Письма Григория Сковороды Михаилу Ковалинскому
Шрифт:
Будь здоров, мой превосходнейший любитель муз!
Твой Григорий Саввич
23
Харьков[20-23 декабря 1762 г.]
Итак, несчастны, о, трижды, четырежды несчастны те,
Чье потомство родилось под звездой Фараона!
А если чувствуешь в себе плоды Вавилона,
О, разбивай их во всякое время о камень!
Люцифер - это сатана, если он блистает, не верь!
Ночное растение с восходом солнца вянет.
Под несчастливой звездой пусть ничего не рождается.
Вот день господень недалеко, вот он близко.
Дражайший Михаил!
Поистине мое уединение открыло мне небо. Задав мальчикам упражнение, я ушел в музей, где с объяснением слова астролог, видишь, к каким мыслям я пришел. От рассмотрения видимого неба я перешел к вопросам духовным. Первое небо прекрасно, но гораздо более достойно божественного созерцания второе. Теперь ты подумай о том, находятся ли в небе те, которые (хотя телом они и на земле) уклоняются от дел мертвой
Твой союзник Григорий
"Если око твое лукаво" и проч.
Под несчастной звездой, если времена луны плохи,
Рождается, как говорят астрологи, не все хорошее,
С землей сожительствуют звёзды.
Земля - жена, небе - муж.
Но ты оставь земное, взирай на не материальное
И из видимого познавай невидимое.
И в небе нашего ума
Есть свои звезды, денницы, а также солнце и луна.
Если светит дурная звезда, верь, родится все дурное.
О несчастный род, родившийся под такой звездой!
Слышишь ли, Михаил, о чем говорят священные книги?
И понимаешь ли, что во чреве могут быть два рода?
О красное небо, в котором блистает слава Христа!
Звезда, которая указывала путь святым волхвам!
Ибо тогда рождаются дети - священная поросль, -
Которые смущают Ирода и фараона..
О несчастные!
24
Харьков[Начало января] 1763
Здравствуй, приятнейший юноша и мне наиболее милый Михаил!
Вот начался новый год, поэтому пишу тебе по-гречески и считаю это хорошим предзнаменованием. Христос сказал в Евангелии следующее: "Дух Господень на мне" и проч.
– да благословит тебя венец года этого и да хранит тебя в добром здравии и благополучии вместе с самыми дорогими тебе!
Об этом молится твой преданный друг
Григорий Сковорода. 1763 г.
25
Харьков [23-26 января 1763 г.]
Дражайший Михаил!
Иные, говорит Сократ, живут, чтобы есть и пить, а я - напротив. Далее, большинство совсем не знает, что значит жить, и хотя желает пользоваться питанием, чтобы поддерживать жизнь, однако не может жить, ибо самое великое и потому самое трудное искусство из всех - это научиться жить так, как этому искусству учит и его дает один Христос. Пока я буду знать, что ты жадно читаешь мои письма, я не перестану тебе писать и говорить подобно этому:
"Молчи, молчи: тонкий след".
Войди теперь на возвышенную башню и раскрой в своей душе то, что волнует чернь. Ты увидпшь, что один страдает чесоткой, другой - лихорадкой, третий - подагрой, четвертый - эпилепсией, пятый - водянкой; у одного гниют зубы, у другого - внутренности; некоторые до того жалки, что кажется, будто они носят не тело, а живой труп. Я уже не буду говорить о более легком: о кашле, изнурении, зловонном дыхании и подобном. Из таких-то и состоит мир, то есть из прокаженных членов. Ибо если ты и видишь среди них людей со здоровым телом, то эти последние принадлежат к тем, которые, будучи недавно пойманы в сети, еще не дошли до того, о чем выше было сказано, однако к этому стремятся, даже бегут, подготовляемые фуриями к столь славным наградам. А мы этих больных избегаем и правильно делаем: чтобы они и нас не заразили своим прикосновением; однако мы охотно продолжаем общение с теми, которые до сих пор здоровы, но умы которых повреждены и напитаны ядовитыми учениями. Но мы не заболели бы телом, если бы не заболели ранее душой. Что пользы удаляться от нечистого и зловонного блудника, если общаешься с теми, кто отмечен духом блудодеяния. От первого становится худо телу, от второго заражается душа. Ты избегаешь того, который от пьянства становится безумным, и не остерегаешься чревоугодника, призывающего тебя своим примером к несвоевременному и неумеренному мясоедению и винопитию. Зачем же ты избегаешь реки, а к источнику приближаешься? Боишься пожара, а ищешь огня? Проклинаешь уголья и ходишь по искрам и горячей золе? Боишься прикосновения к ране, а ходишь среди мечей и скорпионов? Избегаешь водянки, подагры, галльской болезни(сифилис) и не удаляешься от невоздержания, матери всех этих бедствий? Но Сократ среди чумы остался невредим, привыкнув к святейшему образу жизни, к простой и умеренной пище. Послушай Плутарха, приписывающего причину всех болезней избытку влаги в теле: под влиянием внешних причин и условий избыток влажных материй в теле как бы замещает субстанцию и тело. Без упомянутого избытка эти причины не вызывают ничего дурного, а остаются без последствий. Но где и когда есть избыток влажных материй, там как бы возникает некоторая грязная нечистота... Огонь ищет только то место, где он чувствует присутствие нефти: так болезнь, всякая зараза и воспаление не могут пристать, когда тело прохладно, лишено слизи и наподобие пробки легко. Большинство людей до безумия нагружается мясом, всякого рода напитками. И удивительно ли, если за причиной следуют действия? Именно от этой "бесподобной" материи произошли все ранее упомянутые несчастья. "Молчи, молчи: тонкий след". Избегай мирского человекоубийственного духа, избегай этих скорпионов, не вреди, не разрушай своего тела (чтобы не погрешить в чем-либо), но утончай его, сокращая
