Пират.Дилогия

– Ах, Андреас, мне чтото туго, – обернувшись, маркиза стрельнула глазами. – Прошу, ослабьте шнуровку…

Молодой человек немедленно вскочил с кресла, подошел… почувствовав пальцами теплую шелковистость кожи.

– Дада, вот так… Пожалуй, и еще можете распустить… Ага!

А дальше уже, пожалуй, и некуда было – верхняя часть платья просто соскользнула, тихо шурша, обнаженная до пояса дама обернулась. Сверкнули глаза, и большая тугая грудь ее призывно качнулась.

– Идите сюда, друг мой… Вам нравится моя родинка?

Ни слова не говоря, Громов обнял женщину за талию и поцеловал в щеку… в мушку… а затем – в губы, и – очень осторожно – в грудь.

– Развяжи мой пояс, милый Андреас… Теперь дай, а я раздену тебя сама…

Оба слились в любовном экстазе здесь же, в кабинете, на стоявшей в углу софе, софа поскрипывала, а маркиза, томно закатив глаза, кусала губы:

– Ах, друг мой, ах… Как я рада, что ты пришел!

Большая грудь Эжены волнительно колыхалась, и кудато делась родинка со щеки – словно и не было, видать и впрямь – мушка.

– Ах, друг мой!

Лейтенант покинул маркизу дель Каррахас почти через три часа, и все это время они находились в кабинете, видать, хозяйка все же опасалась слуг. Впрочем, если верить словам капитана Педро – эта женщина вообще ничего не опасалась, тем более, в том, что касаемо любви.

Несмотря на весь напряженный ход встречи, Андрей все же успел спросить о Красном Бароне, однако получил довольнотаки уклончивый ответ. Мол, для многих знаний время еще не пришло. Значит, знает всетаки! Не зря зашел.

Перед встречей с Амалией молодой человек успел поспать и даже выкупаться на заднем дворе дома в бадейке с водою, которую использовал по утрам вместо душа.

– Месье Кавузак прислал с утра слугу, господин, – по ходу дела докладывал Жоакин. – Мы задолжали за танцы и фехтование полдублона.

– Так отдал бы! Знаешь ведь, где деньги лежат.

Мальчишка замахал руками:

– О, сеньор! Как же я могу – без вас?

Вообщето, верно сказал. Выбравшись из бочки, Громов поощрительно улыбнулся, заворачиваясь в поданное слугой полотенце.

– Эх, сейчас бы водочки… Впрочем – не время.

– Что, господин? – не поняв, переспросил Перепелка.

Молодой человек отмахнулся:

– Так… Всему свое время, как сказала одна красивая женщина. Интересно только, что она имела в виду?

Восточные (турецкие) бани располагались не так и далеко от съемных апартаментов Андрея, в той части города, где впоследствии будет проложен проспект Диагональ. Вообще, Громову нравились названия главных барселонских улиц – Диагональ, Параллель, Меридиана…

Как и положено всякому уважающему себя господину – тем более заместителю коменданта крепости Монтжуик! – Громов явился в баню в сопровождении слуги: в большой ивовой корзине Жоакин Перепелка нес для своего хозяина свежую нижнюю одежку, простыни, полотенце и кувшинчик неплохого вина, купленного в таверне неподалеку от дома.

Кроме Громова и Жоакина, в бане уже были и другие посетители, правда, не так уж и много: двое слуг терли спину какомуто усатому толстяку, блаженствовавшему в большой бадейке, и гдето с полдюжины человек плескалось в бассейне. Еще ктото был и в парной, однако погреть кости Андрею так и не удалось, по крайней мере сейчас – едва молодой человек направился в парную, как подскочил окутанный паром банщик:

– Господин лейтенант?

– Ну да, он самый.

– Вас хочет видеть одна… одно лицо.

– Так кто же против?

– Идемте за мной, господин.

Велев Жоакину ждать да приглядывать за одеждой, Громов зашагал следом за служителем. Андрей уже неплохо понимал покаталонски, особенно – такие простые фразы, только вот говорил еще недостаточно хорошо, но и это Перепелка обещал быстро исправить, парнишка неожиданно оказался весьма приличным учителем… или просто Громов был прилежным учеником?

– Сюда, господин, – обернувшись, банщик приоткрыл небольшую дверцу позади заполненного теплой водою бассейна, однако сам не входил, пропустив «сеньора лейтенанта».

Молодой человек вошел в небольшое, окутанное паром помещение, где имелась еще одна дверь – оттуда и послышался веселый женский голос:

– Ну идите же скорее, сеньор!

Полулежавшая на несколько узковатом, как видно – предназначавшемся для массажа, ложе Амалия де КамбресиРозандо, нынче вовсе не напоминала глупую и напыщенную куколку – женский идеал эпохи барокко. Обычная девчонка, закутанная в простыню, юная красавица, блондиночка с карими сияющешоколадными глазами и губками настолько прелестными, что Громов не выдержал – нагнулся, поцеловал… Простыня, словно сама собою, упала, обнажив стройненькую и хрупкую фигурку с тоненькой талией и маленькой, но весьма аппетитной грудью.

– Идите сюда, Андреас…

– Мы что же, так и будем на «вы»?

Молодой человек еще раз поцеловал девчонку в губы и, погладив по спине, крепко прижал к себе, чувствуя, как горячие ладони ласкают его плечи. Их тела слились в едином порыве страсти, вдруг захватившей обоих, как захватывает дух у летящих с ледяной горки в санях.

О, Амалия знала толк в искусстве плотской любви, вот она уже оказалась сверху, и Громов гладил стройные бедра, ласкал ладонями пупок и грудь… пусть и маленькую, но вызывающую такое желание, что, конечно же, молодой человек противиться не стал. Он же был молодой мужчина, тем более неженатый… точнее сказать – разведен.

– Андреас! Андреас!

Изогнувшись, юная кудесница прижалась к Андрею всем телом, и потом вдруг резко отпрянула, упершись своими горячими ладонями молодому человеку в грудь… И снова резко прижалась… Ах, какая у нее была талия! Настолько тонкая, что Громов едва не обхватил ее одними пальцами – всю.

– Ты был у Эжены? – откинувшись на ложе и тихонько смеясь, спросила Амалия.

Громов не стал отнекиваться:

– Был!

– О! – расхохоталась девушка. – Маркиза своего не упустит. Впрочем… коечто осталось и на меня. И даже – не коечто! О, милый Андреас, – ты такой необычный.

– Чем же? – погладив девушку по груди, улыбнулся сеньор лейтенант.

– Тем, что добрый, – вдруг перестав смеяться, Амалия отвечала на полном серьезе. – Добрый ко мне, женщине, я же чувствую! Ты хочешь сделать хорошо мне и обо мне в первую очередь думаешь – поверь, это заметно… и очень приятно.

– А что, другие – не так? – Громов внезапно осекся, поняв, что, наверное, сморозил глупость.

Вместо ответа Амалия накрыла губы молодого человека своими, и Громов с пылом поддержал вновь вспыхнувшую страсть. В обоих тлело сейчас неугасимое пламя, время от времени вспыхивая так, что отражение этого пламени сверкало в глазах – сероголубых и карих…