКИЙ: Да здравствует Пища Здравого Смысла!
(Аплодисменты.)
Вместо окаменевших синеватых призраков прошлого возникает яркое, во всю сцену изображение витрины мясного отдела Филипповского гастронома; здесь колбасы и ветчина, копчености и всевозможные деликатесы; на всех продуктах оттиснута желто-белая эмблема фирмы МОРАН.
ОБОЛЕНСКИЙ: Фирма Ивана Морана – спонсор нашего концерта!