неумеренную пищу и избегая огня, вызываемого вином; отсюда все пороки души, а из последних в свою очередь - все болезни тела. Не тот убивает коня, кто питает его простым кормом, а тот, кто дает много овса и не соблюдает умеренности в езде. Мы отягчаемся пищей и вином и подолгу останавливаемся на каком-нибудь тревожном размышлении. Отсюда преждевременная старость, если не еще что-либо. Я потому останавливаюсь на этом довольно подробно, что, как я вижу, весьма многие, даже облеченные властью, не удовлетворяются тем, что соблазном примеров и приманкою слов и красноречия портят юношей и побуждают их к обжорству, но пользуются при этом местами, взятыми из Священного Писания. Если ты желаешь послушать нас немного, то будешь уверен в том, что, пока ты соблюдаешь трезвость, у тебя сохраняются и здоровье, и стыдливость, и репутация - ценнейшие сокровища. Подстрекают к невоздержанности? Но ты отбрось порочный стыд, не осмеливающийся ответить отказом, теперь уже приучи себя к этому святому упорству и скажи: мне это не полезно, хотя вы и говорите, что для чистых все чисто. И если Павел говорит, что ему непозволительно есть мясо из-за любви к другим, то разве я не могу из-за любви к самому себе хранить пост или выбирать пищу? Так устраняй ты желчь и яд их слов, подслащенных медом. Скука влечет тебя к роскоши? Возьми святую книгу, пой священные гимны, молись; если это окажется недостаточным, позови порядочного товарища, займись веселым и хорошим разговором, приди к нам или нас к себе пригласи. Чего тебе бояться? Если постыдно судишь, остерегайся делать; если же этого нет, победи дурной стыд и страх, отвлекающие от порядочных дел... О, если бы мы были так стыдливы и робки в постыдных делах, как часто мы бывали боязливы и превратно стыдливы в осуществлении порядочных поступков! Христос да сохранит столь великий твой дар незапятнанным от мирской заразы и да приготовит тебя для своей обители! Будь здоров, дражайший!К тебе безмерно расположенный Григорий Саввич
26
[1763 г.]
Плутарх говорит: "Как поддельные предметы, выдаваемые за золотые, подражают блеску и сиянию золота, так и льстец, подражая приятности и прелести друга, всегда представляется веселым и сияющим, никогда не оказывая сопротивления, никогда ни в чем не отказывая". Поэтому не тотчас мы должны подозревать в лести тех, кто хвалит: своевременная похвала прилична другу не менее, чем порицание. Тем более угрюмость и склонность все порицать есть нечто чуждое дружбе и приятельским отношениям. Кто же, доброжелательно к нам относясь, свободно и решительно отзывается с похвалою о том, что достойно похвалы, - от этого человека мы легко переносим и принимаем и порицание, полагая, что тот, кто свободно высказывает похвалу, выражает порицание лишь под давлением необходимости (чем ты блистаешь, то и отражаешь).
Дражайший мой Михаил!
Так как в настоящее время мне нечего тебе сказать, то через мое посредство с тобою будет беседовать наш Плутарх - муж, исполненный веры и очарования, и глава тех, которые посвятили себя благородным думам, этим очаровательным Каменам и небесному Геликону. Но неужели тебе не кажется странным, даже чрезвычайно странным то, что у меня, друга, не хватает слов, в особенности для тебя? Что касается меня, то такого человека я считаю пустым, чем самую философскую пустоту. Но разумеется, когда я принимаюсь писать тебе, я стараюсь держать себя в рамках, а не стремлюсь к многословию. Я принадлежу к тем, которые настолько ценят друга, что ставят его превыше всего и признают друзей, как говорит твой Лелий(римский деятель), лучшим украшением жизни.
Каждого влечет свое пристрастие.
Я презираю Крезов(царь Лидии), не завидую Юлиям(римский государственный деятель), равнодушен к Демосфенам(прославленный оратор), жалею богатых: пусть приобретают себе, что хотят! Я же, если у меня имеются друзья, чувствую себя не только счастливым, но и счастливейшим. Что же поэтому удивительного в том, что для меня нет ничего сладостнее, как болтать с другом? Лишь бы бог укрепил меня в своей добродетели, лишь бы он сделал меня достойным человеком, себе дружественным, ибо добрые люди являются друзьями божиими и только среди таких хранится высший дар, разумей - истинная дружба. Ко всему прочему мне нет никакого дела.
Будь здоров, дражайший, и люби источник всякой сладости - добродетель вместе с добрыми науками, и воздавай нам любовью за нашу любовь!
Твой Григорий Саввич
В праздник Иоанна Златоуста, января 27-го
27
Эпиграмма
Когда Венера, сопровождаемая своим Купидоном,
Встретилась однажды с девятью музами,
Она обратилась к ним с такими словами:
"Меня чтите, о музы: я первая из всех богов,
Мою власть признают все боги и люди".
Так сказала Венера. А музы: "Но над нами ты не властна.
Музы чтут святилище Геликона, а не твое царство".
Дражайший мой Михаил!
Радуйся в Господе!
Встав за два часа до утренних молитв и сам с собою беседуя между прочими благочестивыми размышлениями, составил я эпиграмму. Помню, среди греческих эпиграмм я читал такую, когда находился в монастыре св. Сергия. Будучи не в силах ее припомнить, я своими словами выразил тот же смысл. Мне кажется, она прекрасно и возвышенно говорит о святилище муз и достойна быть спетой сегодня, когда мы чтим память трёх великих учителей вселенной. О если бы и нам, мой Михаил, удалось достигнуть такой же вершины добродетели!