Пламя возмездия
Шрифт:
– Очень хорошо. Сегодня вечером. В банке меня не будет. Приходите в девять на Гордон-сквер. Я смогу уделить вам пятнадцать минут.
И это высокомерие Шэррик тоже проигнорировал.
– Хорошо. В девять на Гордон-сквер. Да, и еще – Чарльз будет у вас?
Норман еще раз кивнул.
– Отлично, тогда до девяти.
Шэррик стал пробираться через толпу, больше ни с кем не вступая в разговор.
Хайгэйтское кладбище располагалось в одном из тихих пригородов Лондона. За его стенами обычные люди жили обычной жизнью, не обращая внимания на постоянное присутствие смерти. Сегодня
Шэррик отыскал взглядом нанятый экипаж Лилы Кэррен, стоявший чуть поодаль. Занавески на окнах не были задернуты и он смог разглядеть ее широкополую шляпу. Он подошел к карете. Его хромота сегодня почти не была заметна: погода в этот день была прекрасная, вообще этот уик-энд выдался необычайно погожим. Лила опустила стекло и повернулась, молча глядя на него из окна.
– Спасибо, что дождалась, – сказал Шэррик.
– В чем дело, Фергус?
– Очень многое произошло и сейчас происходит.
Он на секунду замолчал и посмотрел через плечо на устремлявшихся из ворот кладбища людей.
– Это печальное мероприятие не может все остановить. Слишком поздно.
– Я понимаю. Я приехала сюда, потому что ждали моего появления. Я не собираюсь изображать здесь глубокую скорбь.
Шэррик ничего не ответил. Он изучал женщину, сидящую в этой же карете. Беатрис Мендоза сидела, облокотившись о спинку и смотрела на свою золовку и на него. Они никогда до этого не встречались, и она никак не реагировала на его присутствие. Как и Лила, Беатрис закрывала лицо вуалью. Он не мог разглядеть ее лица, да и не стремился. Ему было известно, что и ей с самого начала была отведена определенная роль в этой игре.
– Мы здесь не сможем поговорить, – сказал он, обращаясь к Лиле.
Улица быстро заполнялась людьми, выходившими с кладбищенских ворот.
– Через полчаса я буду в отеле.
– Нет, – отказалась Лила. Говорила она с придыханием, было заметно, что она взволнована. – Я не желаю…
– Через полчаса, – повторил Шэррик. – В противном случае потеряешь все, ради чего ты столько работала.
Лила прикусила губу, принялась трясти головой, но потом перестала. У нее, как у какой-нибудь идиотки-школьницы, страшно колотилось сердце.
– Тогда через полчаса. В «Конноте».
– Нет, нет и нет, – отказывалась Лила наотрез. Ее руки сжались в кулаки. – Ты не можешь этого сделать.
– Могу, – настаивал Шэррик. – Более того, я должен. Лила, ради Христа, неужели ты не понимаешь, неужели ты не видишь, что делаешь?
– Зато я вижу, как ты разрушаешь все, чего я с таким трудом добивалась. Теперь, когда победа почти в моих руках…
Она выставила перед ним ладони, видимо, хотела показать ему, как должны выглядеть руки, в которые скоро должна прийти победа.
– Они же вот в этих руках у меня здесь. Фергус, не забирай их у меня, я тебя умоляю…
Ему очень хотелось встать, подойти к ней и обнять ее. Но они были не одни: в этой же комнате находилась Беатрис, сидевшая у окна. Она уже с час сидела так, не проронив за это время ни единого слова. Но Шэррик ни на секунду не забывал о ее присутствии. Он не сдвинулся с места, так
и остался сидеть в маленьком креслице напротив софы.– Лила, ты никак не хочешь понять, что ты уже выиграла. Майкл полностью контролирует Пуэрто-Рико. Норман знает об этом уже с пятницы, с того дня, как пришла его телеграмма из Сан-Хуана.
– Ты точно знаешь, что пришла эта телеграмма? – неуверенно спросила она.
– Я знаю это наверняка. Я же много раз говорил тебе, что мой осведомитель в доме Нормана работает безупречно. Это один из его слуг. Слава Богу, этот человек умеет читать и писать и полностью переписал для меня ее текст. Он перед тобой.
Лила еще раз взяла в руки тот листок бумаги, который дал ей Шэррик чуть раньше. Она снова, в который уж раз, вчитывалась в строки этого сообщения.
– Тебе что-нибудь известно о том, когда он собирается возвращаться в Лондон?
– Не больше, чем тебе. Понимаешь, нет моих людей на этом острове.
Она кивнула, затем снова прижала руки к груди. Беатрис поднялась, подошла к буфету и налила из стоявшей там бутылки рюмку коньяку.
– Вот, девочка моя, выпей-ка это. Тебе поднимет настроение. Может и вы соизволите, ваша светлость?
– Благодарю, очень кстати. – Шэррик выставил руку с пустой рюмкой и она налила туда немного, затем плеснула чуть-чуть себе.
– Элизабет, жена Тимоти, – Беатрис произнесла это имя, когда снова усаживалась в кресло у окна. – Она блистала, – как это вы по-английски выражаетесь, – а, вот, вспомнила, – блистала своим отсутствием.
– Правильно, – согласился Шэррик. – Именно так мы и выражаемся.
Лила потягивала коньяк, она ничего не говорила. Шэррик снова повернулся к ней.
– Дорогая, следует придерживаться того пути, который я уже наметил. Ради твоего собственного сына и… – Он замолчал.
– Ради кого? Что ты хотел сказать, Фергус? Ради меня?
– Да, именно это я и имел в виду.
– Ты ошибаешься. О, Боже, если бы только ты не был таким упрямым как осел, Фергус. Если бы я могла убедить тебя в том, что и сколько должны мне эти Мендоза?! – Она виновато посмотрела на Беатрис, произнеся это.
Беатрис пожала плечами.
– Что касается меня, то лично тебе я ничего не должна, дорогая Лила. И от Хуана Луиса ты тоже уже кое-что получила перед твоим отъездом из Кордовы, – и снова откинулась на вышитую спинку кресла. – Сколько миллионов это было, девочка моя? Я ведь никогда этого не знала.
– Песет на сумму в два миллиона фунтов стерлингов, наличными. И мне удалось их очень разумно вложить. – Сейчас не имело смысла утаивать какие-то факты, хватит. – Плюс еще эта облигация на миллион.
– И Майкл впридачу, – добавила Беатрис. – Ведь Хуан Луис дал тебе возможность уехать вместе с сыном, не забывай об этом. И, разумеется, медальон. Вот эта штучка меня всегда ужасно интересовала. И ты отвалила с Майклом и с медальоном.
– У Хуана Луиса не было иного выбора. – Лила была задета. – Будь у него хоть малейшая возможность что-нибудь сделать, хоть что-то предпринять, я бы до сих пор оставалась сидеть в этой комнате. Возможно, даже и на цепи, как собака.
С каждым словом ее голос становился все громче и громче.