Пираты Гора

Я с благодарностью потрепал ее по плечу.

— Многое из того, что я позволял себе, было непростительно, — сказал я.

— Так поступает каждый из нас, — рассмеялся Самос. — Или поступил бы, или мог бы поступить: все зависит от обстоятельств, с которыми ему пришлось — или не пришлось — столкнуться на своем пути.

— Если кто и был уничтожен, — едва слышно пробормотала Телима, — то это я.

Во взгляде Самоса появилась не свойственная ему теплота.

— Ты пошла за ним даже в Порт-Кар, — заметил он.

— Я люблю его, — ответила Телима. Я крепче прижал ее к себе.

— Значит, ни один из вас не был ни уничтожен, ни потерян для себя самого, — усмехнулся Самос. — Вы — люди, и вам присуще все человеческое.

— Даже слишком, — уточнил я.

— В борьбе с Другими нельзя не быть человечным, — заметил он.

Услышать от Самоса нечто подобное? Я не верил собственным ушам.

— Вы оба узнали себя лучше, чем прежде, — продолжал он, — и это знание поможет вам глубже понять остальных — их силу и их слабости.

— Скоро рассвет, — словно отвечая собственным мыслям, пробормотала Телима.

— Осталось лишь одно препятствие, — заметил Самос, — и ни один из вас, по-видимому, даже теперь до конца его так и не понимает.

— Что же это? — спросил я.

— Ваше высокомерие, — ответил Самос, — столь развитое в вас обоих, — он усмехнулся. — Теперь, когда вы распрощались с иллюзиями, с собственными представлениями о самих себе и познали истинную суть своего характера, когда разрушены ваши прежние идеалы, ваше высокомерие может толкнуть вас в другую крайность. Ведь вы ни в чем не признаете золотой середины. Вы непременно должны быть или Царствующим Жрецом, или животным. Ваше высокомерие потребует от вас либо рождения новых мифов, новых иллюзий, еще более высоких и прекрасных, либо полного отречения от веры во что бы то ни было. Крайность — основная черта вашего характера. Если уж я не лучший, значит, непременно должен быть худшим, думаете вы. Если нет высоких, поражающих своей красотой идеалов, значит, пусть вообще ничего не будет. — Голос Самоса зазвучал тише и мягче. — Но есть и еще нечто, — продолжал он, — между образом, порождаемым воображением поэта, и чавкающим животным, утопающим в грязи.

— И что же это? — спросил я.

— Человек, — ответил Самос.

Я снова окинул взглядом открывающуюся перед нами панораму. Но теперь я смотрел не на бескрайние серые болота, а на город. На «Верну» «Телу», бок о бок стоящие у берега внутреннего причала в моих владениях, на длинные руки калов, зажатые стенами домов и стремящиеся дотянуться до моря, на взметнувшиеся в небо крыши зданий, нетерпеливо замерших в ожидании первых лучей солнца.

— Зачем я был доставлен в Порт-Кар? — спросил я.

— Чтобы подготовиться к новому заданию.

— Какому заданию?

— Раз ты больше не состоишь на службе у Царствующих Жрецов, это не имеет никакого значения.

— В чем состоит задание? — настойчиво повторил я.

— Нужно построить корабль. Отличный от всех известных до сих пор.

Я посмотрел на него.

— Такой, на котором можно было бы выйти за край этого мира, — ответил Самос.

Это выражение обычно употреблялось, когда речь шла о морских просторах, простирающихся западу от Тироса и Коса, начинающихся в нескольких сотнях пасангов от этих островов. Горианские корабли никогда не выходили в эти воды, а если кому и случалось — ни один из них

вернулся.

Самосу, конечно, не хуже моего была известна ограниченность так называемых знаний первой ступени. Знал он и о шарообразности Гора. Мне всегда было непонятно, почему люди так настойчивы в своих попытках узнать, что лежит к западу от Тироса и Коса. Даже Телиме, ознакомившейся в доме Самоса с основами знаний второй ступени, было известно о том, что понятие «конец мира», принятое в программе горианского образования, является всего лишь фигуральным выражением. Тем не менее для горианцев мир действительно в определенном смысле «кончался» на западе за Тиросом и Косом, как на востоке «кончался» Валтайскими горными хребтами. Именно здесь пролегали границы «известного мира». На севере и на юге изведанные людьми территории переходили в бескрайние ледяные пустыни.

— И кто может построить такой корабль? — поинтересовался я.

— Терситус.

— Но ведь он же сумасшедший.

— Он — гений.

— Нет, я больше не состою на службе у Царствующих Жрецов, — решительно сказал я.

— Ну что ж, — Самос направился к ведущим с башни ступеням, — тогда желаю тебе всего хорошего, — бросил он через плечо.

— Тебе тоже всего хорошего, — ответил я.

Хотя на Телиме был ее собственный плащ, она вся дрожала. Я распахнул свой, адмиральский, и закутал им нас обоих.

Именно так мы и встретили этот рассвет, эти первые солнечные лучи, взметнувшиеся над городскими стенами, пробежавшие по крышам домов, заливая их золотистым светом, перепрыгнувшие узкий Тамберский пролив и нырнувшие в благословенные воды блистательной Тассы.