Письма героев
Шрифт:
В мае на севере Франции достаточно тепло, спать можно в машине. Костер Рихард не разжигал, перекусил бутербродами. Впервые за долгое время он понял, что никуда не спешит. Дорогу застилает плотный туман. Будущее закрыто тайной, планов как таковых нет. Вдруг вспомнились слова почтового клерка: «Поздравляю с успешной демобилизацией».
Действительно, сам себя демобилизовал. Стоит ли восстанавливать контакт с геноссе? Интересный вопрос. Неделю назад ответ был однозначный. Но это было целую неделю назад. Для себя Рихард решил, что в первую очередь догонит семью. С царящим на дорогах хаосом, с потоками войск и беженцев, еще не факт, что Ольга с Джулией покинули Францию. Жаль, Яша так и не успел дать маршрут эвакуации. Порт все равно не определен, или Гавр, или Шербур. Есть
Герхард вернулся рано утром. Рихард первым заметил, как тревожно закричали птицы и быстро занял удобную позицию метрах в двухстах от машины. Эйслер пришел один.
— Михаэля не ждем, — буркнул сержант.
— Проблемы?
— Да. Его пытался задержать патруль. Михаэль вырвался и сбежал. Если не дурак, заляжет на дно и будет прорываться один.
Вот еще одна причина, по которой Рихард не ночевал в городе. Опытный острый глаз даже в штатском выловит характерные моментики, выдающие повоевавшего человека, та же пороховая грязь на руках. Очень сложно бывает объяснить ее происхождение.
Зато Марк пришел вовремя, но не один. С камрадом девушка.
— Это Хелен, моя невеста. Место найдется? Мы потеснимся.
— Конечно найдется.
За руль сел Рихард. На переднем сиденье Герхард. Молодежь разместилась сзади. Марк рассказал, что с девушкой они помолвлены. Как оказалось, отец Хелен пропал без вести, мать и сестры уже заняты устройством личной жизни, так что, когда вдруг вернулся жених, юная француженка думала целую минуту прежде чем согласиться отправиться на поиски счастья в мирный благодатный край.
Рихард все, воспринял спокойно, жизнь идёт, люди встречаются, заводят семьи, задумываются о доме и постоянном доходе. Вот еще один боец решил потеряться. Рихард его не осуждал. Сельскими дорогами четверо друзей быстро проскочили оккупированную зону. Случайную французскую часть заметили издали и объехали. Заправились уже на шоссе. Здесь же перекусили в придорожном кафе. Прямо по курсу лежал Лангр, а там до швейцарской границы недалеко. Герхард вдруг решил составить компанию Марку и его избраннице в путешествии по стране сыра, шоколада и трудолюбивых гномов. Сам Рихард на все предложения и вопросы отмалчивался. Ему больше импонировал Брест, но дорога в Бретань долгая, многое может измениться и не один раз.
— Удачи, камрады! До встречи, Хелен!
— И тебе легкой дороги, командир!
Расставались без долгих сантиментов и красивых слов. Рихард высадил друзей на заправке у въезда в какой-то городок. Дальше Герхарду со спутниками лучше пешком и на попутках. Весенняя погода радовала. Над головой бездонное чистое небо, удивительно яркое солнце. Вокруг все зелено. Благодатный, край. И люди хорошие. Уже через пять минут, Хелен остановила автобус с полупустым салоном. Удачи им.
Рихард залил полный бак, купил на заправке сигареты, колбасу и свежий только из печи, с хрустящей корочкой хлеб. Перекинулся парой слов с владельцем. У всех на языках одна война. Лица тревожны, ходят слухи, дескать бензин скоро пропадет. Якобы уже оптовики не принимают заказы дальше чем на неделю. Да и франк дешевеет. По секрету Рихарду посоветовали не экономить деньги, не верить банкам и найти работу. В развал фронта здесь не верили, но настраивались на долгую и тяжелую войну, как в тот раз. Впрочем, в провинции все переносится легче, чем в больших городах. Земля и дороги кормят.
Очередной патруль. Седой капитан с усталым видом медленно изучал документы. Пальцы перелистывали страницы, офицер вчитывался в строчки, недоверчиво хмыкнул, дойдя до записи о предыдущем гражданстве.
— Немец?
— Интернационалист. Уехал от наци.
