Питерский гость

Компанія завернула за уголъ.

IV

Иванъ Захаровъ, купецъ Харлюзинъ и урядникъ вошли въ деревенскій трактиръ. Трактиръ былъ почти пустъ, такъ какъ день былъ не праздничный. Въ первой комнат, гд помщалась стойка, сидли у столика за бутылкой водки два прозжіе мужика, лошади которыхъ стояли противъ трактира, да облокотясь на стойку полулежалъ грудью старый причетникъ въ сромъ нанковомъ длиннополомъ сюртук и о чемъ-то разговаривалъ съ буфетчикомъ-цловальникомъ въ ситцевой рубах. Завидя урядника, мужики поднялись съ мстъ. Тотъ махнулъ имъ рукой, чтобы продолжали сидть, и спросилъ буфетчика:

— Максимъ Кирилычъ дома?

— На сновал спитъ. Въ городъ здилъ, подъ самое утро пріхалъ и залегъ.

— Разбудить. Сказать, что именитые гости пожаловали. А самъ ты вотъ что… Во-первыхъ, рябиновой, во-вторыхъ, закуски для питерскаго гостя почудесне, а въ третьихъ, солянку пусть стряпуха соорудитъ на сковородк. Прошу покорно, Иванъ Тимофичъ, въ дворянскую горницу, обратился урядникъ къ Харлюзину.

Дворянская комната была небольшой комнатой о двухъ окнахъ, оклеенная яркими обоями и увшанная олеографическими преміями «Нивы» безъ рамокъ. На окнахъ красныя кумачевыя занавски, въ углу комодъ и на комод небольшой музыкальный ящикъ, рядомъ съ комодомъ ободранная бикса съ двумя кіями, у оконъ по столу, покрытому красными ярославскими скатертями — вотъ и все убранство комнаты.

— Разсаживайтесь, господа! командовалъ урядникъ, указывая на стулья. — Парамонъ Тихоновъ! Завести машину! крикнулъ онъ буфетчику.

— А это ужъ самъ Максимъ Кирилычъ сдйствуетъ. Ключъ отъ машины у него.

— Послалъ будить?

— Послалъ. Только теперь не скоро растолкаешь. Хозяйка тоже рядиться начала. Хочетъ выйти!

— Ну, вотъ и чудесно! Иванъ Тимофичъ! Да вы за супружницей своей послали бы… Здсь вдь въ дворянской горниц все на деликатный манеръ. Какъ подозрительность личности и безъ поведенія — сейчасъ въ зашей.

— Нтъ, ужъ пущай дома сидитъ.

— Отчего же-съ? Кстати бы он по своему дамскому существу и съ супругой Максима Кирилыча снюхались. Сюда окромя господъ помщиковъ и нашей деревенской полированной команды никто не заглядываетъ.

— Нтъ, ужъ лучше потомъ, въ другой разъ.

— Напрасно-съ… И имъ-то бы плезиръ былъ. Можно бы дамской вишневки…

Въ дверь комнаты лзъ полупьяный причетникъ, держалъ руки пригоршней, протягивалъ ихъ по направленію къ уряднику и возглашалъ:

— Защитникъ и охранитель! Благослови!

— Съ Богомъ! Съ Богомъ! Проваливай! Сегодня здсь по деликатному…

— Имю подозрніе насчетъ пропавшей телушки…

— Посл разскажешь.

— Парамонъ Тихоновъ! Убери его!

— Леонтій Федорычъ… Иди, коли начальство приказываетъ.

Буфетчикъ взялъ причетника за плечо и вывелъ изъ комнаты.

— Вдь вотъ, кажись, по своему ученью и полированный человкъ, а крпко ослабши, сказалъ ему вслдъ урядникъ. — Дьячокъ у насъ есть, такъ тотъ совсмъ другая физіономія личности, но только мы тоже его въ свою полированную команду не допущаемъ. Батюшка отецъ Никодимъ не любитъ.

