Пламя

— Массовка из дома престарелых. Наверное. Вряд ли, у Зои было столько друзей. – Процедила мать.

Вышло довольно громко, и несколько пар глаз уставились на них. Даша сложила руки перед собой и опустила голову. Ей было стыдно смотреть этим людям в лицо.

После окончания панихиды присутствующим разрешили подойти к гробу, чтобы попрощаться с усопшей. Люди встали в очередь, но один из стариков пропустил Дашу с мамой вперёд. Очевидно, все знали, кем они приходились Зое.

Девушка на негнущихся ногах подошла к постаменту. Заглянула в гроб. Старушка будто спала, но её веки не колыхались, а лицо было мертвенно бледным и безмятежным. Даша не знала, что ощущает. Все чувства в этот момент смешались. Бабушка была для неё каким-то очень далёким и родным человеком одновременно. Осознание потери было смутным, а шок от известия о наследстве делал ощущения ещё более размытыми. Она бы всё отдала за то, чтобы поговорить с бабушкой в последний раз, понять, о чём она думала перед смертью, как к ней относилась.

— Господи. – Прошептала Любовь Андреевна, склоняясь над гробом и до боли сжимая руку дочери. – Бедная Зоя Александровна. Зачем? – Она всхлипнула. – Зачем?

Не понимая смысла слов, сказанных матерью, Даша посмотрела на нее. У Любови Андреевны из глаз катились настоящие слёзы.

— Я ведь так хотела ей понравиться. Так хотела. – Шёпотом произнесла она, глядя на свекровь. – Была удобной, милой, услужливой, во всём угождала. Я так хотела, чтобы она приняла меня в семью, чтобы полюбила меня. Целый год я, молча, терпела все её придирки и делала всё, как она хочет. А она мою доброту воспринимала лишь как слабость. Давила сильнее и сильнее, унижала, издевалась. Вот зачем нужно было всё портить? Воевать со мной? Устраивать это соперничество? Всё могло быть по-другому. А теперь…

Слёзы из её глаз катились уже градом. Даша подала матери платок, и та принялась дрожащими руками их вытирать. Мать определённо испытывала сильнейшие эмоции, но девушка не до конца понимала какие именно. Боль вперемешку с обидой? Злость с жалостью? Возможно, Любовь Андреевна действительно жалела, что всё так сложилось, и в чём-то даже ощущала и свою вину, но ни за что не признала бы это вслух. Даже здесь. Даже перед телом своей вечной соперницы.

Да, Даша полагала, что так и было. Обе считали себя соперницами в борьбе за одного мужчину: одна боролась за внимание сына, другая – за мужа. И обе, вероятно, были в чём-то не правы.

— Сама себя наказала. – Подытожила Любовь Андреевна уже позже, на погребении. Погладила дочь по плечу. – Лишила себя общения с семьей. С такой хорошей внучкой. Ох, женщины, не всем из нас дана мудрость.

Дарье было плохо. Она ничего не говорила, только дрожала под жарким июльским солнцем, словно на морозе. Это были вторые похороны в её жизни, первые – похороны отца – запомнились тем, что на них мама с бабушкой не смотрели друг на друга, а все посторонние подходили к маленькой Даше, чтобы сказать, как им её жаль. Ей хотелось, чтобы на неё никто не показывал пальцем, не вздыхал и ничего не говорил, но взрослые продолжали бросать на неё сочувствующие взгляды и дружно качали головами.

Чтобы избежать общения с друзьями бабушки Зои, она, опустив голову, зашагала с кладбища прочь. Процессия потянулась следом. Наверное, эти люди организовывали поминки в доме престарелых, Даше не хотелось этого выяснять. Ей требовалось побыть сейчас одной. Мать, приняв соболезнования от людей, которых совсем не знала, поспешила за ней.

— И подруги у неё такие же – одинокие. – Вздохнула она, догнав дочь. – Если я буду такой же свекровью, просто убей меня!

— Для этого нужно иметь сына. – Устало бросила Даша.

— Ты поняла, что я имела в виду. – Взяла её под руку мать.

— Мам, помолчи, я тебя прошу. – Не выдержала девушка. – Серьёзно. Если ты скажешь ещё хоть что-то про бабушку, моя голова взорвётся!

— Да что я такого сказала? – Фыркнула Любовь Андреевна. – Всё, как есть!

