Плачь, Маргарита

В таком виде его и застали привезенные Кренцем городские врачи, которым предстояло дать заключение о состоянии пострадавшего. Состояние оказалось более чем удручающее — тяжелейшее сотрясение мозга, осложненное риском применения обычных препаратов в связи с военным ранением в голову, сильный ушиб левого бока, бедра и голени… «Общее состояние критическое» — таково было заключение врачей.

Гитлер остался доволен. Улучив минутку, он зашел к Лею и поздравил его с блестящей артистической импровизацией.

— Они вышли от вас в полной уверенности, что вы едва ли не при смерти, — улыбнулся он. — Отлично! Это то, что нужно сейчас.

Около пяти часов дня, когда Роберт наконец-то начал засыпать, его навестил начальник полиции города Франкфурта. Гитлер потому предпочел этот город даже Кельну, где полиция давно контролировалась гауляйтером, что здесь отношения с полицией были просто превосходны. К тому же близость Франкфурта к Рейхольдсгрюну давала возможность начать операцию «К» без осложняющего ее промедления (операция получила свое имя от слова «кабан» — шутка Геббельса). Комиссар пробыл у Лея всего несколько минут. Выйдя, он объявил, что сам займется расследованием.

— Я найду этих негодяев, господин советник! — обратился он к Гитлеру. — Я сам найду их и назову их имена…

Фюрер собрался было снова поздравить Роберта, но тут прибыла «ударная сила» — Йозеф Геббельс и Эрнст Ганфштенгль с десятком помощников. Пуци прилетел из Штутгарта, где проводил с родными рождественские каникулы. Он встретился с Геббельсом на аэродроме, и тот по пути к Кренцу посвятил его в некоторые обстоятельства. С мужем прибыла и Елена. Это был произвол, за который Эрнст получит выговор от фюрера, но что можно поделать с подобной женщиной!

— Занимайтесь своими делами, а я буду заниматься своим, — заявила она мужу. — Не знаю, что там с ним на самом деле, но лучше бы вам было уложить в постель кого-нибудь другого. Роберту эта роль противопоказана. Он напьется и все сорвет.

Присутствие в доме Маргариты Гесс поначалу сбило Елену с толку. Как могли родители и любящий братец отпустить от себя эту деточку, да еще — к малознакомым людям? И где, спрашивается, Рудольф? Почему его нет с фюрером? Почему вместо него сестра? Что за новости! Она приперла было к стенке Геббельса, но тот вдруг важно объявил, что вообще не желает с ней разговаривать, потому что знает, для чего она сюда явилась.

«Ладно, разберусь сама», — решила Елена и, не дожидаясь ничьих санкций, тотчас отправилась к Роберту. Увидав его, полуживого, со смертной тоскою в глазах, она придвинула к двери тяжелое кресло и, сев на постель, принялась ласкать его, как маленького обиженного мальчика.

— Бедный мой! Что они с тобой сделали? Монстры! Противные дураки! Что с тобой, мое сокровище? Ты упал с лестницы?

Вид сюсюкающей любовницы, физические и моральные муки из-за невозможности общения с Маргаритой, вся нелепость ситуации и бессилие ее изменить, закономерно вызвали у Лея последнюю защитную реакцию, на какую еще способны были его нервы, — он начал хохотать. Елене этот смех не понравился — слишком он походил на истерику. Роберт был единственным человеком, которого по-настоящему, глубоко и сильно, ждало и жаждало ее надорвавшееся сердце.

Их отношения тянулись уже двенадцать лет. Первый год бешеной страсти, ее мечты о замужестве, его неожиданная женитьба на чопорной недотроге ирландке, брак Елены в отместку, смерть их ребенка, их ссоры и примирения, его пьянство, ее опустошенность… — все сплелось в плотный увесистый клубок, в котором нельзя было отыскать теперь ни начала, ни конца былого. Но сердце еще жило, болело и маялось, и теперь, ясно видя, как ему не смешно, она молча глядела в сторону, пережидая его припадок.

— Ну что с тобой? — спросила она, когда он наконец стих.

— То же, что всегда, — буркнул Роберт. — Ты-то могла бы понять.

— Сначала объясни, что с тобой произошло на самом деле, — потребовала Елена.

— У Гессов на охоте заколол кабана весом в тонну… Больше ничего.

— Да, Йозеф что-то говорил о кабане… У тебя в самом деле сотрясение мозга? Если так, то не валяй дурака!

Лей повернулся на живот.

— А подите вы все к чертовой матери!

— У Гессов на охоте… — рассуждала Елена. — А что это за трофей ходит там в короткой юбочке?

Он едва сдержался, чтоб не отомстить ей за потерю последней надежды на облегчение. — Сестра Рудольфа. Подруга Ангелики. В дверь постучали. Потом еще раз, решительнее. Вошли Геббельс и Пуци. Ганфштенгль, не глядя на жену, уселся на постель и легонько потормошил уткнувшегося в подушки Роберта.

— Ну что ты расклеился? Да любой из нас с удовольствием согласился бы поспать вот так недельку-другую под всеобщее сочувствие. С завтрашнего дня этот дом начнут осаждать толпы твоих поклонниц и пылающих негодованием партийцев. Брось, старина! Жизнь хороша разнообразием.

— Давайте о деле, — предложил Геббельс. — Вебера и шофера уже доставили. Завтра приедут родственники. Похороны решено организовать здесь, так сказать, у места гибели. Утром прибудут твои заместители и штабисты из Кельна… Роберт, ты слышишь меня? Трудно разговаривать с твоим затылком. И что это, в самом деле, за страдания? — продолжал он, все больше раздражаясь. — Лежишь так, будто тебя в самом деле переехали! Нравится раскручивать вокруг себя свистопляску — получай! Мне вот в Берлине автомобильных катастроф не устраивают. И с кабанами я предпочитаю общаться на расстоянии.

— Оставь его! — поморщился Пуци.

— С большим удовольствием! — огрызнулся Геббельс. — Но на нас с тобой вся завтрашняя пресса! Лично я был на Рейне полгода назад. Мне нужны факты, имена… Не из пальца ж их высасывать!

— Роберт, нам в самом деле нужно задать тебе несколько вопросов, — снова наклонился к Лею Пуци, но, попытавшись заглянуть в лицо, выпрямился и махнул рукой. — Ладно, зайдем попозже.

— Что значит «попозже»?! Сколько он еще станет капризничать?

Эрнст тянул Геббельса к двери. Выходя, Йозеф поймал на себе презрительный взгляд Елены.

— Нет, я не понимаю! — воскликнул он, остановившись посреди коридора. — Он что, так вжился в роль, что не в состоянии из нее выйти?

— Настроение скверное! — сказал Пуци. — Бывает.

— Да черт подери! — заорал Йозеф. — Кто будет дело делать? У тебя уже есть версия? Очень хорошо! Так и доложим фюреру! — Он, подпрыгивая, помчался по коридору.

Пуци вздохнул. Ну кто еще с таким стоическим спокойствием способен наблюдать, как собственная жена, из двух любовников предпочитая одного, разрешает другому вволю побеситься? Но Роберта ему было искренне жаль. Он понимал, что Лей ничего не разыгрывает — притворство вообще ему чуждо. Конечно, сотрясение мозга не шутка, но, видимо, было и еще что-то, о чем Эрнст не знал и что заставляло страдать жесткого и циничного, но одновременно нервного и ранимого Роберта.