Показался хозяинъ трактира Максимъ Кирилычъ въ пиджак, бархатной полосатой жилетк и при часахъ на толстой серебряной цпочк черезъ шею. Онъ протиралъ глаза, звалъ и покачивался на ногахъ отъ только что прерваннаго сна. Въ волосахъ его торчали сно и солома.

— На зар ты его не буди, на зар онъ сладко такъ спитъ… на распвъ проговорилъ урядникъ, при вид входящаго хозяина, и прибавилъ:- Чего это ты, отецъ и благодтель, до этихъ поръ сонную музыку разводишь? Людямъ за обдъ садиться пора, а онъ спитъ.

— Подъ утро только что вернулся, такъ хоть кого сморитъ. Въ городъ здилъ, шкуры крестьянскія на заводъ продалъ, потягиваясь отвчалъ хозяинъ.

— Ну, такъ вотъ прочухивайся. Видишь, гостей-то сколько. Вотъ это нашъ прізжій купецъ Иванъ Тимофичъ. Такъ какъ они пріхавши сюда въ деревню погостить, а сами человкъ полированный, а здсь въ деревн все компанія срая и не съ кмъ имъ водиться, то и пришли къ теб, къ полированному человку, знакомство заключить.

— Оченно пріятно. Мы завсегда рады. Сегодня подъ утро, когда я пріхалъ, работники и то мн сказывали, что у насъ на сел питерскій гость объявился.

Максимъ Кирилычъ подалъ Харлюзину и уряднику руку, а на Захара Иванова посмотрлъ искоса, помедлилъ немного и въ вид уступки какъ-то неохотно протянулъ только два пальца.

— Максимъ Кирилычъ! Вдь это братанъ мой… отрекомендовалъ въ свою очередь Харлюзина Иванъ Захаровъ. — Ко мн пріхалъ, у меня остановился. Ты на грудь-то ему посмотри… Эво сколько медалей!

— Кавалеръ. Меня перехвасталъ по кавалеріи… прищелкнулъ языкомъ урядникъ.

— А какія, братъ Максимъ Кирилычъ, у него цигарки! Двадцать копекъ штука. Ей-Богу… Сейчасъ умереть. Братецъ, Иванъ Тимофичъ, попотчуйте Максима Кирилыча цигаркой-то.

Харлюзинъ открылъ портсигаръ.

— Н… Не балуюсь… Спасибо. Табакъ не про насъ растетъ… отрицательно потрясъ головой Максимъ Кирилычъ.

— Да вдь изъ-за двугривеннаго можно и разршить. Ты подумай: цна-то какая!

— Богъ съ ней! Для меня табакъ все равно, что волку трава. Въ Питер торговлю производите?

— Въ Питер. Пятнадцать лтъ хозяйствую.

— Какимъ товаромъ?

— Желзо есть, строительный матеріалъ, домовые приборы, лсъ…

— Бывалъ и я въ Питер. Давно только. А что, у васъ Юлія Пастрана жива?

— Это женщина-то съ бородой? Давно померши.

— Ну, а какъ нынче у васъ Исаакіевскій соборъ? Все еще въ лсахъ?

— Посл разспросишь, Максимъ Кирилычъ, перебилъ его урядникъ. — А теперь ты вотъ что: что есть въ печи — все на столъ мечи для дорогого гостя. Да и прежде всего машину заведи.

— Что машина! Питерскій гость у себя въ Питер и не такую машину слыхалъ, а наша машина ему только одно умаленіе.

— Заведи, заведи. Пусть онъ и нашу деревенскую машину послушаетъ. Я вотъ самъ-то на кларнет балуюсь, въ полку выучили, такъ музыку страсть люблю. Пусть Иванъ Тимофичъ послушаютъ.

— Парамонъ! кричалъ хозяинъ. — Давай сюда водки трехъ сортовъ, да возьми у хозяйки коробку сардинокъ, балычка кусочекъ и селедку… Да живо!

Отдавъ приказъ, Максимъ Кирилычъ вынулъ изъ жилетнаго кармана ключъ и принялся заводить музыкальный ящикъ.

1893