Пламя моей души

— А если не сыщу?

— Значит, тебе Сердце носить до смерти самой. Но коли сыщешь нож, да как придёт срок, вернёшь его. Если пожелаешь, — повторила княгиня. — Когда будет рядом тот, кто твоё сердечко собой наполнит.

Елица закрыла лицо руками, словно отгородиться хотела от слов матери. Кто бы смог рассказать ей о том больше? Ведь никто не знал. И матушка сама, пока не умерла — не могла понять, что с ней творится.

— А если тот… — она осеклась, чувствуя, как к горлу подкатывают слёзы душные. Будто разрывалось что-то внутри. — Если тот, кого сердце моё жаждет, не может дитя зачать?

Она вновь подняла взгляд на Милиславу. Лицо её было спокойным, безмятежным, будто даже судьба собственной дочери уже не тревожила. Верно, все волнения погибают в этом неподвижном мире тоже, не способные больше трогать отжившую своё душу.

— Всё можно преодолеть, если хочешь, — ответила она загадочно.

— Твоей волей! — Елица рубанула рукой, делая шаг к матери, которая и с места не двинулась. — Твоей волей ни один, ни другой Светоярычи не могут стать отцами. Ты прокляла их. Разве не так? А сейчас ты говоришь мне… Что я должна...

— Так разве не разрушила ты проклятие? — прервала её Милислава, пожимая плечами. — Там, на капище старом?

Елица открыла было рот, чтобы возразить, да вспомнила вдруг. Как металась в силках заговора сильного, пытаясь высвободиться, пытаясь разорвать острые нити его, которые душу на куски резали. Она и не думала, что сумела его разрушить — казалось, что только освободилась сама, убереглась от вреда.

— Значит…

Она оглянулась невольно, вцепилась взглядом в фигуру Ледена, что так и виднелась позади. Он ждал терпеливо, и взгляд его впивался в спину — обеспокоенный. Елица видела, как сияют его глаза сквозь мрак этот удушливый, словно копоть. Но он не вмешивался покамест, как она и просила. И в груди словно разрослось что-то. Будто крылья развернулись, заполняя её всю до краёв, распирая так, что раскинуть руки хотелось. Она опустилась резко на землю, прижав ладонь к губам. Княжич дёрнулся заметно — подойти, но остался пока на месте, повинуясь взмаху руки Милиславы.

— Задай себе вопрос, Елица, — шепнула княгиня над ухом, присев рядом с ней. — И не останавливайся на пути к тому, кого рядом хочешь с собой всю жизнь видеть. Не повторяй моей ошибки. Ты и так прошла по моему пути очень далеко — может не остаться другого. А ты не простишь себе никогда. Не рви душу. Ответ близко: не нужно ходить лишние вёрсты.

— Я не могу быть с ним… Я не могу.

— Ты всё можешь, — Милислава снова встала. — Отовсюду можно найти выход, если есть тот, кто тебя проведёт. Ты же нашла меня здесь…

Матушка отдалилась вдруг, словно ветром её отнесло, хоть и оставался воздух кругом неподвижным. Скоро светлая фигура её истаяла, разметавшись на обрывки тумана — и снова гулкая серость изнаночного мира обхватила со всех сторон. Елица всё сидела на чёрной земле, среди пыльной хрусткой травы — и не могла встать. Пока говорила с матерью, и не заметила вовсе, как силы её иссякли. Теперь даже дышать стало трудно, будто и грудь вздымалась едва-едва. Нет, она не могла даже пошевелиться, попав в западню Навьего мира, который выпил её почти до дна.

— Леден… — позвала она почти беззвучно.

Вдохнула, чтобы повторить его имя чистое, дающее избавление от мути в голове — но закрыла глаза, кренясь вбок. Страшная тишина была кругом, словно под водой, когда та заливает уши. И не вдохнуть больше. Переливами света что-то колыхалось перед глазами — во мраке сомкнутых век. Наверное, так выглядит Сердце, что ещё хранит остатки её жизни?

— Еля… — глухой возглас над ухом.

