Плач
Шрифт:
– Какое?
Констебль нахмурился:
– Это было не первое нападение на Грининга.
Я принял удивленный вид, словно впервые слышал об этом.
– Подмастерье, молодой Элиас, сказал мне, что за несколько дней до того он пришел на работу рано утром и увидел, как двое ломятся внутрь, ломают замок, – сказал Эдвард. – Он закричал и разбудил мастера Грининга, который спал внутри. Элиас закричал: «За дубины!», что, как вы знаете, призывает на помощь всех подмастерьев, кто услышит. И взломщики убежали по улице. Согласно описанию Элиаса, это были не те, кто убил Грининга. Он настаивает на этом. – Флетчер развел руками. –
– У вас есть имена подозреваемых радикалов, с которыми был связан Грининг?
– Да. Их трое. – Констебль порылся в бумагах и написал имена и адреса троих человек. Мы склонились над столом, и он по очереди назвал их всех. – Джеймс Маккендрик – шотландец, работает в доках; раньше служил солдатом, но стал одним из тех проповедников-радикалов, которых шотландцы напустили на наше королевство. Андрес Вандерстайн – торговец тканями из Антверпена, ездит туда-сюда между Антверпеном и Лондоном. Говорят, завозит не только ткани, но и запрещенные книги. Третий, Уильям Кёрди, – свечник, довольно преуспевающий. Все они по воскресеньям ходят в церковь и следят за своими словами на людях, но все дружили с Гринингом и иногда встречались в его типографии. И у них были и другие друзья из разных радикалов.
– Откуда вам это известно? – спросил Николас.
– Конечно же, от осведомителей. Моих и епископа. И мне сказали, что этих троих в последнее время нет дома. – Эдвард приподнял брови. – Может быть, они сторонятся чиновников.
– Странная компания, чтобы собираться вместе, – заметил Овертон. – Голландский купец, имеющий свое дело в Нидерландах, – джентльмен, производитель свечей – мещанин, а рабочий в доках принадлежит совсем к другому классу.
– Некоторые радикалы верят, что социального разделения между людьми быть не должно, – ответил я. – И собираться таким людям вместе не запрещено законом.
– Так же, как и быть голландцем или шотландским изгнанником, – добавил Флетчер. – Жаль только, что и те и другие зачастую оказываются радикалами. – Он вздохнул и покачал головой, пеняя на ограничения, мешающие ему работать, а потом добавил: – Тем не менее люди епископа в апреле устроили обыск в типографии Грининга…
– Я не знал этого, – сказал я, подавшись вперед.
– Они устроили обыски в нескольких типографиях в поисках появившихся в Лондоне памфлетов Джона Бойла. Их напечатали где-то здесь. Но нигде ничего не обнаружили.
Да, каким-то образом самые опасные книги в королевстве попадали в эту типографию.
– И что же случилось, по-вашему, мастер Флетчер? – спросил я.
– Очевидно, у Грининга были враги, которые пришли его убить. Но никто о них не знает. Может быть, то была вражда с другой радикальной группировкой: эти люди переходят от любви к ненависти друг к другу из-за какого-нибудь пустяка в доктрине. Описания двух пар, которые пытались проникнуть в типографию, не соответствуют никому в этом районе, а здесь все друг друга знают. Теперь видите, почему следствие не двигается с мертвой точки.
Я сочувственно кивнул.
– Если не возражаете, я бы хотел допросить мастера Оукдена и его помощника. И подмастерье. Возможно, это его друзья. И я также хотел бы осмотреть мастерскую мастера Грининга. У вас есть ключ?
Эдвард достал из стола маленький ключик.
– Я
повесил новый висячий замок. Можете оставить пока этот ключ у себя. Мастерская под вывеской с белым львом. Желаю успеха. – Он обвел рукой разбросанные вокруг бумаги. – Сами видите, я завален работой. В этом году мне пришлось, кроме преступников, охотиться еще и за еретиками, хотя, похоже, сейчас охота затихла. – Он посмотрел мне в глаза. – Я видел вас вчера на сожжении, вы были на лошади, а ваш друг рядом с вами чуть не упал в обморок.– Я вас тоже видел, – кивнул я.
– Пришлось выполнять обязанности, которые возложил на меня мэр, – оправдываясь, сказал констебль, хотя на мгновение в его глазах показалась тревога.
– Понимаю.
Эдвард по-прежнему не отрываясь смотрел мне в глаза.
– Помните, что если вы что-либо обнаружите по этому делу, то сообщайте мне. Я действую под юрисдикцией коронера.
– Всё до последней мелочи, – солгал я. – А кстати, что стало с телом?
– Тело нельзя было оставлять незахороненным в ожидании прибытия родителей из Чилтерна: сейчас лето. Его похоронили в общей могиле.
Мы прошли по Аве-Мария-лейн до Патерностер-роу. Эта улица была длиннее и шире и являлась центром английского, пока еще маленького, но растущего типографского бизнеса. Здесь было еще несколько книжных лавок, над некоторыми располагались типографии, и несколько отдельных типографий. Как и говорил Флетчер, некоторые из них были просто сараями, пристроенными к дому или возведенными на арендованных клочках земли. Я подумал, что Грининг, возможно, был замешан в печатании запрещенных книг Джона Бойла, некогда любимца Кромвеля, но теперь самого одиозного из радикалов, скрывающегося где-то во Фландрии.
– Что думаешь о Флетчере? – спросил я Николаса.
– Он был на сожжении? – уточнил тот.
– Да, – сказал я и удрученно добавил: – Выполнял свои обязанности.
– Я бы лучше умер, чем стал выполнять такие обязанности!
Состоятельному молодому человеку легко так говорить.
– Не думаю, что ему это понравилось, – заметил я.
– Возможно. Я заметил, что у него ногти сгрызены до мяса.
– Хорошо подмечено. Я этого не увидел. Замечать мелочи – ключ к успеху в этом деле. Мы еще сделаем из тебя юриста. А что скажешь об убийстве?
Овертон покачал головой:
– Два нападения, как сказал Флетчер… Похоже, что у Грининга были враги. Или у него в мастерской было что-то очень ценное. – Я бросил на ученика быстрый взгляд: этим замечанием он чуть было не попал в точку, что вызвало мои опасения. – Возможно, золото, – продолжал Николас, – которое воры успели забрать, прежде чем вмешался Оукден.
– Если у людей есть золото, они его тратят или помещают в безопасное место. Только скряги копят его дома.
– Как ваш друг Билкнап? Я слышал, он из таких.
– Он мне не друг! – рявкнул я. Парень покраснел, и я продолжил более учтиво: – Не похоже, что Грининг был таким скрягой.
– Да, действительно… А констебль выглядит переутомленным.
– Да. В некотором смысле Лондон хорошо охраняется. Констебли и стражи следят, чтобы не было беспорядков и чтобы никто не гулял после вечернего звона. Хотя если некоторые таверны открыты после назначенного часа, они смотрят на это сквозь пальцы – если хозяева заведений не позволяют посетителям безобразничать.