Пламя смерти

— Магия, как и любой труд, стоит денег, — буркнул неубеждённый Адельядо. — Краснодеревщик берёт куда больше, чем обычный столяр.

— Дело даже не в цене. Да, вы изобретаете новые заклятья, но кому они нужны? Институт магии существует тысячи лет, а в народ пошли едва ли пара десятков ваших заклинаний. Вы изобретаете ради изобретений. Ваша наука никому не нужна. Напротив, она тормозит развитие ремёсел и механики. Разве не ты, гроссмейстер, издал тайный приказ о запрете использования огненного порошка, который изобрёл некий даровитый крестьянин? И разве не по твоему наущению с бедолагой провели сеанс, после которого он потерял память? А ведь с помощью огненного порошка можно было бы, к примеру, куда быстрее разрушать горы, чтобы прокладывать через них дороги.

— И с его помощью можно было бы куда быстрее уничтожать солдат противника, — проворчал гроссмейстер. — Гномы, между прочим, то ли пронюхали об этом изобретении, то ли сами додумались. И даже превзошли его. Теперь их огневики — одна из самых крупных сил на полях сражений.

— Да, вы применяете любое изобретение для уничтожения себе подобных, — кивнул голем. — Но ты уходишь в сторону, гроссмейстер. Ведь даже после появления у гномов этого оружия, ты не пустил в жизнь изобретение. И положил его «под сукно» не потому, что стремился защитить солдат. Ты просто понял, чем это грозит магам. Вы попросту утратили бы часть могущества, ведь тогда любой пехотинец мог бы противостоять в бою магу.

— Да. Ну и что?

— Будь честным хотя бы сам с собой. Мастера магии изучают тонкие материи, не обращая внимания на жизнь вне стен Академий. Да, вас боятся и даже уважают. Но вы далеки от народа. Вы — сила, которая существует вне жизни государства.

Адельядо нахмурился. Голем был прав. Гроссмейстер давно знал то, о чём говорил сейчас Единый, но поделать с этим ничего не мог. Так было до него, так будет и дальше.

— Но мы не бесполезны, — упрямо сказал он.

— Я и не говорил этого. Маги сильны, а с возвращением магического поля станут ещё сильнее. Возможно даже, некоторые из вас успеют сравняться по силе с мастерами древности. Но за вами не пойдут. Ни простые крестьяне, ни солдаты. Тем, что скрепит их в единый монолит, будет вера. И мы переходим к церкви.

Архиепископ сразу же выпрямился.

— Церковь Единого, — медленно проговорил голем. — Орган, который должен вселять в людей веру в лучшее. Важный инструмент в деле управления государством. Монахи должны быть образцом для подражания у простого народа. Когда-то поначалу так оно и было. Теперь же церковь превратилась в сборище алчных бездельников, рвущихся к власти. Монахи — от простого бечёвочника до высших сановников только и делают, что пытаются тем или иным способом вытянуть из прихожан побольше денег. Ну-ка, архиепископ, припомни негласный приказ твоего предшественника — оканчивать любую проповедь напоминанием о том, что Единый лучше всего слышит молитвы монахов. А потому прихожане должны нести деньги святым отцам, если хотят, чтобы их пожелания исполнились. Разве не было этого?

— Ну, допустим, — признался Одборг.

— А молитвы о придании здоровья? Сколько вы берёте за них? Даже высшее дворянство иной раз не может оплатить ваши услуги, о простом народе и говорить нечего. Ты, церковник, разве не замечал, что уже давно никто из простых сословий не приходит к вам, чтобы попросить здоровья себе и своим близким? Люди знают, что это им не по карману. И молятся дома, прося меня услышать их.

При неярком свете, исходящем от Единого, Адельядо заметил, как покраснел Одборг.

— Ваш Конклав погряз в раздорах и грызне за власть. Ваши патриархи стали просто древними трухлявыми пеньками. А ведь когда-то мнение старейших монахов было действительно важным и, что самое главное, мудрым. Но вы втоптали в землю нужное, оставив на поверхности худшее. Вы извратили мои заветы, что я передавал через первых старцев. Разве ты, Одборг, не заметил, что в последнее время моя помощь сократилась настолько, что эти случаи можно по пальцам перечесть?

— Заметил. И не я один.

— И ничего не сделал для исправления ситуации, — безжалостно закончил голем.

