Письма. Часть 1
Шрифт:
Но другое: на Лионском вокз<але> — 100 арестов и отчаянная драка, а перед зданием англ<ийского> посольства женская англ<ийская> толпа кричала: Да здравствуют Черчилль и Идэн! [1176] И было столько свистков и улюлюканий по дороге с Лионского вокз<ала> в посольство, что пришлось прекратить радиорепортаж, но слушавшие — слышали. Нет! Французский народ — ни при чем, и скажите это всем. Ведь и Наполеону изменили маршалы (зад`aренные!), а не гренадеры, собственная жена, а не troisi`eme berceuse [1177] его сына, приславшая ему на Св<ятую> Елену — под видом своих (седых!) волос собственному сыну: слуге Наполеона — золотую прядь его сына. Les humbles [1178] — всегда верны, и всегда верно видят и судят. Ваша страна была (и вновь будет) страна этих humbles, где им были
1176
Иден Антони — министр иностранных дел Великобритании
1177
Третья няня (фр.).
1178
Обездоленные, смиренные (фр.).
Я думаю, Чехия — мое первое такое горе. Россия была слишком велика, а я — слишком молода. Горюю и о том, что я и для той Чехии была слишком молода: еще слишком была занята людьми, еще чего-то от них ждала, еще чего-то хотела, кроме — страны: кроме Рыцаря и деревьев, что в Карловом Тын'y, [1179] глядя из окна на море вершин — еще чего-то хотела — кроме.
И — тринадцать лет спустя — нет, уже пятнадцать! — скажу, что лучшее в Праге было — Рыцарь, а в Карловом Тыну — не мой юный спутник (к<оторо>го давно забыла!) а — сам старый Тын. — Un cas d'elicat se posera d'ailleurs aux autorit'es policieres. Devant l’ambassade se trouvait un groupe d’Anglaises qui n'accueillirent pas les Ministres avec des cyclamens mauves, comme l’avaient fait quelques dames francaises dix minutes avant, sur le quai de la gare, mais avec les cris: «Vive Iden! Vive Churchill!». [1180]
1179
Средневековый замок в Чехии, расположен неподалеку от Вшенор, где жила Цветаева.
1180
При этом щекотливый случай произошел в присутствии полицейских. Перед посольством находилась группа англичанок, которые встречали министров не сиреневыми цикламенами, как это сделало несколько французских дам за десять минут перед тем, на перроне вокзала, а криками: «Да здравствует Идеи! Да здравствует Черчилль!» (фр.)
Кончаю — вместе с листом. Вопросы: гора радия 2. главный: пришлите мне поскорее и чешский текст и дословный перевод «Где мой дом» [1181] — весь текст 3. учебник физической географии и истории 4. цену дымчатого хрустального ожерелья, самого лучшего. (Книг авионом не посылайте: дорого, буду ждагь сколько угодно.) Напишите как понравились стихи. Писала их — потоком: они сами себя писали. Обнимаю и всегда помню.
М.
<…>
1181
«Где мой дом?» — начальные слова чешского национального гимна.
26-го декабря 1938 г.
H^otel Innova.
С Новым Годом, дорогая Анна Антоновна!
Но каким ударом кончается — этот! Только что Мур прочел мне в газете смерть Карела Чапека. 48 лет! Мог бы жить — еще 20! И именно сейчас, когда так важен и нужен — каждый, когда человек уже значит — герой. От какой болезни умер? [1182] В газете только — «apr`es une courte maladie». [1183] Я просто — ушам не поверила: — Да это — ошибка! Не может быть! Ведь только что — разговоры о премии Нобеля! (NB! точно это может отвратить — смерть!) И только когда сама, глазами, прочла — поверила. Жалею в нем чеха, жалею в нем человека, жалею в нем собрата, жалею в нем — свое поколение. Нашего полку — еще убыло.
1182
К. Чапек умер от воспаления легких.
1183
«После непродолжительной болезни» (фр.).
С сентябрьских дней — дня не прошло, чтобы я утром не спросила Мура: — А чт'o — про Чехию? и как часто: — Про Чехию — ничего. А нынче — чего.
Я совсем оглушена этим ударом. Точно год, на прощание, поднес свой последний подарок: взяв — все, взял — еще это. И какое чувство — укора, точно я, живя во Франции, какой-то — со-убийца. (Т'aк нужно понимать третье стихотворение: оно
от лица — лучшей — Франции. Я неустанно чувствую, что жизнь нации сейчас идет — помимо народа: против народа, и что это — почти везде на земном шаре: что никогда так не шли врозь: народ — и вожди.)Бедный Чапек! Что он унес на прощание? Измену — предательство — победу грубой силы. Горько — т'aк умереть.
