Письма. Часть 2

— Почему Ваши письма настолько лучше Ваших стихов? Почему в письмах Вы богатый (сильный), а в стихах — бедный. Точно Вы нарочно изгоняете из своих стихов всего себя, все свое своеобразие — хотя бы своей беды, чтобы дать вообще-беду, общую беду: бедность. Почему Вы изгоняете все богатство своей беды и даете беду — бедную, вызывающую жалость, а не — зависть. (Не думайте, что меня обольщает на-меня-направленность Ваших писем — это во мне никогда ничего не предрешало — и — все стихи всё равно на меня направлены.) — Вам в стихах еще надо дорасти до себя-живого, который и старше и глубже и ярче и жарче того. Вы (живой) из близнецов: Кастора и Поллукса — т'oт близнец, которому отец — Зевес. [1837]

1837

Кастор и Поллукс (Полидевк) — близнецы, сыновья Зевса. По одному из преданий, бессмертный Полидевк поделился со своим смертным братом частью бессмертия.

_______

Мой з'aмок, 8-го августа 1936 г.

— Не удивляйтесь гигантскости моего шага к Вам: у меня нет другого.

_______

Вы тоже человек одной ночи — одного взгляда — и целой жизни тоски — Sehnsucht — оборота н'a. (Потом этих взглядов становится много, но каждый — нож.)

Вы тоже сразу хотите не-жить, чтобы не было ни потом, ни дальше. (Продолжения не будет.)

Сколько бы мы раз уже умирали, если бы боги нас слушались!

_______

Ваша младенческая привязанность к Тёте, [1838] то есть: чистая страсть тоски — лейтмотив всей Вашей жизни. Другого не будет, ибо с душой ничего другого не бывает, ничего кроме нее самой, которая есть: чистая страсть тоски. Душа (когда она есть: ее нет — никогда) рождается готовая, не рождается — продолжается — со всем грузом бессознательной и бесполезной памяти. Бессознательной — так руки сразу узнают клавиши, плечи — волны. — Бесполезной — все ошибки з'aново, как будто бы никогда не расшибался — и это уже можно проследить в короткой нашей, в короткой Вашей жизни: от чего Вы в жизни излечились, чему — научились? Ни от чего. Ничему. И вся я к Вам этому — живой пример.

1838

«Единственный человек, которого я любил в жизни чистой, горячей, ненадуманной любовью — была эта Тетя», — писал в своих воспоминаниях Штейгер.

В который раз? И разве я не знаю, что все кончается, и разве я верю, что (это во мне к Вам) когда-нибудь кончится, когда-нибудь меня отпустит, что я от Вас — опустею: стану опять пустым — и холодным — и свободным домом: domaine’oм? [1839]

Ведь стоило Вам только подать мне знак — так ивы на краю дороги подавали мне в летящее окно — знак — как я на этот ивовый знак — вся ринулась, ринулась, кинулась, зная всё и не веря — ничему.

1839

Сфера, пространство (фр.).

______-

В жизни с этим делать нечего, и Вы это знаете. Давайте вместе не-жить: действенно, воинствующе, победоносно.

_______

Мой перстень был: сплошь ровный серебряный широкий с серединной лилией — по бокам по кресту — вокруг (всего пальца) розы. И он никогда уже не станет моим.

_______

9-го августа 1936 г., понедельник.

Если бы можно было запустить руку в душу — как в море — Vous retireriez Votre main pleine de Vous. [1840]

1840

Вы вынули бы свою руку, полную Вами (фр.).

He удивляйтесь. Если распределить всё это по годам нашего знакомства (с Вашего рождения или даже с того часа, когда Вы впервые подошли ко мне на одном из моих чтений) — вышло бы вполне нормально, а сейчас Вы всё это получаете сразу — только не пугайтесь и не подломитесь и не усумнитесь.

_______

Сколько сказок бы я Вам рассказала, если бы мы были вместе! Сколько — M"archen meines Lebens! [1841]

Над пылающим лицом:Тем, с глазами пьющими,Сколько песен шепоткомСпето, петель — спущено! [1842]

1841

Сказок моей жизни (нем.).

1842

Из «Поэмы о Царской Семье» М. Цветаевой.

(Это о Царице с ее раненым: «Мой раненый» — помните?).

Нам с Вами эти дни (с получения мною Вашего первого письма, а может быть — и с его написания) нужно было бы жить вместе, не расставаясь — с утра до вечера и с вечера до утра — ведь все равно, как эти пространства между — называются!

_______

Никогда никто к Вам так всем существом не шел, как я сейчас. Так только море идет — всем собой. (Прилив.)

_______

Ваше письмо (последнее) лежит у меня во Втором Фаусте: спит в нем, обнятое гётевским восьмидесятилетием — и всею игрою тех Нереид и Наяд. [1843] Это В'aш дом. Вы в нем живете. Сколько у Вас сейчас домов, кроме бернского: я, моя тетрадь, мой з'aмок. Второй Фауст. Какой Вы сейчас любимый и сохранный — если бы Вы знали!

1843

Второй Фауст — т. е. вторая часть «Фауста» Гёте. Нереиды, наяды — нимфы (греч. миф.).