Повисло долгое молчание. И гроссмейстер, и архиепископ осмысливали сказанное этим странным и могущественным существом.

— Получается, мы прожили наши жизни напрасно, — криво усмехнулся Адельядо.

— Ещё нет. И делами можете доказать это. Помогайте друг другу, как делали это во время сражений с тилисцами, когда маги имитировали божий огонь для боевых клириков. Маги должны во всём поддерживать церковь, а священники в свою очередь должны всегласно утверждать, что магия — это божья благодать. Только совместно вы сумеете стать неодолимой силой, за которой охотно пойдут. Вы — два высших сановника Ситгара, должны сплотить вокруг короля дворянство, солдат и простой народ. Вы подадите пример вашим подчинённым, они передадут это начинание другим. Король Ситгара должен быть уверен в тех, кого выведет на поле битвы.

— Юловар никогда не страдал от нерешительности, — заметил гроссмейстер.

— Я знаю. Он жёсткий, но изворотливый. Он хитёр, но благороден. Он честен и удачлив. Тем больнее мне было наблюдать, как он умирал. И он умер бы, несмотря на молитвы королевы, монахов и всего народа Ситгара даже после спасения от некромаговского заклятья. Но ваш адепт, гроссмейстер, выбрал другой путь.

— Адепт? Дилль, что ли? А как он повлиял на судьбу Юловара? — удивился Адельядо.

— Решающая вилка случилась тогда, когда Диллитон не разрешил адепту Мейсу идти с ним выручать вампиршу из тилисского плена. Если бы Мейс участвовал в том огненном походе, вампирша в итоге ответила бы ему взаимностью. В этом развитии Диллитон не обрёл бы вторую половину в лице Илонны, а потому принял бы отречение короля, и судьбы всех изменились бы навечно. Ситгар был бы разрушен, но на его осколках король Диллитон возвёл бы новое королевство. При помощи драконов и вампирских кланов железной рукой он подчинил бы все государства цивилизованного мира в кратчайшие сроки. И в этом случае шансы на успешное отражение армии демонов были бы куда выше — около сорока шести из девяноста. Но ваш адепт выбрал другой путь.

Адельядо обменялся растерянным взглядом с Одборгом, после чего оба уставились на голема, молчаливо требуя продолжения.

— Юловар умер бы от вторичной инфекции, не дожив до конца осады, — проговорил тот. — Диллитону пришлось бы жениться на Белинде — её императорская кровь придала бы особый статус притязаниям Диллитона на первенство…

— Императорская кровь? — выпучил глаза Адельядо.

— Ну да. Линда — такой же потомок Гариаля, как и принцесса Лорна. Они даже выглядят, как единоутробные сёстры, если вы заметили. Недаром же я когда-то давно спас барона Кадьяка от смерти. Если пороетесь в императорском генеалогическом древе, то найдёте сведения о Торре — сыне графини Блант, которого Гариаль не успел официально признать своим наследником. Торр погиб, когда ему не было шестнадцати, но успел оставить после себя сына от связи с простой крестьянской девушкой. Кадьяки — его прямые потомки. В Белинде течёт кровь императора.

Гроссмейстер и архиепископ обменялись удивлёнными взглядами.

— Белинда после нового замужества тоже долго не прожила бы, приняв яд и беспрестанно тоскуя об умершем Юловаре. Илонна стала бы женой Мейса, — продолжал голем. — Вампиршу изгнали бы из клана, Мейсу пришлось бы покинуть Академию и бежать в южные страны от гнева вампирских старейшин. Все в обозримом мне будущем были бы глубоко несчастными, отдав личное на растерзание всеобщей необходимости. Разумеется, в том случае, если война против демонов закончилась бы вашей победой.

— Дилль поступил так, как велела ему совесть, не приняв отречение короля, — сказал Одборг. — И я бы посоветовал ему вновь поступить так же, доведись мне присутствовать при подобной ситуации.

— Даже если бы знал, что на кону стоят жизни всех людей мира? — ледяная бровь голема приподнялась.

— Да, — твёрдо ответил архиепископ. — Мы должны оставаться прежде всего людьми.

— Мико, неужели ты не мог сохранить жизнь Диллю? — тихо спросил Адельядо. — Ведь он столько сделал для других, ничего не требуя для себя. Почему же ты не спас его?