Письма маркизы
Шрифт:
Принц Роган и граф Шеврез, восхищенные вами, много рассказывали про то, как вы умеете всех подчинить своему обаянию, но еще больше, чем их речи, оказало мне молчание другого, навеки умолкнувшего человека!
Вы защищаете себя по поводу этой смерти, маркиза, как будто я позволил себе выступить в роли вашего судьи. Но так как я, к сожалению, не могу быть ни глухим, ни слепым, то позвольте мне восстановить в вашей памяти некоторые факты. Маршал Контад, приехавший в Версаль, чтобы реабилитировать себя, привез портфель Пирша. Между прочим, там находилась написанная вашей рукой записка с откровенным требованием тайного свидания и несколько стихов самого Пирша, посвященных «Возлюбленной», где он воспевает
Далее, вы были настолько милостивы, что выразили участие к моим интересам и планам, которые вам кажутся «опасными» и «рискованными». Для вашего успокоения могу вас уверить, что отнюдь не какие-либо «сердечные разочарования» вызвали во мне желание повернуться спиной к Франции. Это свойство женщин сообразовать свои убеждения и интересы с направлением своих чувств, но мужчины так не делают.
Мое отвращение к пустоте придворной жизни, к моему собственному бездельному существованию могло уже служить достаточным основанием, чтобы у меня возникло горячее желание поискать другую сферу жизни. Но еще важнее для меня было понимание того, что все системы и идеи наших мыслителей и поэтов, которые некогда так воодушевляли меня, — я бы охотно сказал «нас», маркиза, если бы мне не было известно, что часы, проведенные в Этюпе, давно уже позабыты вами, — остаются только фразами, еще более бессодержательными, чем слова священников, обещания которых касаются небес и потому совершенно не могут быть проверены.
В Америке же я вижу народ, сражающийся за свою свободу, вместо того, чтобы только говорить о ней! Там я узнаю, наконец, представляет ли она такое благо, за которое стоит отдавать свои силы и свою жизнь?
Я предполагаю отправиться сначала в Петербург на бракосочетание моей сестры с русским великим князем Павлом, а затем покину Европу.
Может быть, из этих коротеньких строк вы будете в. состоянии понять одно, что я не имею желания похоронить свою личность в придворных интригах и любовных забавах и не имею никакой склонности разыгрывать из себя трагического героя.
Эти слова, маркиза, должны быть последними, которыми мы обменялись с вами.
Я надеюсь, что Париж не обманет ни ваших стремлений, ни ваших надежд.
Пастушеские игры
Граф Гюи Шеврез — Дельфине
Париж, 1 августа 1775 г.
Вместе с этим письмом посылаю вам, прекраснейшая маркиза, роль Дафнис, которая вам предназначена. Королева пришла в восторг от одной мысли о вашем участии. А я… О, не существует слов, чтобы выразить то, что я чувствую!
Дельфина смеется над любовными клятвами Гюи, но Дафнис вынуждена будет претерпеть даже самые нежные излияния Филидора!
Граф Гюи Шеврез — Дельфине
Версаль, 15 августа 1775 г.
Очаровательница! Я еще чувствую ваше дыхание на своей щеке, чувствую ваше нежное тело в своих объятиях и ощущаю прикосновение ваших губок, мягких и прохладных, как лепестки розы, к своим пламенным устам. Была ли то Дафнис?.. Была ли то Дельфина?..
И вот, когда я, опьяненный блаженством, упал, в тени кулис, к вашим ногам, готовый за одно ласковое слово отдать по каплям свою кровь, вы сразу заставили меня опуститься на землю, обратившись ко мне с вопросом: был ли принц Фридрих-Евгений среди зрителей? Я молча кивнул головой, глубоко огорченный тем, что вы так долго интересуетесь
этим нелюбезным чудаком. Но когда страсть, бушующая во мне, вырвала у меня мучительный вопрос: «Любите вы принца?», то ваш быстрый ответ: «Я ненавижу его!» — наполнил мое сердце новой радостной надеждой. Прильнув ко мне, сияя красотой и вызывающей смелостью, вы показались перед восхищенным двором. И когда вы легким пожатием руки дали мне разрешение оставаться возле вас, то, опьяненный, я вообразил, что упоительное блаженство обладания вами недалеко!..Но ваше холодное прощание на рассвете снова низвергнуло меня в пучину сомнений. Спасите потерпевшего крушение! Если же вы находите, что не стоит для этого протягивать вашу руку, то спасите другое, — спасите свою собственную цветущую молодость! Не забывайте, прелестная Дельфина, что, несмотря на вашу божественную красоту, вы не бессмертны. Должна ли увянуть весна вашей молодости, прежде чем солнце любви превратит ее в благоухающее лето?
Вы страдаете, я это знаю, потому что мне знакомы все муки сердца и все его восторги. В ваших глазах светится желание и оно горит даже в кончиках ваших розовых пальчиков.
Если сегодня вечером я увижу розы, которые посылаю вам, приколотыми к вашей груди, то это будет служить для меня знаком, подающим сладостную надежду. Пусть трагедия Гибера, представления которой с таким нетерпением ожидает двор, — будет так же томительно скучна, как и его военное искусство, я все же найду ее занимательной. Итак, вы, очаровательная Дельфина, будете нести ответственность не только за счастье вашего пастуха, но и за успех поэта!
Граф Гюи Шеврез — Дельфине
Версаль, 20 августа 1775 г.
С того вечера, как я увидал на белом шелке вашего платья темнокрасные розы, олицетворяющие мою страсть, и увлеченный преклонил перед вами колено в зеркальном зале Версаля, я начал сомневаться, была ли настоящей жизнью моя прежняя жизнь, и любовь, которую я раньше испытывал, была ли то действительно любовь?
Как во сне слышу я некоторые мелодии Гретри, при звуках которых в ваших глазах зажигались огоньки, вижу в ваших руках стакан с пенящимся вином, огонь которого медленно разливался по вашим жилам, чувствую горячее дыхание прекрасных женщин и блестящих кавалеров, заставляющее мерцать пламя благоухающих свечей и вибрировать удушливый воздух залы, заражая и вас всеобщей лихорадкой. Были ли вы опьянены роскошью королевского праздника или на вас подействовал аромат моих роз?
Я не хочу никакого ответа на этот вопрос, не хочу его! Я хочу только жить и наслаждаться божественным мгновением, прелестная женщина, все равно, какому бы чуду я ни был обязан этим блаженством.
Все цветы, какие только есть в Париже, я посылаю вам. Я хочу уложить головку возлюбленной на лепестках лилий, когда приду к ней, хочу рассыпать по ее белому телу красные маки, и пусть Амур даст мне силу пробудить прекраснейшую из женщин к жизни любви…
Граф Гюи Шеврез — Дельфине
Версаль, 10 сентября 1775 г.
Милая! Прелестная! И я не мог видеть вас вчера! А между тем, вы все же приняли графа Гибера! Бешеная ревность терзала бы мою душу, если б я не знал, что знаменитый поэт и воин также знаменит и тем, что он любовник Леспинас. Но я не хочу позволять ему преклоняться даже перед умом моей возлюбленной!
И королева заметила мое дурное расположение духа. «Где Дафнис, бедный Филидор?» — поддразнивала она меня. «Где Дафнис?» — повторяет мое сердце каждую минуту, которую я провожу в отдалении от вас!