Письма из ссылки

Чего можно ждать от Конгресса? Тов. Розанов (Кустанай) совершенно правильно пишет, что Конгресс сделает, вероятно, попытку накрыть нас самой тяжелой и самой авторитетной могильной плитою -- "чтоб встать он из гроба не мог"... Посланные мною документы могут, разумеется, только усугубить такого рода благочестивое желание. К счастью, оно маловыполнимо: "в 12 часов по ночам" -- а равно и в разные другие часы -- марксизм будет подниматься из бумажного гроба и, в качестве неуемного барабанщика, бить тревогу.

В вопросах международных Конгресс будет, по всей вероятности, попыткой распространить левый зигзаг на другие проблемы и страны. Суть, однако, в том, что в этом левом курсе, как и на Пятом конгрессе, сочетаются правые предпосылки с элементами ультралевой схоластики и авантюры. Там не хотели понять поражение 1923 года и неизбежность отлива. Здесь не хотят признать всей глубины поражения в Китае и неизбежности длительного периода собирания сил и подготовки. Там был эстонский путч, здесь кантонский. Там был роман с Радичем и Лафоллетом, здесь -- продолжение линии двух составных партий.

Разумеется, симптоматическое значение февральского пленума велико, это есть признание того, что правоцентристский курс уперся в тупик. Но отсюда до марксистской линии еще очень далеко. Во всяком случае, левый курс, украшенный 58-й статьей, очень похож на вполне здорового человека, у которого "почему-то" провалился нос.

Сообщают, что Рут Фишер принята в партию, вопрос же о Маслове отложен до рассмотрения его поведения на суде. Один из товарищей делает отсюда то заключение, что начинается новый курс по отношению к левой. Нет, это не так. Принятие немецких и даже французских оппозиционеров в партию было бы в данной обстановке только военным шагом на пути дальнейшего окружения и "дальнейшей изоляции" нашей группы, которая представляет собою основное ядро международного марксизма и большевизма в настоящее время. Мастер и подмастерья в своей глубокой беспринципности завтра же пойдут на то, чтобы пожертвовать Тельманом в пользу Маслова, если этой ценою смогут нанести нам новый организационный удар.

Нужно всегда иметь в виду, что европейская оппозиция, как и официальный коммунизм, не имеет еще необходимых теоретически подготовленных и политически закаленных кадров. Здесь могут (быть еще и передвижки, и перебежки, и всякие вообще "неожиданности". Пугаться их было бы просто смешно и недостойно. Пять лет официальное руководство, вооруженное колоссальным авторитетом традиции и неисчерпаемыми ресурсами, уродовало марксизм и вывихивало мозги. Создалось целое ревизионистское поколение, соединяющее в своем сознании массу теоретически реакционной дряни с бюрократическим авантюризмом. Через эту школу прошли и многие европейские оппозиционеры, и еще далеко не освободились от нее. Надо все поле перепахивать глубоким плугом марксизма. Вот почему малейшее теоретическое примиренчество с нашей стороны означало бы политическое самоубийство.

Сдвиг в политике ВКП и Коминтерна будет иметь крупнейшее значение, может стать даже исторической вехой. Но почему? Потому что правоцентристская политика зашла в тупик, откровенно правая политика затруднена (не невозможна, а затруднена) всей предшествующей работой оппозиции; выход же влево мыслим только путем явных, хотя бы частичных позаимствований у нашей платформы. Партия этого не может не видеть. В ней не может не начаться, вернее, не углубиться процесс критики и размышления. Другими словами, почва будет становиться все более восприимчивой к нашим семенам. Вот почему недопустим формально отрицательный подход к левому сдвигу: многое говорит за то, что накопившееся количество готовится перейти в некоторое новое качество.

Конечно, в этом процессе будут еще свои подъемы и спуски. Но ясно одно: даже и немногочисленные кадры, если они вооружены ясным пониманием обстановки в целом, если они насквозь проникнуты пониманием своей исторической миссии и если они в то же время умеют или учатся идти в ногу с прогрессивными движениями в партийной массе и в рабочем классе -- такие кадры могут сыграть при неизбежных дальнейших переломах обстановки решающую роль. Во всяком случае, могильной плитой их не прикроешь, шалишь...

