Плач
Шрифт:
Она любила смотреть на Ноя и мечтать, как он подрастет и научится говорить «мама» и «я тебя люблю». Любила фантазировать, как он катается на велосипеде, визжа от радости, падает и разбивает коленку. Она представляла тогда, как заклеит коленку пластырем и поцелует его в макушку. Она любила представлять, как будет варить джем на веранде своей австралийской дачи, пока он прыгает во дворе на батуте.
Ни одной из этих картинок ее воображение не сохранило. Б памяти осталась одна — убийство.
Желание Джоанны побывать на могиле Ноя становилось непреодолимым. Ей нужно было поговорить с ним. Хотелось принести
Алистер никогда ей этого не позволит. А незаметно улизнуть не получится.
Джоанна снова потянула себя за волосы и на этот раз почувствовала вкус крови на пальце. Это ее успокоило. Она натянула джинсы, вышла из туалета и направилась к дивану.
Снова устроилась в своем углу — подальше от Алистера.
По телевизору начались новости — опасная территория, — и Алистер его немедленно выключил.
— Пойдем спать, — велел он.
— Мне нужно тебе кое в чем признаться, — сказал он, раздеваясь.
Он продолжил почти без паузы — прежде, чем она успела задать вопрос:
— Я не встречался сегодня с Филом. Я ездил к Лекс.
Ага! Она была права. Слава богу, значит, еще не окончательно сошла с ума. Но — Лекс? При Джоанне он этого имени не употреблял. Оно попалось ей в старых письмах, которые Александра присылала еще в университетские годы, — Алистер их так и не выбросил: «Ал, это самое длинное лето в моей жизни!» и все такое. «Когда ты появишься на Спенсер-стрит? Ты меня легко узнаешь — я буду без трусов. С любовью, Лекс (самая интересная из всех присутствующих!) ххх»
— К Александре. Я ездил к Александре!
— А.
Джоанна вдруг почувствовала, как ее лицо заливает жаром. Она точно не знала, что клокочет внутри — возможно, ярость. Алистер поехал туда, не сказав ей. Он называет ее Лекс. Мог бы и не делать этого, из уважения к Джоанне. Ей хотелось знать все подробности: где они сидели, как долго он там пробыл, в чем она была, хорошо ли выглядела, были ли они одни в комнате, обнимал ли он ее, целовал ли, держал ли за руку, пил ли кофе, вино, говорил ли о Ное, о ней.
— Вы отменяете слушание?
— Нет. Просто нужно все сделать как следует.
— Но ведь ты больше не планируешь забирать Хлою в Шотландию? Если мы сами туда попадем.
— Это второй вопрос, который я хотел с тобой обсудить. После слушания нам придется полететь обратно.
— Что?
— Мне нужно вернуться на работу. Сейчас они взяли вместо меня Хэнсона, чертова Хэнсона. Этот тупой недомерок уже давно мечтал о месте. Я должен вернуться. Нам надо двигаться дальше. Думаю, именно так мы и поступим. Никто бы не счел это странным. Будет куда более странно, если мы не вернемся и не попытаемся зажить нормальной жизнью.
Джоанна не могла поверить в то, что Алистер может думать о работе… Ей сейчас ни за что не удалось бы составить план урока. Разве они оба смогут сосредоточиться на чем-нибудь еще
после того, что натворили? Нет, она не хотела возвращаться в Шотландию. Хотела остаться здесь, рядом с деревом.— И что же сказала Александра?
— Толком ничего. Я не стал вдаваться в подробности. Просто хотел расположить ее к себе.
Он не ответил ни на один из вопросов, интересовавших Джоанну. Наоборот, подкинул фактов и планов в ту смесь, что переполняла ее — в этом не осталось уже никаких сомнений — яростью. История с Хлоей была для Алистера не более чем очередной конфликтной ситуацией, которых в его жизни и без того хватало. Подозрения Джоанны — не безумие и не паранойя. Очень может быть, что он ездил к бывшей жене, чтобы что-нибудь подкинуть ей — так, на всякий случай. Взял и оставил что-то у нее в доме.
— Мы должны постараться жить как нормальные люди, — сказал он, снимая трусы-боксеры и укладываясь в постель. — Может быть, секс поможет?
Об этом Алистер заговорил впервые — с тех самых пор.
— Может, это немножко снимет стресс, — объяснил он.
Джоанна цеплялась за все, что могло приглушить воспоминание. И при всем нынешнем отвращении к Алистеру нужно было что-то делать с собственной злостью.
Она сняла трусы и заметила, что линия треугольника ведет теперь к волосам у нее на лобке, которые она с тех пор ни разу не брила — как-то в голову не приходило. Линия заканчивалась на его крайней плоти. Джоанна смотрела, как линия сокращается, и, когда она села на него, линия исчезла совсем.
Его член не поднялся.
Она тоже не возбудилась.
Но немного поерзала на нем, и тогда член затвердел, и Алистер провалился в Джоанну. Он закрыл глаза, и она подумала, что, возможно, он представляет себе Лекс. О сексе с бывшей женой он почти не рассказывал — говорил только, что ее тело было попышнее, чем у Джоанны, и что секс с Александрой никогда не был так хорош, как с ней. «И никаких подробностей! — говорил он. — А то опять расстроишься». И вот теперь она видела по выражению его лица, что Алистер мысленно сейчас не с ней. Может, с Бетани?
— О дорогая, — проговорил он.
Ее ерзанье и его фантазии определенно делали свое дело.
— О девочка моя… Да, я был прав, это помогает!
— Мы делали то же самое, когда зачали Ноя, — прошептала Джоанна.
— Тсс… О, да, да, вот так…
— Я открываю бутылочку, — произнесла она громче.
— Молчи.
Он был почти готов, а это означало, что ему пора было выйти из нее и, схватив член рукой, довести себя до оргазма и кончить ей на живот, или на лицо, или куда там еще ему захочется, главное — не в нее, главное — не глядя ей в глаза. Он начал делать так почти сразу после того, как их роман перерос в серьезные отношения, и с тех пор в их сексе мало что менялось.
Все, хватит, она больше не позволит ему говорить ей, что и как нужно делать.
— Вернись в меня!
— Тсс, тсс.
Он сосредоточенно обрабатывал себя, глядя только на ее нижнюю половину, которая с этого ракурса могла сойти за чью угодно.
— Я закидываю назад голову Ноя.
Джоанна схватила голову Алистера руками и притянула к себе.
Он закрыл ей рот рукой и зажмурился. Джоанна сердито оторвала его руку от своих губ.
Его лицо сморщилось в предвкушении оргазма.