Но развивать тему не стала.

10

Когда они добрались до дома, у Даши абсолютно не оставалось сил. Она заперлась в ванной, включила воду и разрыдалась. Ей совершенно не хотелось выслушивать лекцию на тему того, что «не следует оплакивать тех, кого ты толком не знал, и кто даже не интересовался твоей жизнью», которая могла последовать от её матери. Поэтому девушка плакала наедине с собой.

«Как прошло?» - интересовалась Лера, сообщение от неё пришло на телефон, когда Даша вышла из ванной.

«Сходишь со мной утром в одно место?» - спросила она у подруги вместо ответа.

«Ты меня пугаешь», - пришло от Леры.

«Всё нормально, просто нужно съездить в центр, решить один вопрос».

«Я в деле».

Они договорились встретиться в десять, и Даша спрятала телефон в карман.

— Тебе нужно отдохнуть. – Заключила мать, натолкнувшись на неё в коридоре. – Нельзя показываться на людях с этими кругами под глазами. – Она качнула головой. – И прибери волосы.

Девушка кивнула и скрылась в своей комнате.

Заперев дверь, она достала со шкафа шкатулку. Села на кровать, положила её на колени. Сердце заколотилось, как бешеное. Нужно было успокоиться прежде, чем открыть и узнать, что внутри. Но никак не получалось. С бабушкой Зоей был связан ворох обрывочных воспоминаний, и содержимое шкатулки могло стать ключом к пониманию того, каким действительно человеком она была.

Наконец, собравшись с духом, спустя почти минуту Дарья её открыла. В ней лежало два конверта: один с деньгами – неприлично большая сумма, другой - с письмом. Под ними, на дне, связка ключей и что-то блестящее. Девушка подцепила это пальцами и вынула на свет золотую цепочку с красивым круглым кулоном. Тот был старым и открывался, а внутри было выгравировано сердце, на котором расположились буквы «З» и «В» - инициалы бабушки и дедушки, которого Даша вообще никогда не знала.

Повертев перед глазами украшение, девушка положила его на дно шкатулки и взяла конверт с весточкой от Зои Александровны. Письмо было написано нетвердой рукой, буквы нелегко было разобрать, и слёзы, поступившие к глазам, делали чтение ещё более затруднительным.

«Дорогая Дашенька!

Пишет тебе твоя бабуля Зоя. Долгое время я мечтала, как ты придёшь, и мы с тобой посидим у реки в обнимку, поделимся секретами и выпьем чаю с булочками в сумерках на веранде. Думала, впереди ещё много дней, месяцев, лет, и мы всё успеем, но жизнь как всегда оказалась мудрее. Учит нас ценить каждый миг и находить счастье в мелочах.

Как бы мне хотелось быть рядом с тобой в дни твоих побед и разочарований, поддержать советом и добрым словом, но мудрость приходит к нам лишь на смертном одре. Не было во мне достаточно силы, чтобы обрести смирение и, заглушив гордость, сделать первый шаг. И только об этом я сейчас жалею.

Дашенька, ты должна знать, что твоя бабушка всегда тебя очень любила. Я бережно хранила все воспоминания о тебе. Иногда вечерами с улыбкой вспоминала, как мы гуляли по парку, ходили в цирк, ели мороженое. Вспоминала, как рассказывала тебе сказки на ночь, как мазала зелёнкой твои содранные колени, как учила заправлять кровать и завязывать шнурки. Я очень скучаю по всему этому. И по тебе, конечно. И очень горжусь, что ты превратилась в прекрасную девушку – спасибо фотокарточкам в Интернете, мне нравится за тобой там подглядывать.

Прости, внучка, что меня не было рядом, когда ты только познавала жизнь. И знай, что я всегда буду смотреть на тебя с небес, готовясь вовремя подставить плечо уже в качестве твоего Ангела Хранителя. Мне все равно, если ты будешь ошибаться – людям это свойственно, но я постараюсь упросить за тебя в небесной канцелярии, чтобы путь твой был лёгок. По крайней мере, легче, чем мой.

Я буду рядом, если понадоблюсь. Незримо, но всегда у тебя за спиной. Буду рядом, если тебе не с кем будет поговорить. Рядом, если заплутаешь в поисках себя или засомневаешься, что встретила свою настоящую любовь. Я верю в тебя, моя славная девочка. У тебя обязательно всё получится!