Пламя Сердца Земли

— Ну-ка, ну-ка, — загорелись глаза у Митрохи. — давай-ка поподробнее. Что оно из себя такое? Что-то на чертежике на твоем он какой-то странный…

— Самострел вот обычный знаешь? — с азартом принялся объяснять Данила.

— Знаю, — уверенно кивнул Граненыч.

Не далее как полчаса назад он отдал распоряжение о ремонте старых пяти машин, напоминающих арбалет на колесах и стреляющих заостренными бревнами, и сооружении трех десятков новых машин, десять из них калибра более трехсот пятидесяти миллиметров, и все это в недельный срок. И сейчас уголком мозга, не занятого распределением гарнизона, раздумывал, не перестать ли делать у бревен-снарядов заостренные концы: сдавалось ему, что от бревна, жизнерадостно прыгающего по стану врага, пользы (то есть, вреда) будет больше, чем от такого же бревна, но угрюмо воткнувшегося в землю на месте приземления. [7]

7

Граненыч не мог знать, что его изобретение через сто лет будет запрещено к применению специальным эдиктом международной конвенции как противоречащее идеям гуманизма осаждающей стороны.

— Ну так он на обычный самострел совсем не похож, — заговорщицки оглянулся и понизил голос бывший шорник. — Семен говорит, что такого еще никто никогда до них не придумывал, что они с парнями первые. И что для обороны города его оружия — как ложка к обеду. Короче, приходил бы ты сам, кум, сегодня, да посмотрел бы: ежели он тебе глянется, то к подходу Костеевой армии таких несколько штук понаделать бы можно было, и милого друга-то с оркестром встретить. А? Как ты?

— Приеду, — не раздумывая, пообещал Митроха. — Сейчас они у тебя чем занимаются?

— У себя в кузне ковыряются с железяками, наверное, чем же еще, — пожал плечами Гвоздев. — Поди, еще какой подвох костяному царю затевают. У них на это дело голова двадцать четыре часа в сутки хорошо работает, так пусть теперь лучше супостат от них пострадает, чем соседи.

— Ну так давай прямо сейчас к ним и заявимся, пока светло, — отложил карты в долгий ящик и убрал его в шкаф руководитель обороны Лукоморска.

— А давай!.. — тюкнул кулаком по столу его кум.

— Эй, Сашка! — гаркнул удивительным для такой тщедушной фигуры басом Граненыч, вызывая лакея. — Дежурную карету прикажи подать к главному входу через пятнадцать минут — мы в город на испытания, и заодно как продвигаются земляные работы поглядим! Засветло обратно не ждите!..

Кузница зятя полковника Гвоздева располагалась на самой окраине Соловьевской слободы, более известной среди лукоморцев как Соловьевка, что между Соколовкой и Воробьевкой. Испокон веков селились в ней мастера по железу, меди, олову и прочим не слишком благородным, но жизненно необходимым, как и ее обитатели, металлам и сплавам.

Семен Соловьев был потомственный кузнец в неизвестно каком колене, десятый и последний сын в семье. Если бы его предки бросили ковать и взяли на себя непосильный труд записать свою родословную, то Яриковичи, Синеусовичи и Труворовичи — три самых древних боярских рода Лукоморья, ведущие счисление срока своей службы государству от легендарных братьев-основателей Лукоморска — рядом с ними показались бы Иванами, не помнящими родства.

В детстве Сёмка сотоварищи — с сыновьями таких же мастеровых, как его отец и дядья, и по совместительству однофамильцами, как почти все жители Соловьевки — в свободное от учебы в кузне и в воскресной школе [8] время умудрялись творить соседям этакие каверзы, что их компанию иначе, как соловьи-разбойники, и не называли. Попавший в зону особого внимания озорников люд каждый день, как на работу, ходил жаловаться к родителям верховода — здоровяка Сёмки. Тому, естественно, влетало, но обычно как влетало, так и вылетало, и через день все повторялось сызнова. Когда Сёмке Соловьеву исполнилось, наконец, шестнадцать, и его энергия мощным нескончаемым потоком устремилась в другое русло, [9] вся слобода от счастья беспробудно пила неделю. Теперь же Семен был человеком солидным, женатым, со своей кузней, полной коллег и подмастерьев, но слободские нет-нет да и припомнят полноценному члену общества его боевое прошлое.

