Плач Агриопы
Шрифт:
– Ладно, — Елена вдруг взяла Павла под руку — может, просто оперлась о него для устойчивости, — так и быть, давай прошмыгнём мимо — как мыши. Веди меня, мой Вергилий, спасший меня от верной смерти.
Ирония девчонки теперь тоже казалась доброй, как и улыбка. Павел будто на крыльях полетел, не замечая усталости. Елена еле поспевала за ним.
Она вообще устала сильнее провожатого. Начав прихрамывать ещё до того, как порезала ногу, после инцидента с консервной банкой она и вовсе сбавила темп ходьбы. Чтобы преодолеть два километра — от кладбища до Ленинградского проспекта и метро «Динамо» — пришлось убить больше
Широкая «Ленинградка» показалась обоим горе-путешественникам настоящим океаном — безбрежным простором, который пугал. Смертельно уставшие экскурсовод и экскурсантка замерли в двух шагах от проезжей части.
– Пожалуй, я созрела для того, чтобы рискнуть прокатиться в метро, — выдохнула Елена, через прищур взирая на вестибюль станции «Динамо», чем-то неуловимо смахивавший на спичечный коробок.
– Пожалуй, так и сделаем, — в тон ей ответил Павел. — До открытия метро — чуть больше двух часов. Не критично.
– Тебя что, дома никто не ждёт? — девчонка окинула провожатого с ног до головы внимательным взглядом.
– Родители… Они привычные, — буркнул тот. — Я иногда у приятелей в общаге ночую… Мы договорились: если я двое суток не появляюсь — они бьют тревогу. Если меньше отсутствую — относятся с пониманием.
– Ты мне ни разу не сказал, что я тебе понравилась, — задумчиво проговорила Елена. — А ведь провёл со мной ночь, как ни крути.
– А надо было сказать? — тихо уточнил Павел.
– Неа, — девчонка быстро мотнула головой; светлые волосы взметнулись вверх и мягко опали, как платье танцовщицы, закончившей кружиться. — Терпеть не могу болтунов.
– А я и есть болтун, — одно слово: экскурсовод.
– Экскурсоводы не болтуны, — Елена забавно покачала пальчиком. — Они — сказочники. А сказочников дети любят, и старики. Это о многом говорит. О хорошем говорит…
– А ты — любишь сказки? — Павел взял в руку девчонкину ладонь, и та не отстранилась.
– Конечно, люблю, разве не заметно?
«Бррр-чих-чих-чих», — носы путешественников забило гарью. Рядом с ними остановился старый самосвал.
– Эй, молодёжь! — из кабины высунулся добродушный полноватый мужичок. Даже в тускловатом свете электрического фонаря было видно, как во рту, на самом видном месте, у него блестит золотой зуб. — Подскажите, как в Шереметьево проехать?
– В аэропорт? — Павел оживился, немедленно превратился в географа-москвоведа.
– Так точно, — по-военному отрапортовал водитель. — Там стройка — мне туда, значит, и нужно.
– Хотите, мы вам дорогу покажем? А вы нас в Химки забросите. Это по пути.
– Не вопрос, — мужичок широко улыбнулся. — У меня в кабине — как раз три места. Два, считайте, ваши. Я из Рязани еду — мне только в радость попутчики, я — разговорчивый.
– Мы сейчас, мы мигом, — заторопился Павел. Но, уже поставив босую ногу на масляную ребристую ступень кабины грузовика, обернулся к Елене:
– Ботинки я у тебя забирать сегодня не стану — и не проси. — Он произнёс это так жалобно и, вместе с тем, напористо, —
так неожиданно и не к месту, — что девчонка удивлённо приподняла брови. Потом, словно бы что-то для себя уяснив, улыбнулась:– Завтра за ними зайдёшь? — спросила, а в глазах у неё мерцали чудесные крохотные светлячки.
– Точно, — Павел улыбнулся в ответ. — Именно так, и никак иначе: завтра зайду. — Он чуть замешкался. — Ну, то есть, по-календарному завтра. День, ночь и снова день. Сентябрь закончился три часа назад — и прошлый день закончился, а новый — начался.
– Ага, — поддакнула Елена.
– Молодёжь, давайте-ка поживей. Или выйти и подсадить? — золотозубый здоровячок устал ждать.
– Мы уже здесь, — ответил Павел. — Можно ехать. А ничего, что я — босиком?
– Спортсмен, что ли? — вопросом на вопрос ответил водитель.
– Путешественник.
– Тогда валяй, путешествуй босиком, — здоровяк звонко рассмеялся. — Я в твои годы ещё не то творил, потом образумился.
Двигатель машины взревел. Павел нащупал в мягком полумраке кабины пальцы Елены и крепко их сжал. Грузовик, словно могучий корабль, начал выбираться в открытый океан многополосного шоссе. И Павел не сомневался: впереди — только открытия: Америки, Индии и прочих неведомых земель. Потому что дорогу осилит идущий.
«А интересно, кто, всё-таки, попёр у Еленки обувку?» — Вдруг подумал Павел. Но тут же понял: не так уж это ему и интересно. И самое главное — совершенно не важно.
– Кушать подано, — Третьяков, ввалившись в баньку с разрешения управдома, раскладывал по высоким, «походным», металлическим тарелкам малоаппетитное месиво. Первую порцию протянул Татьянке. Павел заметил, что та, обычно не слишком приветливая с новыми знакомыми, коллекционера не чуралась. Хотя, увидев содержимое тарелки, скривилась и недовольно, смешно, повела носиком.
– Опять рагу? — Павел, тоже без энтузиазма, поковырял вилкой кусок красного перца.
– Овощное рагу! — подтвердил Третьяков. — Не думай, никакой дискриминации: местные едят то же самое. Тем более, подвоза продуктов, как сам понимаешь, сейчас нет. Поселенцам приходится готовить из собственных запасов. Не кочевряжься — ешь и говори: «спасибо!»
– Да-да, спасибо, — за спиной возникла фигура Людвига. — Я готов это сказать по доброй воле — на меня даже давить не придётся. Если выделите пайку — так и быть, схожу запру дверь, которую вы оставили открытой. Готов работать за еду: утренней столовской порции мне сильно не хватило.
– Как ты можешь это есть? — Павел удивлённо повёл бровью.
– Запросто, — латинист удовлетворённо хмыкнул, заметив, что Третьяков вытащил из полиэтиленового пакета ещё одну, «запасную», тарелку. — Могу поменять одно блюдо мясной нарезки на три тарелки вегетарианской стряпни. Тут главное — забить желудок.
– У меня здесь кофе, — Третьяков извлёк из пакета пузатый высокий термос. — Между прочим, один из местных исчерпаемых ресурсов. Пришлось постараться, чтобы добыть. Всем нам этот природный энергетик, как я понимаю, понадобится. Потому как надо поговорить — так, чтобы никого в сон не клонило. Место для беседы, кстати, самое подходящее — сюда точно никто из посторонних не сунется. По крайней мере, пока здесь остаётся Татьяна. Кстати, как она? На вид — гораздо лучше вчерашнего.