Губы тёплые по виску. И руки надёжные обнимают будто со всех сторон разом. Свет внутренний пыхнул сильнее от одного его только касания, затопил разум и тело горячей волной. Леден поднял её на руки, прижимая к себе всей силой. Она взлетела будто и застыла в воздухе лёгким пёрышком, растворяясь в его близости, проникая в него всеми силами души. Елица обхватила широкую шею рукой, нашарила губами её и прильнула, силясь ощутить вкус его кожи, запах его. Она прихватывала её, целуя, впиваясь пальцами в твёрдые мышцы. На грани беспамятства, за порогом странного безумия, что обуяло сейчас — и не могла остановиться.

— Елица, — почти простонал Леден, убирая её руку, жадно стремящуюся сгрести его загривок в горсть. — Надо уходить отсюда. Слишком долго…

— Я знаю, где Сердце…

— Хорошо. Хорошо… — он будто успокоить её пытался.

И она замерла в его объятиях просто наслаждаясь тем, что он так близко. Что он защитит её, выведет. И тогда… Может тогда они что-то сумеют придумать.

Долго они шли или нет — совсем нельзя было понять. Только лёгкое покачивание, стук сердца Ледена и тепло его составляли весь мир тесный, что сомкнулся вокруг Елицы. Она блуждала по границе, за которой только темнота, боясь обрушиться за неё, словно с обрыва.

Коснулась подола вода Смородины, поднялась выше, объяла бёдра до самого пояса. Сжалось дыхание в груди до маленького комочка, как вновь зевертелось всё, зашаталось, будто твердь с себя хотела Елицу сбросить. Только ударил свет по глазам — и она рухнула в забытьё тут же.

ГЛАВА 15

— Она нашла Сердце, — только и сказал Леден, как встретил его Чаян у плетня, что окружал избу старосты.

Брат сжимал Елицу в руках так крепко, что и сомнения никакого не оставалось: попробуй отбери — убьёт на месте. Просто голыми руками придушит. Княжна была без чувств. И что случилось с ней там, у материнского кургана, оставалось только гадать. И маяться, что не пошёл с ней, что не уследил, как дошло вдругорядь до беды. Из одной опасности в другую Елица прыгала, словно через костры. А он стоял как будто в стороне. И сердце замирало каждый раз, и поделать он с тем ничего не мог. Вот и теперь — что стряслось? Почему княженка в беспамятстве? И Чаян готов был душу вытрясти из Ледена за хоть одно слово.

Они вместе ввалились в избу. Хозяйка вздрогнула от грохота, с которым отворилась дверь, прижала пухлые руки к груди, но быстро очнулась, захлопотала, указывая братцу на лавку, куда можно было Елицу уложить. Тот опустил княженку на ложе так бережно, словно ворох пуха — боясь, кабы не рассыпалась.

— Что случилось? Почему как только она с тобой оказывается, так оборачиватся всё скверно? — Чаян рванул брата за плечо, разворачивая к себе.

Тот руку его сбросил резким движением.

— Не до тебя сейчас, — рыкнул приглушённо, видно, чтобы хозяйку совсем не напугать.

— Зато мне дело есть до неё. Я знать хочу немедленно! — Чаян сжал кулак.

Бывали дни, что он не понимал собственного брата. Случались между ними и ссоры лютые, и драки — по юности особливо — до кровавых соплей, до синяков под глазами и на боках, после того, как ноги в ход шли. Но они всегда мирились — родная кровь. А сейчас Чаян готов был просто его убить. Одним ударом в темя: за то, что он знает больше, за то, что держал Елицу в руках и сейчас просто не подпускал к ней. И говорить отказывался, объяснять — чтобы хоть немного легче стало.

— В Навий мир мы спускались, — Леден всё ж оттащил его в сторону, а после и вовсе наружу вывел, через сени, мимо старосты, который внутрь спешил, заслышав переполох со двора.

— Ты водил…

Они остановились за углом избы, скрывшись ото всех глаз.

— Больше некому, — Леден пожал плечом. — Там она с матерью своей говорила. А после плохо ей стало. Она сказал мне только, что Сердце нашла. Больше ничего.

Чаян прислонился спиной к стене бревенчатой, не зная теперь, что и думать. В голове эта мысль всё никак не укладывалась. То ли слишком она была невероятная: привыкли они все, что Сердце где-то далеко от них и постоянно за ним гнаться надо — то ли просто застилала её тревога большая за Елицу. Что теперь будет с ней после того, как она по доброй воле в Навь пошла?