Плач
Шрифт:
– Прекрасно. Тогда пойдем сейчас к собору Святого Павла. Убитый был печатником. Когда я буду задавать людям вопросы, слушай внимательно, и если у тебя возникнут свои вопросы и ты сочтешь их уместными, то можешь тоже задать их. Как вчера с миссис Слэннинг, – добавил я. – Тогда ты хорошо проявил себя.
Николас просиял:
– Я думал, не зашел ли слишком далеко. Не откажется ли она от ваших услуг.
– Да уж, вот была бы трагедия! – сардонически заметил я. – А теперь пошли. – Тут мне пришла в голову новая мысль. – Ты сегодня при мече?
– Да, сэр. – Овертон покраснел. Он любил гулять по улицам с мечом
Я улыбнулся:
– Поскольку твой отец владеет землями, ты считаешься джентльменом, а джентльменам позволено носить на людях меч. Мы можем обратить законы о роскоши в свою пользу. Это может произвести впечатление на тех, с кем мы будем разговаривать.
– Спасибо. – Николас достал свой меч в ножнах из прекрасной кожи с узором в виде виноградных листьев и опоясался им. – Я готов.
Глава 7
По Стрэнду мы дошли до арки Темпл-Бар и вышли через нее на Флит-стрит. Уже миновал полдень, и я был рад, что Тамасин накормила меня. Привычный размашистый шаг Николаса был для меня чересчур скор, и я велел ему идти помедленнее, напомнив, что юристы – люди почтенные и должны ходить степенно. Проходя по мосту Флит-бридж, я задержал дыхание, чтобы не вдыхать поднимающийся от воды смрад. Туда плюхнулась свинья – она бултыхалась в грязи, а ее владелец, стоя по колено в зеленой пузырящейся воде, пытался ее вытащить.
Мы прошли мимо тюрьмы, где, как всегда, заключенные протягивали сквозь прутья руки, прося подаяния, потому что если б никто не давал им на пропитание, они бы умерли с голоду. Мне подумалось об Анне Эскью в Ньюгейтской тюрьме, которой давали деньги фрейлины королевы. Оттуда ее перевели в Тауэр, где пытали, а потом отправили к столбу. Я содрогнулся.
Мы вышли за городскую стену через Ладгейт, и впереди показалось грандиозное здание собора Святого Павла. Его вознесшийся деревянный шпиль маячил в голубом небе на высоте пятисот футов. Николас изумленно взглянул на него.
– В Линкольншире нет таких зданий, а? – сказал я.
– Линкольнский собор тоже прекрасен, но я видел его лишь два раза. Владения моего отца на юге графства, близ Трента. – Когда парень упомянул об отце, я уловил в его голосе сердитую нотку.
За Ладгейтом на улице Боер-роу кипела торговля. Мясник установил прилавок, на котором разложил жилистое зеленоватое мясо. Цены в те дни были столь высоки, что лоточники воздерживались продавать хорошее мясо. Чтобы привлечь покупателей, он поставил на конце прилавка клетку с живым индюком. Люди останавливались посмотреть на необычную птицу из Нового Света, напоминавшую гигантского цыпленка с огромными яркими сережками.
К нам подошел пожилой торговец с подносом только что купленных в типографии памфлетов и хитро посмотрел на нас.
– Купите только что отпечатанные баллады, джентльмены. Полны озорных стихов. «Молочница и табунщик», «Кардиналовы служанки»…
Николас рассмеялся, а я махнул торговцу рукой, чтобы тот убирался.
Другой торговец стоял в дверях своей лавки, держа на плече полную суму хворостин.
– Тонкие розги! – кричал он. – Покупайте свежие лондонские розги! Вымочены в рассоле! Учите послушанию жен и сыновей!
К нам бросилась стайка из семи-восьми ребятишек, оборванных, босых беспризорников, и я заметил у одного из них острый
нож.– Мошенники, – шепнул я Николасу, – они срезают кошельки. Следи за своими деньгами.
– Я их заметил. – Мой спутник уже положил руку на кошелек, а другой схватился за меч.
Мы строго посмотрели на сорванцов, и они, поняв, что мы догадались об их намерениях, пробежали стороной, вместо того чтобы окружить нас. Один из них крикнул:
– Горбатый черт!
– Рыжий конторщик! – добавил другой.
На это Овертон обернулся и сделал шаг в их строну. Я взял его за локоть, а он, качая головой, печально сказал:
– Правильно мне говорили, что Лондон – это бурное море, полное опасных рифов.
– Это верно. Во многих смыслах. Когда я приехал в Лондон, мне тоже пришлось кое-что узнать. Не уверен, что я привык к этому, и порой мечтаю о возвращении в деревню, но все время что-то отвлекает. – Я взглянул на молодого человека: – Одно могу тебе сказать: убитый, как и его друзья, был религиозным радикалом. Насколько я понимаю, у тебя не будет трудностей при общении с такими людьми.
– Я верую, как требует король, – ответил Николас, повторяя формулу тех, кто хочет себя обезопасить, и посмотрел на меня. – В таких вопросах я хочу лишь, чтобы меня не трогали.
– Ну и хорошо, – сказал я. – А теперь свернем сюда, на Аве-Мария-лейн, чтобы сначала встретиться с констеблем.
Аве-Мария-лейн оказалась длинной узкой улочкой с трехэтажными зданиями, кучей лавочек и жилых домов – все с нависающими крышами. Я заметил пару книжных лавок: на столах перед ними были выложены книги, за которыми присматривали приказчики в синих нарядах и с дубинками, чтобы отпугивать воров. Большинство книг предназначались для высшего слоя – латинская классика и французские труды. Но были тут и экземпляры нового труда Томаса Бекона «Христианское состояние супружества», где он побуждал женщин к скромности и послушанию. Будь она подешевле, я бы купил эту книгу Бараку ради шутки – Тамасин запустила бы ее ему в голову. Мне было неприятно, что пришлось притворяться с ним.
– Констебля зовут Эдвард Флетчер, – сказал я Николасу. – Он живет под вывеской с красным драконом. Смотри, вот она. Если его нет дома, попытаемся найти его на службе.
Дверь открыл слуга, сказавший нам, что мастер Флетчер дома. Он провел нас в маленькую гостиную со столом и стульями – там все было завалено бумагами. За столом сидел тощий человек лет пятидесяти в красном камзоле и шапке городского констебля. У него был крайне усталый вид. Я узнал его – это был один из тех, кто накануне носил хворост на костер.
– Дай вам Бог доброго дня, мастер Флетчер, – сказал я.
– И вам того же, сэр, – почтительно проговорил хозяин дома – несомненно, на него произвел впечатление мой наряд. Он встал и поклонился. – Чем могу помочь?
– Я здесь по делу об убийстве Армистеда Грининга, да помилует Господь его душу. Его убили на прошлой неделе. Насколько я знаю, коронер возложил расследование на вас.
– Да, верно, – вздохнул Эдвард.
– Я сержант Мэтью Шардлейк из Линкольнс-Инн. Мой ученик, мастер Овертон. Родители мастера Грининга очень опечалены утратой и попросили меня, с вашего позволения, помочь в расследовании. У меня есть доверенность от них. – Я протянул ему документ.