Пламя клинка
Шрифт:
— Как добрались? — спросил я.
— Скверно, — ответил завоеводчик.
Он глянул на болота, потом на темное небо.
— Не стоило идти сюда в сумерках. Эрлан-бей опасен. Лучше бы дождались утра.
Его глаза скользнули по Саардак-хану.
— А Огнард здесь откуда? — спросил я.
Воевода сгорбился у костра.
— Мне казалось, он останется в городе, а с вами поедет Руфус.
— Так и было, — согласился Димитрис. — Но с полдороги он нас догнал. Не знаю, что на старика накатило…
Завоеводчик покачал головой.
— Огнард обычно так
Димитрис сорвал травинку, начал не спеша грызть.
— Только вотще. Старый уперся рогом, и все. Было ясно, что не отстанет. Вот Руфус и вернулся: нельзя оставлять без присмотра крепость.
Я кивнул.
Интересно, что же случилось в славном городе Малахите, если Огнард, забросив все, передумал и кинулся догонять отряд?
Мне очень хотелось спросить его об этом, но я знал, что он не ответит.
— Пойду поговорю с ханом, — сказал я.
На краю лагеря Оксана, забрав из костра две большие палки, весело фехтовала с орками, те учили ее каким-то новым приемам.
Мне оставалось только покачать головой.
Эта девушка везде находит друзей.
Может быть, оттого, что сразу убивает тех, кто ей не нравится.
— Владыка, — произнес я.
Трое охранников встали на моем пути.
Саардак-хан махнул головой, веля пропустить.
— Ну что, чародей-отшельник? — спросил верховный вождь. — Как поживает мой вассал, Эрлан-бей? Он раскаялся в своих преступлениях?
— Этот орк не из тех, кто склоняет голову, — отозвался я. — Но я нашел способ уладить проблему.
— Хорошо, — Саардак кивнул. — Я рад, что не ошибся в вас. Эрлан-бей скоро будет здесь, и мы все решим.
— Сейчас?
Я посмотрел вдаль.
Тревожное багряное солнце почти скрылось за горизонтом.
— Здесь опасно, владыка, — продолжил я. — Мы хоть и в Степи, но Болота рядом, да и солдат с вами, вижу, не так уж много.
Лицо хана озарила усмешка.
Она у орков особая — от оскала не отличишь.
Люди, погрязшие в отбросах цивилизации, давно позабыли, что улыбка изначально означала не мир и всеобщую любовь, а угрозу жестокого, злого хищника.
Мы сумели извратить все, даже смысл улыбки.
— Еще не родился тот, кого я буду бояться, — ответил Саардак-хан. — Если Эрлан-бей замыслил убить меня, пусть попробует, тем проще мы все решим.
Я кивнул.
Конечно, я понимал, что вождем движет не пустая бравада. Он не мог закрыть глаза на измену торфяных орков, но и начать войну с ними стало бы серьезной ошибкой.
Вызывать мятежника в Верховный Шатер — тоже не лучший выход; Эрлан-бей мог просто не прийти, пошатнув тем самым власть хана.
Никогда нельзя отдавать приказы, если ты не уверен, что их выполнят покорно и беспрекословно.
— Я послал в их стойбище почтового кречета, — сказал орк. — Скоро изменник придет сюда или докажет всем, что он трус и больше не может быть вождем клана.
— Вы сильно рискуете, владыка.
— В жизни есть две опасности, — ответил Саардак-хан. — Сделать что-то
и ничего не делать; избечь обеих нельзя, можно лишь выбрать. Я выбираю первую.— Быть посему, — отозвался я.
Поклонившись, я отошел к костру.
Огнард сидел там и мрачно грыз кусок хлеба.
— А, вот и ты, — пробормотал он. — Садись поближе к огню; хоть один человек приятственный! Чертова Степь, проклятые орки…
— Вижу, поход не очень задался?
— Какое там!
Воевода досадливо отмахнулся от комаров.
— Я ж говорил, не терплю я этих зеленокожих. Сразу хотел за Аскольдом ехать, времени ведь в обрез; нет же, развели церемонии! Сядь на подушку, гостюшко, трынды-бырынды будем.
Огнард привстал и озабоченно посмотрел на штаны.
— Там же клопов полно; эти ж их не стирают, только на солнце сушат. Чаю принесли, тьфу! Горький, словно подошва; не удивлюсь, если его на конской моче заваривают.
Он с омерзением вытер ладонью губы.
— И как там едят вообще? Сидят на полу, ноги скрючены, брюхо сплющено, у меня чуть кишки изо рта не полезли. А этот еще и курит трубку свою, задохнуться можно.
Лицо воеводы дернулось.
— Потом принесли еду. Святая Мокошь! Орк открывает крышку, а на блюде руки человеческие лежат. Я уж за меч схватился, а меча нет; мы ж их при входе сдали. А клыкастый смеется только и говорит: «Вы, дескать, не волнуйтесь. Это не люди, а мартышки степные; мы их едим, и мясо у них, мол, вкусное».
А сам ухмыляется во все зубы.
Я шепчу Димитрису: «Есть такое не буду, хоть режь меня».
А он говорит: «Нельзя, иначе обидишь».
Эка печаль великая, орк на меня обидится!
Ну, там на блюде миска еще была, с какими-то фруктами; я их поклевал, в мясе поковырялся, а сам все думаю: «Вот блевану сейчас, и вся тебе дипломатия».
Эх, Руфуса с нами не было! Он бы все эти руки сожрал да еще добавки попросил бы.
А орк и говорит:
«Отведу я вас к рабам вашим, которых мне брат доверил на сохранение».
И ведет в загон для скотины; а там — ну какой позор! — стражники городские. И зачем только их выбрал Аскольд, не могу понять? Взял бы моих ребят и беды не знал. Эти же ни ногой за крепостные стены, да и орков, считай, не видели никогда.
2
— Сбились, будто овцы, в кучу, — в драных рубахах, — плачут, а запах такой, словно в логове гримтурсена. Меня увидали — кинулись, решетку стали трясти.
«Спаси нас, Огнард, орки нас забижают, медом не поят, пряниками не кормят!»
Вот же было стыдобище!.. Так и меня, и город, и весь род людской опозорили. Я бы их там сам зарубил, да меча под рукою не было.
Мы их домой отправили, помыться да отдохнуть, а как я в крепость вернусь, устрою им такую муштру, камни будут есть да нахваливать, как, мол, вкусно прожарено!
А орк и говорит: «Есть у меня на болоте крепость, и с башни той вся Степь до самой Ледяной пустыни видна. Едем туда да поспрошаем дозорных, куда поехал Аскольд».
Огнард хлопнул себя по лбу.