Писец. История одного туриста

– Не доводилось.

– Вот и прекрасно! Уверен, Вы её тоже полюбите! Так что вылет через два часа. Патриция, будь осторожна! И не попадайте в криминальные сводки – нам реклама не нужна! А у меня дела. Удачи!

Мы с Патрицией выходили из особняка, когда к нему подъехала ещё одна дорогая повозка – судя по всему, бизнес любезного мистера Каннингема процветал.

Из повозки вышла азиатская дама лет пятидесяти. Она была в белой шубе, хотя воздух был тёплым, как свежая булка, а солнце так разгорячилось, что могло припечь зазевавшегося чудака.

На женщине, кроме шубы, были развешаны золотые украшения с камнями, которые блестели на солнце и слепили глаза.

С дамой был странный молодой человек, который смотрел себе под ноги и не поднимал своей головы.

Гостей сопровождала парочка шкафообразных, но шустрых телохранителей, которые с подозрением отнеслись к нам с Патрицией и чуть было не обыскали – лишь вмешательство Каннингема из окна второго этажа спасло нас от унизительной процедуры.

Через пару-тройку часов мы с Патрицией вылетели в Милан.

04

В железной птице мы молчали.

Якоб Гроот, по привычке, волновался изо всех сил, а Патриция читала какой-то женский журнал с яркими картинками.

Потом я устал волноваться и начал засыпать.

– Что у тебя с отчимом? – услышал я голос Патриции.

Разговор о мяснике не доставлял мне особенной радости, как вы, наверное, понимаете.

– Ничего, – ответил я.

– Я заметила, что вы не общаетесь.

– Это не важно.

– Не хочешь говорить о нём?

– А зачем?

Привезли обед. Патриция есть не стала, взяла лишь кофе, а я с жадностью накинулся на фазана.

– Он сказал, что ты голубой.

Я подавился птицей, хотя фазаном подавиться труднее всего на свете, как его ни покрути.

– Шучу, – сказала Патриция. – Но всё же. Расскажи мне.

– Он убил мою мать, – сказал я.

– Как?

Я рассказал ей ту неприятную историю со смертельным исходом, о которой предпочитал умалчивать.

– А почему ты уверен, что он убил? Ты же не видел.

– Потому, что он – скотина, – ответил я и уставился в круглое окно.

Патриция продолжила читать, а я больше не сказал ни слова до самого Милана.

В Милане мы поселились в гостинице с неприметным названием «Дорогой итальянец».

– Если будут спрашивать – мы пара, собираемся пожениться. В Милан приехали на выставку современного искусства, – сказала Патриция. – Жить будем в одном номере, но спать раздельно.

Я не протестовал, как вы, наверное, понимаете.

Таких роскошных номеров, какие были в «Дорогом итальянце» я ещё не видел. Честно сказать, я вообще до того времени не видел номеров, потому что жить в гостиницах мне не приходилось.

– Я люблю командировки. Привыкай! Каннингем платит! – сказала Патриция.

Шикарный номер и красивая девушка на соседней кровати поднимали мне настроение до небес. Вы не поверите, но я даже начал завидовать самому себе!

Затем мы посетили магазин, в котором продавалась дорогая одежда от модных и старательных итальянских портных.

Патриция сама выбирала для меня чудесные и аккуратные вещи, а я не сопротивлялся, потому что доверял её вкусу более, чем вкусовым способностям Якоба Гроота.

Из того магазина я вышел другим человеком в прекрасном костюме, который сидел на мне так, как должны сидеть костюмы на добрых людях. Для меня было откровением, что мою нелепую фигуру можно так украсить одеждой – я целый час не мог оторваться от чистого зеркала, знаете ли.

Патриция тоже обновила свой гардероб – она приобрела нарядное белое платье, закрывавшее ноги и полностью грудь, но с боковым разрезом чуть ли не до самого пояса.

– Сегодня пойдём в ресторан, – объявила она мне, когда рассчитывалась за прелестные шмотки.

Затем мы заменили мне очки на другие, стоимость которых, помню, превышала мою месячную зарплату в библиотеке.

– Можно вставить линзы, но, по-моему, очки тебе идут. – Отвлекают от дефектов кожи, – сказала Патриция.

Я чувствовал, что как будто я – не я. Но перевоплощение Якоба Гроота в стильного красавца удалось, пожалуй, – Патриция была довольна собой и даже взяла меня под руку.

– Держись раскованнее! – сказала она.

А вечером мы пошли с Патрицией в ресторан. Моя компаньонка была в новом платье, на её руках и шее появились украшения, а я был в приличном костюме и таких же очках.

Ресторан был под стать нашей гостиницы – за столами сидели солидные джентльмены и прекрасные дамы, слуги бегали с бешеной скоростью, а на рояле играл подающий надежды немолодой пианист.

Блюда и вино Патриция выбрала, как обычно, сама. Порции не были такими тяжёлыми, как в МакРональдсе, и меня это удивило, но Патриция сказала, что так надо.

Я тогда первый раз попал в другой мир, не иначе. И хотя он не был привычным для меня, он меня не пугал. Возможно, потому что рядом со мной была красавица Патриция.

После ресторана Патриция показала мне город. Италия и правда может влюбить в себя с невероятной лёгкостью, скажу я вам.

– Завтра к вечеру будь в форме, – сказала Патриция, когда выключала свет в своей комнате.

Ночью я не спал, потому что мыслей накопилось великое множество, а мой разум не успевал обрабатывать их все разом.

Вечером следующего дня мы вышли-таки из «Дорогого итальянца».

Патриция была в джинсах и кроссовках, а на изящных плечах её болтался рюкзачок.

Я тоже повесил свои чудесные обновки в шкаф и оделся в стиле обычного простолюдина, как и моя подруга.

Вечерний Милан был ещё красивее дневного, а на таксомоторе мы доехали до Монументального кладбища.

– Молчи и слушай, – сказал Патриция. – Говорить не надо.

Я кивнул.

Мы прошли на кладбище. Там нас ждал тот пожилой уже мужчина, которого я видел у Каннингема.

– Добрый день, мистер Карлайл, – сказала Патриция.

– Вы опоздали на три минуты! – сказал добрый старикан.