Планета кошек

Все успокаивается, воцаряется тишина. Слышен только рокот прибоя.

– МЫ ПОБЕДИЛИ! – кричит Шампольон сначала на кошачьем языке, потом на человечьем.

Так-то оно так, но какой ценой…

Вокруг нас валяются сотни трупов: это не только толстые американские крысы, но и люди, собаки, свиньи.

Невредимыми остались, не считая меня самой, только Натали, Роман, Пифагор, Анжело, Шампольон и Эсмеральда.

Нас было 274, а теперь осталось только… семеро.

Новая ситуация – то, что мы так быстро понесли такие тяжелые потери, – отчасти застает меня врасплох.

Вижу покрытое глубокими ранами бездыханное тело Наполеона. Тело Бадинтера – одна сплошная рана, розовое кровавое месиво.

Не могу отвести глаз от всех этих кошек, людей, собак, свиней, совершивших вместе с нами переход через океан. Я уже начала их различать, считала их будущими пионерами заокеанского материка. Теперь они – всего лишь груды мяса, привлекающие мух.

Моя мать говорила: «Ни к кому и ни к чему не привязывайся, потому что все окружающие от тебя обязательно уйдут».

– МЫ ПОБЕДИЛИ! – повторяет Шампольон, как будто взявшийся уговорить нас, что у разразившейся катастрофы есть положительные стороны.

Лично у меня к этому совсем другое отношение. Обуревающее меня чувство – это даже не страх. Как лучше это объяснить?

Я чувствую, что если наши приключения так плохо начинаются, то есть очень мало надежды, что в дальнейшем все образуется.

Еще моя мать говорила: «Когда ты на дне ямы, остается одно – выбираться из нее». Увы, в данном случае я склоняюсь к тому, что не просто нахожусь внизу, но и вот-вот провалюсь еще глубже.

Нет, ни о какой победе, которую торопится провозгласить Шампольон, говорить не приходится.

Если только думать, что избежать смерти – уже значит одержать какую-никакую победу.

Напрашивается вывод, что решение причалить к американскому континенту было полностью… ошибочным.

Роман и Натали пытаются оказывать помощь тем людям, которых, может быть, еще можно спасти, но терпят неудачу. Раненых на палубе нет, одни лишь мертвые и умирающие.

Мне остается отдать приказ:

– Отходим от берега!

Натали встает к штурвалу, Роман поднимает паруса.

Я вылизываю свои раны – это способ дезинфекции. Мне повезло: все раны поверхностные, защитой мне послужила густая шерсть.

Вскоре я замечаю, что Роману плохо удается управлять судном.

– Что-то не ладится, – сообщает он и лезет в трюм.

– Крысы перегрызли ремень, соединяющий руль с пером руля, – докладывает он, снова появляясь на палубе.

За время плавания я разобралась, как устроен корабль. Сейчас речь идет о системе контроля направления.

– Это можно исправить? – спрашиваю я Романа.

– Ремонт займет целый день, – предупреждает он.

– Что если крысы вернутся? – волнуется Эсмеральда.

Я спешу с ответом:

– Вернутся – будут отброшены так же, как в первый раз. Главное – не опускать в воду якорь. Нас будет сносить, ну да ничего.

– Как поступим с убитыми? – интересуется Анжело. – Можно съесть крыс? Какое-никакое разнообразие после рыбы…

Тем временем двое выживших людей сваливают за борт крысиные трупы и складывают на крыше капитанской рубки тела наших товарищей. Видя их неподвижными, я испытываю странное чувство.

Прощайте, друзья.

Особенно мне жалко пса Наполеона.

Пифагор замечает мое состояние.

– Грустишь?

Я вздыхаю и лаконично излагаю суть мучающей меня мысли:

– Он погиб при попытке спасти мне жизнь. Иногда у меня бывает впечатление, что все любящие меня плохо кончают.

– Ты могла бы поблагодарить Эсмеральду, – подсказывает мне Пифагор. – Она тоже спасла тебе жизнь и, между прочим, выжила.

Я нахожу взглядом желтоглазую черную кошку, выбрасывающую в море трупы.

– Удивительное дело!

– Увидев, что ты упала с мачты, она без колебаний спрыгнула с борта в море, чтобы тебе помочь.

– Неужели? Я приняла это за простое совпадение: решила, что она упала одновременно со мной, – говорю я, чтобы избежать необходимости выражать малейшую признательность этой кошке, все сильнее меня раздражающей.

Эсмеральда направляется к нам. Проклятье, несмотря на расстояние, она, наверное, услышала наш разговор.

– То, что я пришла к тебе на помощь, Бастет, – обычное дело, тебе угрожала смертельная опасность, – мяукает она. – Уверена, ты на моем месте поступила бы так же.

Лично я не так в этом уверена, но сейчас не до споров.

– Вы всерьез считаете, что сейчас уместно решать такие проблемы? – вмешивается Пифагор, понимающий, что от нашего диалога не приходится ждать ничего хорошего.

Натали и Роман сбрасывают тела в море. Начинают с крыс, потом приходит очередь кошек, собак, свиней и, наконец, людей.

Что до меня, то участвовать в уборке ниже моего достоинства, поэтому я довольствуюсь пожиранием крысиной головы – источника энергии, необходимой для размышления.

Недаром моя мать говорила: «Лучший способ понять врага – съесть его мозги».

Люди доводят до конца свою скорбную миссию. Палуба опять свободна. Натали предлагает провести небольшую траурную церемонию. Она погрузила в шлюпку, не учитывая видовую принадлежность, тела тех, кого мы знали чуть лучше остальных. Это десяток людей, Бадинтер, Наполеон и две-три кошки, к которым мы испытывали наибольшую симпатию.

Подвесив шлюпку на тросы спускового крана, моя служанка произносит короткую прощальную речь.

– Все они были невероятными. Они погибли сегодня ради того, чтобы мы, семеро выживших, могли жить дальше.

Я мысленно договариваю:

Будем надеяться, что они погибли не напрасно и что мы отыщем наконец искомое – счастье.

Перечислив погибших по именам, Роман Уэллс включает музыку. Из громкоговорителей «Последней надежды» льется «Реквием» Моцарта.

Натали выливает на тела канистру бензина, шлюпка касается воды. Дождавшись, пока погребальный челн отплывет на достаточное расстояние от борта, она выпускает из ракетницы красную ракету. Заряд попадает в шлюпку, и ее тотчас охватывает пламя. Знаю, люди называют это «кремацией». По-моему, только люди уничтожают тела своих соплеменников вместо того, чтобы их съедать или оставлять на пожирание червям для возвращения в круговорот экосистемы. По мне, это расточительство, но я не осмеливаюсь высказываться на сей счет.