Письмо из ниоткуда

* * *

Домой он возвращался бегом. Сегодня Наташа сообщила, что дошила шторы, и ждала Ромку, желая их, уже отпаренные, повесить. Он обещал явиться в восемь, но задержался на час, вот и мчался со всех ног. И, между прочим, не с пустыми руками. В ювелирном магазине, где он сегодня устанавливал торговое оборудование, в качестве премии Ромчику выдали украшение из серебра. Точнее, предложили несколько на выбор. Ему приглянулся двойной браслет с сердечком. Как потом оказалось, парное украшение. Если разделить его, получатся два браслета. У каждого по половинке сердца…

Но Рома и свое хотел подарить Наташеньке!

Он влетел в комнату, сжимая в руке коробочку с подарком. Первое, что увидел, – это шторы. Они лежали на полу. Гора тяжелого материала, плотного, неподатливого (ох и намучилась Наташа с ним), внушала страх. Почему, Рома понял позже…

В этой груде лежала Наташенька. Съезжавшаяся, будто безжизненная.

Как мертвая гусеница. Они сметали таких с подоконника осенью и удивлялись, откуда они на нем появились. Надуло с деревьев или птицы притащили?

Рома бросился к Наташеньке. Она была в сознании. С болью смотрела на свои окровавленные руки, прижатые к животу, и беззвучно плакала.

– Что случилось?

– Я не знаю, – пролепетала она. – Я упала и не могу встать.

– Ты что, полезла вешать шторы? – разгневался Рома.

– Нет, я просто их раскладывала, как в животе закололо. Я села, чтобы перевести дух, но больше не смогла разогнуться…

Рома бросился к телефону, вызвал скорую помощь. И тут же вернулся к Наташе. Она уже не могла говорить, только шептала что-то невнятное. И за живот держаться перестала. Тогда Рома увидел, сколько крови из нее вытекло. Казалось, ведро!

– Наташенька, не отключайся, пожалуйста, – умолял ее он. – Потерпи, помощь скоро придет!

Она только улыбалась в ответ.

– Смотри, что у меня есть! – Ромка вытряс из коробки украшение. – Это сердце, видишь?

Наташа не видела, потому что не могла открыть глаза.

– Оно большое и состоит из двух половинок: моей и твоей. Моя пусть будет с тобой. – Он натянул подарок ей на руку. – Всегда с тобой, Наташенька…

Скорая помощь прибыла быстро. Девушку погрузили в машину, а Рому не пустили. «Жених – не родственник», – сказал фельдшер. Он подобрел бы, получив денежку, но кошелек остался дома. Тогда Рома побежал за «каретой». И не сильно отстал от нее, потому что на улице было много светофоров.

Дальше приемного покоя его, естественно, не пустили. А вскоре выгнали из здания. Но перед этим с ним поговорил доктор:

– Ребенка вы уже потеряли. Он умер в утробе.

– От удара? Наташа упала, да?

– Нет, малыш скончался до этого. Он уже начал разлагаться в утробе. У него шансов не было. А у твоей невесты есть. Она молодая, здоровая, выкарабкается.

– Где она сейчас?

– В реанимации. Отходит после операции. Пока слаба. Завтра не приходи, все равно не пустят, звони. И думай о хорошем. Если веришь в Бога, молись.

Он не верил, но молился. И Генриха заставил это делать. Их семья давно съехала из коммуналки, но ему кто-то сообщил о случившемся с Наташенькой. Но не сразу, а через день.

– Вы ждали ребенка и мне не сказали? – сокрушался он. – Как будто я бабка с дурным глазом и могу сглазить его.

– Даже наши родители были не в курсе.

– И Наташина мама?

– Никто не знал. Мы сюрприз для вас готовили.

– Кто был, девочка или мальчик?

– Наташа двойней забеременела. Но один близнец быстро поглотил другого. То был мальчик.

– То есть его вскрыли, а там…

– Да, еще один плод. И уже он помешал развитию братика.

– Вы что, УЗИ не делали?

– Два раза. Но оно ничего странного не показало. – Рома уже не плакал, говорил спокойно. – Наташенька так легко переносила беременность, и мы даже представить не могли…

– Тебе надо отвлечься. Пойдем, выпьем. – На первом этаже открылась рюмочная, можно было даже не переобуваться, а идти в тапках, Ромчика пустили бы.

– Нет, молиться надо. Давай со мной. – И Рома указал на купола церкви.

– Я католик.

– А я вообще некрещеный. Это не важно.

Наташеньку долго не выписывали. Но хорошо, что начали к ней пускать посетителей.

Когда Ромчик впервые зашел в палату, то растерялся. Шесть женщин и среди них ни одной знакомой.

– Какие красивые ромашки! – услышал он от одной. Присмотрелся, а это Наташенька. Бледная, похудевшая кило на пять, с головой, обвязанной платком, она казалась другим человеком. – Что, не узнал?

– Ты платки никогда не носила…

– Голову не могу помыть, воду отключили. Знаю, мне не идет, но лучше так, чем с сальными волосами. – Она приняла цветы, обняла. Сил в руках совсем не было, а спина – как допотопная доска для стирки, ребристая. – Как ты?

– Счастлив, что с тобой все в порядке, – выдохнул он. – Когда тебя выпишут?

– Не скоро. Пока даже вставать без спросу не позволяют. Но я иду на поправку.

– Я шторы повесил. И купил на Покровке картину с ангелами. Как думаешь, куда ее повесить? – Она пожала плечами. – А хочешь, я ее сюда принесу? У вас и место для нее есть! – Он вскочил и подбежал к стене, на которой когда-то было радио, а теперь оставался только незакрашенный квадрат. – Девочки, как вы относитесь к ангелам?

– Ты б лучше нам окно починил, – проворчала одна. – Распахивается при каждом порыве.

– Завтра же сделаю. Сейчас инструмента нет.

Он сдержал обещание. И картину повесил. Но Наташу перевели в другую больницу. Почему, он узнал от Генриха.

– Осложнения у нее. В Семашко положили, там более квалифицированные специалисты.

– Почему ты в курсе, а я нет?

– Мой отец договорился. К Врангелю так просто не попасть.

– Это доктор?

– Доктор-гений. К нему со всего бывшего Союза приезжают.

– Пойдем в рюмочную? – предложил Рома. – Только у меня денег всего на пару стопок.

– Угощаю.

Генрих уже работал. Его, как блестящего выпускника, взяли на закрытое оборонное предприятие инженером. Выдали машину. Предложили беспроцентный кредит на покупку квартиры. Родители очень им гордились, а он все еще не знал, чем хотел бы заниматься.

– Если ни к чему не тянет, может, то, чем ты сейчас занимаешься, твое, – ответил на его мысли вслух Ромчик. Они как раз пришли в рюмочную и заказали сет из разных настоек.