Письма на воде

Саша вернулась в два, Никита – в четыре утра. Он стал одним из тех, кто не отвечает на звонки.

Саша проснулась, ощутив в квартире вибрацию. Никита в другой комнате смотрел телевизор.

– Ты где был? – спросила она, не подразумевая ничего дурного.

– А что? – с вызовом произнес Никита.

– Ничего, – Саша протерла глаза. – Просто так. Сколько времени?

– Пять!

– Никит, ты что орешь?

– А что, я не могу прийти домой в пять?

– Да можешь… – Саша пожала плечами и вышла из комнаты.

Она уже натянула одеяло, когда Никита ворвался в спальню.

– Нам надо поговорить! – воскликнул он.

– Хорошо. Но ведь не сейчас, правда?

– Почему не сейчас?

– Потому что мне вставать завтра в восемь! Через три часа! У меня завтра встреча…

– У тебя каждый день встреча!

– Никита, что за гадость?! Ты почему так себя ведешь?! Ты приперся в пять утра, а виновата опять я?! Может, ты у девки был – и в этом опять я виновата, да? Чего ты от меня хочешь? – У Саши началась истерика.

– У какой девки? С чего ты взяла?

Саша откинулась на спинку кровати.

– Никита, у меня через неделю показ. Я умираю от усталости. Меня нету. Меня даже не очень волнует, где ты был до пяти утра – у меня сил нет волноваться, веришь? Зачем ты со мной так? Почему сейчас? Чего ты хочешь? Добить меня?

Никита вышел из комнаты, треснув дверью так отчаянно, что со шкафа поднялась пыль.

А Саша, которой вставать было через два с половиной часа, собрала вещи и уехала спать в офис.

Домой она вернулась после показа. Никита на него не пошел. Саша предложила расстаться. Никита не согласился. Они выясняли отношения две недели – каждый вечер, с восьми вечера до четырех утра они рыдали, кричали, пили, курили сигареты одну за одной.

– Нет, ну это бред какой-то… – стонала Саша, которая уже десять дней не высыпалась. – Я ему говорю, а он не понимает, честное слово. Не понимает русскую речь. То я его обвиняю, то он меня.

– Расставайтесь, – предлагала я, вымотавшись от этих разговоров.

– Надо, – соглашалась она.

Саша действительно хотела все для них прояснить. Никита вел себя как мужлан.

Саша упрекала. Никита оборонялся. Он тоже обвинял, но крыл ерундой – придирался по мелочам, вспоминал ее незначительные проступки. Мрачный Никита говорил:

– Все! Хочешь расстаться? Договорились!

Хлопал дверью и уходил в другую комнату.

Саша плакала. Шла за ним.

– То есть вот так? Расстанемся врагами? – кричала она.

Я приехала к ней в офис.

– Зачем я все это делаю? – мучилась Саша. – Надо собрать вещи…

Они не могли признаться в том, что расставание слишком болезненно – намного мучительнее их скандалов. Пока есть скандалы – они вместе.

К тому времени у нас появилась подруга Лена. Таким, как она, я завидую. Или восхищаюсь ими – ничего подлого, злого в моем отношении к ней не было.

Лена не знала слова «уныние». Благодаря чему она всегда была в чудесном настроении, энергичная, все успевала, со всеми дружила.

Нас познакомил мой приятель, произошло это в клубе. Мы с Леной тут же разговорились – и просто не могли друг от друга оторваться. В туалете я спросила, что у нее с Антоном.

– Ничего. Познакомилась. А что, зря?

– Не знаю даже, – я испугалась, что слишком далеко зашла. – Смотря на что ты рассчитываешь.

У Антона никогда не было подруги. Он культивировал беспорядочные отношения, считал, что в мире слишком много красивых девушек, чтобы останавливаться на одной. У него даже было нечто вроде гарема – пять или шесть телефонов, по которым он мог позвонить, и девушки примчались бы к нему в любое время.

Я была с ним полностью согласна насчет количества красивых девушек, но Антон чрезмерно гордился своим положением, своими возможностями. Он был хорош собой, умел повеселиться, но он не заслужил такого внимания – все, что в нем привлекало, дали ему родители. Очень богатые родители. Квартира, машины, мотоциклы, бизнес.

Он меня немного смущал, а еще больше я стеснялась его девушек – красивых, но глупых созданий, с которыми невозможно было ни о чем говорить, кроме наращивания волос.

Я всегда любила плейбоев. Ветреных, несерьезных, которым за обаяние можно простить все на свете и с которыми приятно спать, даже понимая, что не будет у вас никакого завтра. Мне нравились мужчины, которые быстро загораются и тут же гаснут, но первое время ими движет настоящая страсть.

В Антоне же все было нарочитым. И девушек он выбирал особенных – таких, которыми можно легко манипулировать.

Я зачем-то умудрилась все это рассказать Лене.

– Ну, я так и думала, – сказала она.

Мы всю ночь провели в клубе, потом уехали вдвоем на глазах у потрясенного Антона. Не то чтобы на него это произвело такое уж сильное впечатление – он через пять минут нашел Лене замену, просто некоторое время, пока шел за нами до выхода, он надеялся, что мы едем заниматься жарким лесбийским сексом – и возьмем его с собой.

Мы поехали с Леной в кафе, позавтракали – и я узнала, что она декоратор. Работает на киностудии. Мы гуляли по городу, встретили рассвет и разошлись подругами.

И вот эта Лена приняла Сашу, повела ее на спектакль, для которого рисовала задники, накурила ядреной травой – и на Сашу снизошло просветление. Все вдруг встало на свои места. Все стало ясно.

Просветленная Саша вернулась с работы рано, в пять часов вечера, заглянула к Никите – тот ходил по Интернету, искал дешевые машины.

– Никита, я насовсем ухожу, – сказала она.

– Наверное, ты права, – ответил Никита.

– Ты мне не поможешь? – обратилась она к нему часа через два.

Никита помог ей донести сумки до машины.

Саша ехала домой, и с каждым метром ее руки становились все холоднее. Она мерзла, втягивала голову в плечи, поднимала температуру в салоне. Это называется тоска.

Дома она наполнила горячую ванну и долго сидела там, курила.

Никита хотел позвонить своей запасной девушке и заняться с ней сексом – просто ради того, чтоб отвлечься, но ничего не получилось. Он держал в руках телефон, однако так и не смог набрать номер.