Письма 1886-1917
Шрифт:
Пишу 24-го, а письмо пошлю 27-го, так как сегодня, в канун праздника, оно затеряется на почте. Целую Ваши ручки.
Сердечно преданный К. Алексеев
341. М. В. Добужинскому
28 декабря 1909
Москва
Дорогой и многоуважаемый Мстислав Валерьянович!
Поздравляю Вас с праздником и наступающим Новым годом. Не писал до сих пор потому, что загнан работой, как лошадь. Играю ежедневно, часто по два раза на дню; кроме того — репетиции, составление поездки и репертуара будущего года.
С
Сам спектакль решен для будущего года, тем более что, если мы его не сыграем, у нас перехватит эту идею Малый театр.
Вернее всего он составится из следующих пьес:
1) «Нахлебник»,
2) «Где тонко»,
3) «Провинциалка»,
4) «Вечер в Сорренто» 1.
Хотелось бы знать Ваше мнение: как Вам чудится распределение эпох между этими пьесами.
Несомненно, что «Нахлебник» — самая ранняя по эпохе пьеса, а «Вечер в Сорренто» — самая поздняя.
В «Провинциалке» почему-то хочется самых широких кринолинов.
Напишите: куда Вас тянет.
«Месяц в деревне» делает полные сборы, но вне абонемента публика слушает пьесу довольно плохо. Сильно кашляют. Сегодня Книппер попробовала изменить прическу. Играла в своих волосах. По-моему, несравненно лучше и даже типичнее для ее лица. Часто вспоминаем Вас и очень жалеем, что Петербург не в Москве, а Москва не в Петербурге.
Низко кланяемся Вашей уважаемой супруге. Еще не собрался на выставку, так что не видал там эскизов «Месяца в деревне». Жена, дети шлют Вам поклоны. Жму Вашу руку и мечтаю опять поработать не только над Тургеневым, но, главное, над Метерлинком.
Сердечно преданный и уважающий Вас
К. Алексеев
28/XII 909
342*. Ф. Ф. Комиссаржевскому
Январь 1910
Москва
Глубокоуважаемый Федор Федорович!
Простите, что не тотчас же ответил, как хотелось. Вы, как режиссер, знаете, что такое праздники в театре, особенно когда исполняешь несколько обязанностей: актера, режиссера и директора.
Спасибо за то, что Вы, по старой памяти, прямо и просто обратились ко мне 1.
Позвольте и мне прямо и просто ответить Вам.
1) Нам нужен хороший и самостоятельный режиссер.
2) Хорош ли, дурен ли наш театр, — он имеет свои приобретения, свои возможности. Необходимо с ними подробно ознакомиться, для того чтобы принять их в соображение при дальнейших исканиях.
3) После целого ряда эволюции театр вернулся к простоте, — мы ищем простоты глубокого чувства и богатой фантазии и потому объявили войну простоте бедной фантазии и актерского мышечного темперамента, нередко пытающегося заменить чувство. Конечно, нам это не скоро, а может быть, никогда не удастся, но одно стремление к этой цели дает театру новую энергию.
Всякие поиски в этом направлении будут приветствоваться.
4) Как это ни удивительно, обстановочная сторона у нас никогда, а тем более теперь, не играет почти никакой роли. По крайней мере ей режиссер отдает весьма мало забот. Монтировочный отдел за время существования театра приобрел опыт и справляется с этой стороной довольно хорошо. Вся работа режиссера направлена на внутреннюю сторону пьесы и ролей. Нам нужен режиссер-психолог, режиссер-литератор, режиссер-артист.
Сразу им быть нельзя, надо его готовить годами, практическим путем. Теоретическая сторона для такой подготовки у нас выработана в больших подробностях.5) Будущность для такого режиссера в нашем театре огромна, но на первых порах труд режиссера, готовящего себя к такой деятельности, не может быть самостоятельным и хорошо оплаченным.
6) Все сказанное, конечно, не исключает необходимости для режиссера быть художником, т. е. знать эпохи, костюмы, иметь большой художественный вкус и пр.
Как видите, пишу то, что думаю, не боясь Вас запугать.
Если, несмотря на это, Вас потянет к нам, значит, выйдет толк, в противном случае лучше отказаться от пробы, которая принесет много бесцельных мучений. Если после этого письма Вам захочется написать мне, — пишите скорее. На праздниках нельзя сделать заседания правления, но после праздника оно состоится. Хорошо бы, чтобы этот вопрос можно было успеть обсудить в первом заседании, так как благодаря сезонной усиленной работе правление собирается довольно редко.
Без правления, Вы поймете, ничего решить нельзя, даже приблизительно.
Если судьба сулит мне оказать Вам в жизни услугу, хотя бы в память Вашего отца, — я буду очень счастлив. Если мое письмо Вас охладит, — не сердитесь. Мною руководили хорошие, деловые побуждения.
Напишите также минимум Ваших материальных требований. Мне надо быть в курсе Ваших желаний, чтобы не затянуть вопроса слишком долго.
Сердечно преданный и уважающий Вас
К. Алексеев
343*. М. В. Добужинскому
5 февраля 1910
Дорогой и многоуважаемый Мстислав Валерианович!
Судите, как я занят, — жена только вчера рассказала мне подробно о своей поездке в Петербург и о разговоре с Вами.
Нет, мы Вас не забыли, напротив, вспоминаем часто и это время навещали и любовались Вами на выставке 1.
Без Вас не было и не будет никаких перемен в постановке 2, в противном случае мы не имели бы права называть наш театр художественным. Идет речь об изменении с Вашей санкции некоторых платьев Книппер и о рубашке для Беляева (2-й акт). Про платья будет Вам писать Книппер, а о рубашке Беляева — черкните словечко мне.
В день 25-го спектакля мы ужинали, и второй тост был за Вас. Просили послать телеграмму — предложение принято единогласно, но административная сторона ужина оказалась ниже критики. Все понадеялись друг на друга, и потому Вы заподозрили нас в непостоянстве.
Виной всему плохая администрация ужина, а не наша неизменная к Вам любовь.
Надо приехать в Москву. Ваша комната одинока, уныла и ждет своего господина 3.
Перед Петербургом придется просмотреть декорации и подумать о том, как заменить люк (2-й акт), которого не будет в Петербурге.
Прошу передать низкие поклоны Вашей уважаемой супруге, Александру Николаевичу 4 (ждем от него радостных известий) и всем петербургским друзьям.
Сердечно преданный и уважающий Вас
К. Алексеев
Жена мне вторит, дети — также.
5 — 2 — 910. Москва
Бедный, бедный Сергей Сергеевич… 5
344*. Н. А. Попову
5 февраля 1910
Дорогой Николай Александрович!
Простите, что пишу на клочке. Пишу в антрактах спектакля, за гримировальным столом.