Письма солдат

— Ты все честно сказал, как есть. Спасибо, Гарри, за прямоту. Все правильно, но не совсем. Наоборот, в декабре было самое лучшее и единственно возможное время сделать ставку в этой Игре. Если бы чертов гемофилик не оказался столь умен, все прошло бы еще лучше. Но он выиграл только Англию, а мы Британскую Империю и всю войну. Ты можешь сказать: стоило дождаться пока в строй не вступят новые корабли, пока мы не насытим эскадрильи и авиакрылья новыми самолетами, пока не подготовим отмобилизованную армию? Можно было. Только тогда бы мы безнадежно опоздали.

Президент покачал головой.

— Я много думал, советовался со специалистами. Все варианты против нас. Мы втянулись в войну с Японией. Откладывать ее бесконечно невозможно. Должно было взорваться. Русские соответственно поставляют микадо нефть и оружие. Конечно, мы сильнее, конечно мы победим. Но за это время европейцы уйдут вперед. Они пользуются преимуществами мира, выкачивают ресурсы из завоеванных стран, перестраивают их под себя, у них появляются деньги чтоб подкупать туземные элиты и не сильно грабить покоренные народы. Да, со временем углубится конфликт между Россией и Германией. Немцы не смогут надолго идти за лидером без попыток реванша. Но к тому времени мы опоздаем. Это уже будет не наш мир, мы к тому времени свой шанс упустим.

— Но мы несём потери. Адмирал Кинг даже не может наладить конвойную службу и противолодочную оборону наших прибрежных зон.

— Опять согласен. Мы несем потери и это хорошо. Нам сейчас нужно, чтоб гибли люди и горели беззащитные каботажники, — президент сплел пальцы перед собой. — Американцы сильные, хорошие люди, но чтоб их разозлить, заставить драться всерьез, сначала надо разбить им нос в кровь. Тогда они звереют и идут напролом до конца.

Гарри внимательно слушал, наклонив голову набок. Франклин редко откровенничал. Тем более почти никогда не говорил такое. Оба понимали, утечка приведет к такому скандалу, что знаменитая Панама и дело «Стандарт Ойл» покажутся детскими играми. Оба знали — утечки не будет. Они привыкли доверять своим, знали один нужен другому.

— Адмиралы не могут пока защитить торговцев. Со временем научатся. Русским и немцам ведь тоже придется перебрасывать армии через океан, тогда мы возьмем реванш. Тогда наши парни на подлодках, крейсерах, торпедных катерах будут злее, у каждого за спиной семья, дети, у каждого убитые европейскими пиратами друзья и знакомые. Они будут топить социалистов и монархистов, компрадоров без сантиментов.

— Нас ждут страшные годы, — Гарри вдруг вспомнил одну историю.

Тогда в далеком сентябре 39-го Франклину позвонил Буллит посол в Париже, сообщил о немецком вторжении в Польшу.

'Прекрасно, Билл! Наконец свершилось! Да поможет нам Бог! " — вскричал Франклин. До этого президент так же радовался взрыву немецкого броненосца в Данциге.

— Страшные и славные годы. Война началась. Пусть она идет на наших линиях и на наших условиях. Так у нас будет меньше затрат и меньше жертв.

Гарри Гопкинс согласно кивнул. У русского царя гемофилия. У Франклина полиомиелит. Оба умны, оба сильные бойцы, волевые лидеры. Интересный получается расклад, на этом ринге в финале сошлись человек не способный шаг ступить без врачей, живущий на донорской крови и паралитик в кресле-каталке. За мир дерутся два инвалида. Все остальные грызутся только за подачки великих и свои маленькие зоны интересов.

Глава 2 Санкт-Петербург

12 марта 1941. Иван Дмитриевич.

Лязг сцепок, свистки, состав дернулся и застыл у перрона Варшавского вокзала. Штабс-капитан Никифоров задумчиво смотрел в окно на вокзал, гражданских на перроне, носильщиков и таксистов. Все тоже самое, как и год назад. Год? Нет, больше. С того дня, когда новоиспеченный офицер сел в вагон на Николаевском вокзале прошла целая эпоха.

Что ж, началась деловая командировка, а на самом деле неофициальный отпуск. Неделю назад в Мидлсборо подполковник Чистяков прямо так и заявил:

— Иван Дмитриевич, есть негласное распоряжение отправлять всех офицеров в отпуска. Унтеров и отличившихся солдат тоже. Увы, по сроку службы, отпуск тебе не положен, посему едешь по делам батальона. Семья в Санкт-Петербурге?

— В столице, конечно. Лесной участок.

— Вот и добро. Виталия Павловича отправляю в техническое управление заявки на новые машины пробивать, а тебя по инженерной части.

— Спасибо тебе, Алексей Сергеевич. Роту оставляю на Аристова. Андрей Иванович справится и не чихнет.

— Документы подготовит и передаст Гакен. Две недели хватит? Заедешь еще в Кексгольм, пошевелишь запасную роту с отправкой маршевого пополнения.

— Будут люди? — подскочил Иван Дмитриевич.

Вопрос животрепещущий, некомплект личного состава достиг критических величин, а пополнение задерживается. Дескать, командование само не знает куда бросит Отдельный Кексгольмский. Следовательно, непонятно куда людей присылать.

— Все у нас будет. Стоим на квартирах, нагуливаем жирок, пополняемся, комплектуемся, приводим технику в порядок.

— Значит, из Англии не уйдем.

В ответ комбат глубоко вздохнул, возвел очи горе и постучал по столу.

Из задумчивости Никифорова вывел вопрос батальонного начальствующего над транспортно-механической частью.

— Идемте, Иван Дмитриевич. У меня через четыре часа поезд с Финляндского отходит.

— Время есть, Виталий Павлович. Успеем на метро ко мне в Сосновку заскочить. Угощу, напою с дороги.

— Рад бы, но домой спешу. В Кексгольме дети заждались.

Сам Никифоров еще раздумывал, идти к метро, или взять мотор? Домашним он отбил телеграмму еще с Берлинского вокзала, предупредил, чтоб не беспокоились.

Ага! Так точно! Первым что бросилось в глаза на перроне, так это фигура и милое личико Лены. А затем супруга метнулась и повисла на шее штабс-капитана.

— Живой! Приехал. Ваня. Дорогой ты мой, родимый, Ванечка.

— Тише, тише. Вернулся пока в командировку, — тихо молвил, успокаивая супругу, Иван. — Ты знаешь, я всегда возвращаюсь.

— Не знаю. Только верю. Кожины у нас гостили. Твой племянник Кирилл приезжал. Только тебя все заждались, — по щекам Елены Николаевны стекали слезы, глаза блестели, светились счастьем.

— Спасибо тебе. Ты одна?

— Нет, одна. Дети и родители дома ждут.

На вокзальной площади близ автобусной остановки стоял надежный семейный «Лебедь-32». Елена Николаевна как заправский шофер элегантно ступила в салон, завела мотор, ткнула в кнопку электрических дворников. Хоть и весна, но на улице сыро, в зимнем обмундировании совсем не жарко.

Только в машине Иван Дмитриевич вспомнил о капитане Соколове. Могли бы добросить до Финляндского, а то и уговорить заглянуть на часок. Увы, Виталий Павлович отстал, а искать его по всему вокзалу безнадежное дело.