Планета МИФ

— Та-ак… Ждете, значит?

— Жду, — сказал Берестов.

— Напрасно ждете. Не придет она. — Он вытащил руку из кармана и постучал пальцем по полотну. — Между прочим, не похоже.

— Почему не придет? — с трудом сдерживаясь, спросил Бэрестов.

— Потому. Услал я ее к соседям.

— Зачем?

— По делу. У нас ведь работа — не игрушки. — Он опять постучал пальцем по полотну. — Непохоже рисуете, говорю.

— Это не ваша забота.

— Как же не моя? Вы у меня работника отвлекаете, голову ей заморочили… Вот я и решил посмотреть, стоит ли…

— И пришли к выводу, что не стоит?

— Нет, не стоит. — Он блеснул своей коронкой.

— Знаете, есть такая поговорка, насчет полработы.

— А-а… — Он смерил Берестова насмешливым взглядом, перешагнул через бревно, сел. — Слушай, поговорить надо!

— Говорите!

— Садись, чего стоишь. В ногах правды нет.

— Постою.

— Ну, как хочешь… — Он щёлкнул зажигалкой и прикурил, затягиваясь. — Слушай, уходил бы ты по добру отсюда!

— Что-то не понял…

— Чего ж тут не понять. Мало тебе гор вокруг? Иди в Хумсан, в Бричмуллу… Там знаешь виды какие!

— Мне и здесь хорошо.

— Тебе-то, может, и хорошо… Другим — не очень.

— Я мешаю вам чем-нибудь?

— Мешаешь. Голову ей задурил — вот что!

— Чем же это я «задурил ей голову», как вы выражаетесь?

— Болтовней своей. И этим… — Он презрительно кивнул в сторону полотна. — Думаешь, я не понимаю, зачем это тебе нужно? Нигде в мире такого лица не нашел, одно единственное нашел! Так вот что я тебе скажу — ничего тут у тебя не выйдет, понял? Напрасно стараешься, время тратишь, краски переводишь! Напрасно! Эту девку не такие, как ты, испытывали!

— А вы ей, простите, кто будете — муж, отец, брат?

— Не твое дело! Я за нее в ответе, понял? Так что выбрось из головы!

— Вообще-то говоря, следовало бы прекратить этот разговор… — тихо сказал Берестов. — Но я все-таки скажу… Меня действительно поразило ее лицо. Как художника, понимаете? Хотя, — он махнул рукой, — все равно не поймете!

— А может, пойму. Ты попробуй, скажи.

— Нет настроения… Но дело не в этом. Насколько я понимаю, не это вас волнует. Так вот, во всем, что касается остального, можете быть спокойны. Никаких дурных мыслей у меня нет и не было.

— Правду говоришь? — быстро спросил геолог. Не поворачивая головы, он пытливо глянул на Берестова.

— Абсолютную правду.

— Что ж, может, оно и так… Да только у нее мысли всякие появились.

— Откуда вы знаете?

— Чую. У меня на это дело чутье!

— Что ж теперь делать, — сказал Берестов. — Она живой человек. И, к счастью, мыслящий человек. Естественно, у нее и мысли могут быть разные… Кстати, вот о вас она все время говорит хорошо. Мы тут спорили с ней.

— Вон как! Значит, хорошо?!

— Да.

— Что-то не видно по ней.

— Это естественно, — сказал Берестов. — Чем больше будете нажимать, тем больше сопротивления встретите. Это уж характер такой.

— Верно. Тут ты прав. Я и сам так думаю.

— Ну, а если понимаете, чего ж себя так ведете?

— Черт его знает, тоже ведь характер! Понимаю, а ничего поделать с собой не могу! Все мне надо, чтоб только по-моему было. И во всем. Иначе покоя мне нет, изведусь. Сам себя съем!

— Так вы, значит, других едите, чтоб себя не съесть? Так, что ли?

— Бывает и так.

— Странный вы человек, — Берестов покачал головой. — Но хорошо, что сознаете это. Осознать — это почти преодолеть. Это уже — ничего…

Берестов ободряюще глянул на геолога.

— А ты, вроде, парень тоже ничего. Только, сам понимаешь, отпускать ее к тебе больше не буду. Ты уж не обижайся.

— Мне работу закончить надо, поймите.

— Приходи к нам. Там работай, пожалуйста.

— Послушайте, Сергей Романович, — он впервые назвал геолога по имени, — я не смогу там работать. Не смогу… Я прошу вас — не препятствуйте ей, пусть приходит. Даю вам слово — ничего не произойдет. Клянусь вам!

Геолог некоторое время изучающе вглядывался в Берестова.

— Понимаешь ты, какое дело… Очень боюсь я…

— Упустить ее боитесь?

— Не совсем так… За нее боюсь…

Геолог сидел, наклонив голову, набычив свою шею, и Берестову на какой-то момент даже стало жаль его.

— Послушайте, Сергей Романович, не мое это, в общем-то, дело, но раз уж пошел у нас такой разговор… Скажите, вот вы — начальник партии, человек опытный, сильный, в жизни повидали многое, да и старше ее вы намного… И вот вы пришли ко мне сюда, беспокоясь за ее судьбу… Я все это могу понять… Если бы я случайно не услышал вашего разговора с ней…

— Какой разговор?

— Когда вы бросили ей фонарик и пошли, ругаясь, в поселок. Не судьба ее вас волнует, и не любовь к ней вас ведет, а ущемлённое самолюбие. Вы, видите ли, получили отказ — вот ведь в чём дело!

— Не любовь, говоришь, — геолог шевельнулся, чуть скосил глаза в сторону Берестова. — А где ты ее видел — эту любовь? В романах, в кино? Сошёлся ты — вот тебе и любовь. А не сошёлся — так и нет любви. Вот и вся премудрость.

— Как просто! — сказал Берестов.

— А ты думал! Это вы — художники там разные, поэты — наворотили в своих картинах и стишках… А я вот тут, в жизни, все видел, да и сам на ощупь знаю… Так что называй как хочешь — суть одна.

— Дело не в названии, — согласился Берестов. — Но суть… Уж больно примитивно бы все толкуете. Ну, не сошёлся с этой, как вы выражаетесь, что же — другую нашел, и все?

— А ты думал! Только не было еще такого. И не будет.

— Боюсь, что на этот раз будет.

— А ты не бойся. Только не лезь в мои дела, не мешай.