Одно — немножко — утешает, смягчает: чудесность дня. Он, как Симеон, дождался Христа. [1184] Пусть — не ждал, все равно — дождался! Хочется сказать: в Рождество умирающий — не умирает. Еще думаю: может быть — в окно лечебницы — видел снег — большие хлопья — и от этого — тише уснул. Господи, дай, чтобы он когда-нибудь — откуда-нибудь — увидел свою страну — воскресшей! Чтобы оба воскресли — страна и он! — Amen. —
1184
Симеону, праведному старцу, жившему в Иерусалиме, было предсказано Духом Святым, что он не умрет, пока не увидит Христа.
Вспоминаю в Праге, в Градчанах, церковь — которую я окрестила: Святой Георгий под снегом — потому что камень, из которого она построена — мерцающий, снежный — даже летом. Я помню, я раз зашла — и полчаса стояла — и всё время пела одно: — Святой Георгий, помилуй нас! Только эти слова. И вот, из-за снега, сейчас вспомнила. И тоже — стою и говорю: — Святой Георгий, помилуй нас!
Я страшно мерзну — и днем и ночью, и на улице и в доме: пятый этаж, отопление еле т'eплится, ночью сплю в вязаной (еще пражской) шапке, вспоминаю Вшеноры, нашу чудную печку, которую топила своим, д'oбытым хворостом. И ранние ночи с лампой, и поздние приходы занесенного снегом, голодного С<ергея> Я<ковлевича> — и Алю с косами, такую преданную и веселую и добрую — где всё это?? Куда — ушло??
Я — страшно одинока. Из всего Парижа — только два дома, где я бываю. Остальное все — отпало. Если бы эти мои друзья — случайно — уехали, у нас бы не осталось — никого. На весь трехмиллионный город. (У одних бываем — раз в неделю, у других — раз в две, а то и в три: не зовут — не идем: не позовут — не пойдем.)
Если бы я сейчас была в Праге — и Вам было бы лучше — и мне. Здесь мое существование — совершенно бессмысленно. А там бы я с новым жаром все любила. И может быть — опять стала бы писать. А здесь у меня чувство: к чему? Весь прошлый год я дописывала, разбирала и отбирала (потом — поймете),
сейчас — всё кончено, а нового начинать — нет кураж'y. Раз — всё равно не уцелеет. Я, как кукушка, рассовала свои детища по чужим гнездам. А растить — на убой…
Но ёлочка все-таки — была. Чтобы Мур когда-нибудь мог сказать, что у него не было Рождества без елки: чтобы когда-нибудь не мог сказать, что было Рождество — без елки. Очень возможно, что никогда об этом не подумает, тогда эта жалкая, одинокая елка — ради моего детства и ради тех наших чешских елок с настоящими еловыми и сосновыми шишками, которые сами золотили — жидким золотом.
Всё меня возвращает — в Чехию.
Я никогда, ни-ког-да, ни разу не жалела, что мне не двадцать лет. И вот, в первый раз — за все свои не-двадцать — говорю: Я бы хотела быть чехом — и чтобы мне было двадцать лет: чтобы дольше — драться. В Вашей стране собрано все, что мне приходится собирать — и любить — врозь. А если у Вас нет моря — я его, руку н'a сердце положа, никогда не любила: не любила — больше всего, значит — не любила. (Читали ли Вы «Мой Пушкин» — там всё: о море и мне.)
Спасибо за Яхимов. Но не было бы (верней: нет ли) у той радионосной горы — отдельного названия? Яхимов — город, где обрабатывали, а гору — как звали? Или, хотя бы — весь горный хребет? (Здесь, напр<имер>, в Савойе, в Арденнах, и в Alpes Maritimes, [1185] есть свое имя — у каждой горы и даже вершины: la pie de… Мне это очень важно — для стихов.)
Жду истории своего Рыцаря. Всё, чт'o знаю — что это он добыл Праге двухвостого льва. [1186] Напишите мне, дорогая Анна Антоновна, всё про него: с кем дрался, где блуждал, откуда привёл льва? И еще одна просьба: знаю, что — трудная: записывайте про Чехию — всё, всё, все маленькие случаи, как с теми крестьянками (нарядами) и детьми (конфетами). — Ведите дневник страны. Кто будет перечитывать старые газеты? Да наверное и в газеты-то не всё попадает. Простые записи: там-то — и тогда-то — то-то. Несколько строк в день. Будет — памятник.
1185
Приморские Альпы (фр.).
1186
Рыцарь Брунсвик рискуя жизнью спас льва, который стал его другом и помогал ему в его подвигах. С Брунсвиком связывают возникновение чешского герба, на котором до сих пор сохранилось изображение льва.