В заключение о делах личных, своих и чужих. Товарищ Дроздов (г. Ош, Киргизия) пишет о слухах, будто я заведую в Алма-Ате комунхозом и даже ездил "на какое-то совещание к Зеленскому". Слухи о столь быстром ходе моей карьеры явно преувеличены. Но столь же преувеличено и беспокойство ряда товарищей о моем здоровье. Со времени нашего переселения в "сады" малярия почти совсем покинула нас: лихорадило только один раз. Летняя обстановка здесь достаточно благоприятна в климатическом отношении. Мы пережили здесь, правда, тревожную эпидемию собачьего бешенства -- в амбулаторию являлось 50--60 человек, искусанных в день; но сейчас и это уже осталась позади. На работоспособность пожаловаться ни в каком случае не могу. Из Москвы получил довольно серьезный запас книг, особенно насчет Индии. Правильно получаю русские газеты и журналы, в том числе провинциальные. Получаю довольно много иностранных газет. Приходят книги непосредственно от заграничных друзей. Словом, работать можно.

С разных сторон идут сообщения о чрезвычайных бесчинствах по отношению ко многим ссыльным со стороны местной администрации. Всем товарищам, вероятно, известна кудымкорская история (тт. Вязниковцев и др.), кустанай-ская история (Тер-Оганесов и др.) и т. д., и т. д., и т. д. без конца. Издевательства и физические насилия имеют нередко из ряду вон выходящий, по бесстыдству своему, характер. Мне думается, следовало бы обо всех такого рода фактах сообщать Шестому конгрессу, требуя, чтоб он назначил особую комиссию для обследования этих дел.

В общем, насколько можно судить по переписке, настроение подавляющего большинства товарищей вполне бодрое и твердое. А это самое главное.

Крепко жму всем руки и желаю всего хорошего.

Ваш Л. Троцкий

Алма-Ата

17 июля 1928 года

ИЮЛЬСКИЙ ПЛЕНУМ И ПРАВАЯ ОПАСНОСТЬ 22 июля 1928 г.

(Послесловие к письму "Что же дальше?")

Доклад Рыкова об итогах июльского пленума ЦК на московском активе 13 июля представляет собою факт крупнейшего политического значения. Это программное выступление самого авторитетного представителя правого крыла если не с развернутым, то с полуразвернутым знаменем.

Рыков совершенно не останавливался в своем докладе на программе Коминтерна -- даже не упомянул о ней. Он посвятил свой доклад исключительно вопросу о хлебозаготовках. По тону доклад Рыкова есть доклад победителя. И не зря: из первой схватки с центром, через 4--5 месяцев после начала "левой" политики, правые вышли вполне победоносно. Июльский пленум ЦК знаменует первую открытую победу Рыкова над Сталиным, правда, при помощи самого же Сталина. Суть рыковского доклада в том, что февральский сдвиг влево был эпизодом, вызванным чрезвычайными обстоятельствами; что на этом эпизоде надо поставить крест; что сдать в архив надо не только 107-ю статью, но и февральскую статью "Правды"; что от старого курса надо загибать не влево, а вправо, и чем круче, тем лучше Чтоб расчистить себе дорогу, Рыков признается -- как не признаться перед уличающими фактами?
– - в трех своих маленьких ошибочках:

"Во-первых, я в момент обнаружения кризиса считал его менее глубоким, чем оказалось в действительности;

во-вторых, я думал, что при помощи чрезвычайных мер мы совершенно ликвидируем кризис хлебоснабжения. Этого мы не добились;

в-третьих, я надеялся, что вся кампания по хлебозаготовкам пройдет при опоре на бедняка и полной устойчивой связи с середняцкими массами. В этом отношении я также ошибся"

А между тем весь хлебозаготовительный кризис, со всеми сопутствующими ему политическими явлениями, был предсказан оппозицией в ее контртезисах, указывающих Рыкову совершенно точно, чего он не понимает и чего не предвидит. Именно для того, чтобы избегнуть запоздалых, торопливых, несогласованных, преувеличенных административных мероприятий, оппозиция заблаговременно предлагала принудительный хлебный заем у деревенской верхушки. Конечно, и эта мера являлась чрезвычайной. Но предшествующая политика сделала ее неизбежной. А если бы заем был проведен своевременно и планомерно, он бы свел к минимуму те административные излишества, которые означали чересчур дорогую политическую плату за очень скромные материальные достижения.