8

Школы, посещаемой учениками по воскресеньям, потому что в другие дни недели они работали, и пустяками, вроде изучения логарифмов или доказательст теорем, заниматься было некогда.

9

Один из бездетных дядьев отписал ему свою кузню, и теперь Сёмке была предоставлена полная возможность показать всем, что он способен не только механические трещотки в дымоходы соседям подвешивать, да заводных лягушек бабам в сметану бросать.

Некоторые даже со смехом. [10]

Таков был изобретатель парового самострела высокой поражающей силы, на порог мастерской которого сейчас ступили его тесть Данила и князь Граненыч.

В полумраке кузницы, освещаемой лишь засыпающими углями в трех горнах да тройкой окон, [11] пятеро чумазых парней оторвались от работы и недовольно глянули на вошедших.

— Некогда нам сейчас, приходите завтра, — сердито бросил самый здоровый из них, щурясь на яркий дневной свет и прикрывая глаза замотанной грязной тряпкой рукой.

10

В основном те, до которых не достали длинные руки малолетнего изобретателя-рецидивиста.

11

Два пошире — в дальней стене на уровне человеческой груди и одно поуже — рядом с дверью, на уровне коленок.

— Это я, Семен, — отозвался полковник. — Привел кума Митрофана вашу оружию посмотреть.

— Правда?!.. — мгновенно расцвел говорящий и резко выпрямился, растирая двухпудовым кулаком затекшую поясницу. — Проходите, Митрофан Гра… Гаврилыч, то есть, знакомьтесь: это мои товарищи Степка Соловьев, Петруха Соловьев, Серега Соловьев и Андрейка Соловьев, фамилии, глядите, не перепутайте. Данила Прохорыч вам нашу докуменцию уже показывал?

— Докуменцию показывал, — степенно кивнул Митроха. — Теперь вы свой самострел живьем покажите. Это от него дыра, кстати? — он кивнул в сторону зияющего отверстия на месте выбитого бревна в стене у двери.

— От него, сердешного, — гордо заулыбались кузнецы. — Это мы давление передавили, не рассчитали маленько. Вот умора была-то!..

— Не сомневаюсь, — ухмыльнулся Граненыч и, заложив руки за спину, неторопливо прошелся по семеновой кузнице.

Между двух старых окон стоял неказистый, но ровный стол, над которым висела многоэтажная полка, забитая вперемешку берестяными грамотами и листами дешевой бумаги, исчерченные и исписанные корявым кузнецким почерком.

— А тут у тебя что за художества? — Граненыч с любопытством вытянул из кипы один лист бересты и принялся разглядывать изображение телеги с одним колесом овальной формы.

— Это-то?.. — Семен заглянул через плечо гостя и протянул: — А-а… Это… Это тоже докуменция наша. До чего докумекали, то есть. Тут, к примеру, мы сочинили, как сделать телегу, которая в грязи бы не застревала.

— Это как? — непонимающе нахмурился Митроха.

— Надо на оба колеса такую дорожку надеть широкую, — пристроился с другого бока с пояснениями Петруха, — она вязнуть и перестанет. Ну и колеса, ясен пень, другой формы для нее нужны будут. Только мы еще такую не делали — не до того как-то.

— Хитро-о, — уважительно показал головой Граненыч и поднял с пола еще один лист — уже бумажный. — Ну а это что?

— Это… — подтянулись и остальные мастера, позабыв на время про самострел. — Это мы думали, как передвижную катапульту сделать, чтоб она по полю боя могла туда-сюда кататься и врага разить.

— И как?

— А вот глядите, Митрофан Гра…врилыч… Лошадь-тяжеловоз, или две, ставится сзади в особой упряжи и не тянет, а толкает катапульту на колесах, — ткнул черным от грязи пальцем, оставляя очередной отпечаток на и без того чумазом листке Степка.

— Вокруг них всех крепится ограждение из досок, обитых кольчугой с пластинами — защита от стрел и копий, — гордо подхватил Серега.

— Всё — тоже на колесах, — не преминул указать Андрейка.

— А вот это — маленькая колесничка для коногона, — продолжил Степка. — А тут, стало быть, площадка для стрелков…

— А вдоль стен — карманы с припасами, — гордо закончил рассказ Андрейка.

— А стреляет она у вас чем? — после недолгого молчания спохватился Граненыч и задал самый главный вопрос впечатленный и уже начинающий прикидывать, при каких видах боевых действий такое чудо современной техники можно применить.