Раз мы все равно не расстаемся (я говорю мы, п. ч. иначе нет ничего, т. е. обычное: я и ein Id'ol) раз мы всё равно не расстаемся — бессмысленно не быть вместе.

Но я бы хотела быть с Вами совсем без людей, совсем одна в огромной утробе — з'aмка — и нам прислуживали бы руки, как в сказке Аленький Цветочек. [1844] — Хочешь? — И я знаю, что к нам, привлеченные чистотой и жаром, пришли бы все прежние жители этого замка, все молодые женщины, и все юноши (я тебе скоро пришлю их портреты: я их для тебя украла) и все бабушки в чепцах и прадеды в халатах, и любили бы нас, и мы бы царили над ними и, в конце концов — незаметно — перешли бы к ним в стены и когда пришли бы другие — никого бы не нашли.

1844

Сказка С.Т. Аксакова.

_______

Я хочу с Вами только этого, только такого, никак не называющегося, не: сна наяву, сна — во сне, войти вместе с Вами в сон — и там жить. Потому, что Вы тоже пленный дух, [1845] как я, — не дух (духовность) a ein Geist: ein Gast. [1846] Я это знаю, поняла по первому зову.

_______

(Все еще 9-го, понедельник).

Нынче, открывая дверь в свою заведомо-пустую комнату, я на секунду задержалась на пороге с мысленным вопросом: — Можно? — И удивиться не успев (на свою рассеянность) поняла: она до того заселена Вами, что если меня в ней нет, то в ней, конечно — Вы.

1845

Аналогия с образом Андрея Белого, очерк «Пленный дух».

1846

Дух: гость (нем.) — игра созвучий).

_______

Я не люблю детского общества: грубо, мальчишески и девчончески-профессионально, громко, и если я гуляю с детьми, то всегда внутренне-насильственно — а нынче я и внутренно согласилась, из соображения: — Раз я иду — с другим, то естественно, чтобы и Мур шел с товарищем. И только потом установила, что я ни с кем не иду.

_______

До Вашего письма я все время переводила Пушкина — целыми потоками — лучшие его стихи. (Когда-нибудь пришлю — или прочту.) С тех пор — ни строчки. Сейчас я думаю о Вас: думаю — Вас. Это очень серьезное занятие (Бедный Р<ильке>! Мне одна люб'aя, любезная французская дама рассказывала: — Il nous lisait toujours ses 'ecrits francais, en nous demandant `a mon mari et `a moi (муж — корректный морской офицер-француз) — si c’'etait assez clair. Un jour il nous lit: — Cette femme a les mains sur les genoux. Elle ne bouge pas. Elle pense un enfant. — `A un enfant? — Non, non, elle pease un enfant. C’etait lui qu'elle pense et non pas `a lui. — Mais c'est absolument impossible en francais, cher Rilke, personne ne comprendrait, on prendrait ca pour une erreur d’impression. On peut probablement dire ca en allemand, mais en francais (NB! Прерываю: si on peut dire en allemand, c’est qu’on peut le sentir en allemand, car: «sie denkt ein Kind» n’est pas plus dit en allemand qu'en francais… Toute la diff'erence est que le lecteur allemand croit le poete sur parole, l’honore et la suit dans chacune de ses particularites, tandis que le lecteur francais — le juge.) Тогда, Р<ильке>, жалобно: — Alors, Vous dites — c’est absolument impossible? Incomprehensible? — Absolument. — Alors il ajouta — `a —

Et moi je n'ajoute rien. Je Vous pense. Et un jour — nous en recauserons. [1847]

_______

10-го августа 1936 г., вторник.

Когда я нынче думала о комнате, в которой мы бы с вами жили, и мысленно примеряла — и отбрасывала — одну за другой — все знаемые и незнаемые, я вдруг поняла, что такой комнаты — нет, потому что это должна быть не-комната: отрицание ее: обратное ее, а именно: комната сна, растущая и сужающаяся, возникающая и пропадающая по необходимости внутреннего действия, с — когда-надо — дверью, когда не-надо — невозможностью ее. Комната сна (Вы видите сны?), та комната, которую мы сразу узнаём — и на которую немножко похожи, в памяти, наши детские.

1847

Он нам всегда читал свои французские сочинения и спрашивал нас, моего мужа и меня, достаточно ли это ясно. Однажды он нам прочитал: — Эта женщина сложила руки на коленях. Она не двигается. Она думает ребенка. — О ребенке? — Нет, нет, она думает ребенка. Она его думает, а не о нем. — Но это же абсолютно невозможно по-французски, дорогой Рильке, никто не поймет, примут это за бред фантазии. Вероятно, так можно сказать по-немецки, но по-французски… (NB!..если можно сказать по-немецки, значит, можно почувствовать по-немецки, так как (фр.) «она думает ребенка» (нем.) — уже не по-немецки, а по-французски. Вся разница в том, что немецкий читатель верит поэту на слово, чтит его и следует за ним в каждом его повороте, в то время как французский читатель — судит его.) Тогда, Рильке, жалобно: — Итак, вы говорите — это абсолютно невозможно? — Абсолютно. — Тогда он добавил — о —

А я не добавляю ничего. Я Вас думаю. И однажды мы об этом поговорим (фр.).