— Быстро паспорт получил, посмотрю, — серые глаза испытывающе смотрели на Рихарда, уголки рта скривились в брезгливой усмешке.
Спокойно выдержав взгляд, Бользен уверенно кивнул.
— Быстро. Если все честно, полиция препоны не чинит. Франции же нужны налогоплательщики.
—
Езжай, давай.Офицер мигом потерял интерес к Рихарду. Скорее всего он искал дезертиров. Как оказалось, патриотические настроения это одно, а реально бросаться под танки совсем другой настрой нужен. Особенно после поражений и разгромов, среди вырвавшихся из окружений солдат находилось немало людей, вдруг пересмотревших свои взгляды и своевременно обретших пацифистские настроения.
— Летит. Скотина! — офицер грозил кулаком в небо.
Над городом плыл двухмоторный самолет. Невысоко. Глаза Рихарда сузились при виде крестов на крыльях.
— Чувствуют себя как дома колбасники. Зенитчики опять спят.
Словно услышав, слова ветерана, с окраины города донеслись выстрелы. Выше и правее самолета вспухли грязные кляксы. Разведчик отвернул левее и стал забираться выше. Его провожал редкий зенитный огонь.
Рихард негромко выругался на немецком. Настроение испорчено напрочь. Недавние планы уйти от политики и борьбы, жить своей жизнью, догнать семью и уехать на солнечную мирную счастливую Кубу оказались тщетными. Смешные, наивные, инфантильные бредни. Не убежать. Не, спрятаться. Они идут, уверенно надвигаются, закрашивая мир черным и коричневым.
Телефонная станция нашлась быстро. На вызов ответили со второго гудка. Там даже не удивились, услышав имя и цифровой код. Коминтерн можно ругать, можно бояться, но у Коминтерна есть главное — он не сдаётся.
Глава 44
Франция. Версаль
18 июня 1940. Князь Дмитрий.
Несмотря на раннее утро, старый маршал уже работал в своем новом кабинете. Разбирая документы, доставшиеся в наследство от президента и премьера, Филипп Петен меланхолично раскладывал бумаги по папкам, мельком пробегал глазами по секретным докладам и запискам. Да, попадалось немало интересных документов. Большая часть правительства в купе с Национальным Собранием рванула в Орлеан даже не озаботившись достойно провести эвакуацию. О Франции и французах речи нет. Все брошено на произвол судьбы.
Работа успокаивала. Изучение документов настраивало на нужный лад. Нежданно-негаданно вознесшийся на самые вершины власти престарелый маршал не обманывал себя. Его затащили на алтарь. Предавшим все и вся политиканам, никчемным людишкам из правительства, самому народу, приветствовавшему разгром своей страны, требовался козел отпущения. Что-ж, сдаваться старый маршал не привык. И не в таких передрягах бывал. Тем более за ним стояли люди, настоящие патриоты страны.
Петен сочно выругался, разворачивая план обороны Парижа. Прекрасный, проработанный специалистами своего дела документ. Совершенно бесполезная, никчемная бумага. Сжечь ее? Нет. Уже через два дня появится масса желающих предать огню, вычеркнуть из памяти позорные минуты и часы бесчестья. Не стоит давать им повод для радости. Может быть, через много лет найдутся настоящие французы, которым будет знать, как так получилось, что всего через месяц после немецкого наступления некому было оборонять Париж?
Смешно получается, глава правительства, без пяти минут диктатор работает в Версале, разгребает наследие республики. А немцы вошли в Париж. Сам Версаль обороняют какие-то новобранцы и полиция. Реально войск нет. Впрочем, сейчас немцы или русские куда безопаснее своих идиотов. Маршал невесело рассмеялся над грустными мыслями. Да, такое в мемуарах лучше не писать.
Петен находил мрачное удовольствие в спасении материалов для будущего суда над пораженцами. Суда, на котором и ему попытаются найти место на скамье подсудимых. Желающие подставить найдутся. Что-ж, у него не хватило сил отказаться от власти, уйти в отставку, уехать. Это грех. Кто-то ведь должен был принять на себя удар, пусть на переговорах с победителями, но выступить за Францию, защитить то немногое, что еще осталось от чести нации. Пусть лучше самому испить до дна горькую чашу, чем позволить подобрать власть мошенникам из левых партий. Социалисты, конечно, найдут общий язык со своими немецкими сородичами, но чем это обернется для страны?