Планета
Шрифт:
Борисов похлопал по книге. В голове у меня, что-то стало крутиться, но на ум не пришло. Как вуаль накинули. Странности были, а вот какие, большой вопрос.
– Борн, ты забери вон ту стопку. Там дневники твоего отца, - попросил Николаич. На столе лежали большие общие тетради. Я ещё взял две энциклопедии по истории и пошёл к себе, спать.
– Вот и перспективы появились, - хозяин компьютера потёр довольно руки и закрыл папку '1 С Предприятие 8х'.
Отключил компьютер и улёгся спать в своём кабинете. Закрыл глаза, побежала какая-то серая муть с зелёной полоской, а в лицо ударил яркий солнечный свет. Человек
Прошло полчаса, час, два. Солнце светило основательно. Не спалось. Мужчина невозмутимо поднялся и пошёл на двор, залитый полуденным солнцем. Осмотрелся. Около калитки стояли три человека в форме, с бляхами на груди и с саблями. Со славянскими лицами и усами. Хозяин оглядел их, а потом новоиспеченные окрестности.
– Хай. Скашите, пошалуста, чьто этта за сопор?
– осведомился, указывая рукой на Ростовский собор, Валдис Пельш, латышский фермер.
Что ха-ха, через год Валдис Евгеньевич входил в пятёрку самых богатых людей Задонья, а за тёлками голштинской породы, которых он привёз из Голландии в 2003 году, выстроилась огромная очередь.
– ...траверсе...
Глухой взрыв, сотрясение корпуса корабля от кормы толкнуло всех находящихся на мостике людей вперёд и, свет померк. Чернота, недолгая, стала перетекать в цвете к красному, оранжевому, жёлтому, зелёному, голубому спектрам, чтобы рассыпаться на миллионы разноцветных точечек. И перед глазами капитана возник приближающийся планшир ограждения мостика.
'Какой нарядный. А ведь я сейчас нос расквашу об него!' Тело стало напрягаться, руки потянулись вперёд. 'Не успеваю!' Но вмешалась, какая-то упругая на ощупь сила и мигом вернула в вертикальное положение. 'Вот бы так и с кораблями!' Мир вокруг воскрес, качнулся на спокойной волне, и оживился обертонами русского языка, хотя основной инструмент - эсминец - молчал. Стоял с выключенными турбинами и ждал, когда же люди обратят внимание на него красавца. А у команды были одни матерные загибы.
– Тишина на мостике!
– команду продублировали и на полубак. Подчинённые мигом вспомнили, что они военные моряки.
– Доложить обстановку, - скомандовал капитан.
– Видимость - ноль, штиль, тепло... Всё испортил прибежавший, отдыхающий после вахты, мичман Николаша Равенок:
– Господа, вы не поверите! Моя каюта фантастически изменилась! И всё, всё вокруг!
– прокричал. На него зашикали. Ошалелые глаза мичмана, стали приобретать осмысленность.
– Клянусь, вот те крест, я не вру!
– перешёл на шёпот Равенок, - Не верите, а вот!
Мичман указал рукой вверх на фок-мачту, еле просматриваемую сквозь туман. На уровне фор-стеньги размещались: крутящаяся решётка, на вынесенной вперёд марсовой площадке, выше - похожие на колокол два элемента и ещё ряд непонятных механизмов.
– Фантастика!
– и понеслось - 'Дас ист фантастиш!' от штурманов, механика, врача, а потом пришёл лейтенант Капранов.
– Господин капитан, разрешите доложить? Местное время - 7 - 55. Температура воздуха - + 26 градусов по Цельсию. Температура воды - + 27 градусов, ветер - норд-ост, 1 метр в секунду, относительная влажность - 68%. Там находится пляж, дальше поселение - станица Ясная. До местного главного собора - 2748 метров.
'Господи суси, а у этого фантастическое изменение с психикой; лепит, что то, как ясновидящий', - капитан, чтобы не выдать себя, посмотрел себе под ноги.
–
Павел Игнатьевич, голубчик, а как вы об этом узнали и где?– на помощь капитану пришёл старший офицер корабля, капитан второго ранга Силин.
– В боевой рубке данные выведены на главный экран, господин кавторанга, и я там больше ничего не трогал, честное слово!
– Паша, они мне тоже не поверили, а знаешь, какая наша каюта стала, ммм, закачаешься, - влез в 'нелепый доклад Капранова' Равенок.
– Разговорчики, мичман!
– Силин одёрнул Ревенка.
– Ну а немцев, вы там не рассмотрели, господин лейтенант, на главном том экране?
– Судя по красным лампасам три конных донских казака, с берданками, вон там. Та вы сами их увидите, когда туман разойдётся! А немцев нет!
– глаза у Капранова были честнейшие.
– Два боевых офицера стали вдруг, какими-то институтками...
– фраза старшего офицера корабля могла закончиться для Паши и Николаши весьма плачевно. А Силин, хорошо знающий молодых офицеров, почувствовал фальшь в словах Капранова, о том, что он ничего не трогал в рубке.
– Sir, the fog disperses, sir. (Сэр, туман расходится, сэр).
А вот такие "чудачества" на корабле всячески поощрялись. Боцман Катанов, лучший рулевой минной дивизии, указал на расползающийся в стороны туман.
– Боцман, ты бы свой английский приберёг на потом. Защитничек!
– Силин косо посмотрел на боцмана, Катанов, независимо, пожал могучими плечами.
– Как туман быстро исчезает. Вы не находите это странным, Виктор Сергеевич?
– уже капитан стал косвенно заступаться за подчинённых.
– И, право, странно, господа. Хотя я намеревался сказать не то. Батюшки!
– выказал удивление Силин.
– А я, что вам говорил! Вон пляж, вон казаки, а вон - собор!
– Капранов победно смотрел снизу-вверх на старших офицеров.
Вид, который увидели перед собой моряки, был донельзя мирным...
– Своё это всё. И какое родное!
– это вырвалось у капитана совершенно случайно, но он интуитивно почувствовал, что все их страхи и треволнения остались позади.
С мостика пошли один за другим приказы. Эсминец поставили на якорь, И "сарафанное" радио разнесло по кораблю новость об увольнениях на берег, так как немцев " тута нету". А Капранов с Николашей вымолили дозволение у капитана произвести салют из трёх холостых выстрелов.
– А давайте, - от капитана; Силин смолчал.
Сыграли большой сбор. Команда построилась, одетая по-летнему, офицеры этого и не заметили. Командир объяснил ситуацию для подчинённых. Бах, бах, бах. А потом, как стих переполох в станице, капитан первого ранга Вилькицкий Борис Андреевич ходил по обновлённому эсминцу "Летун" и удивлялся. И все забыли за взрыв под кормой.
– 'Что за муть приснилась. Голова болела, тело занемело и спал двенадцать часов'. Купался я долго. Целое море воды извёл. И у меня был тройной заплыв кораблика из куска пемзы. Корабель пять раз мне в пупок тыкался.
На улице застал вялую перебранку Борисова с ляльками:
– Я за вашим мясом не поеду, и оденьте, что-нибудь поприличнее, - отмазка-приказ, Николаич демонстративно приложился к банке пива.
– Да, ты, кто такой!..
Бабах, со стороны залива.
– Ой!
Мы, от неожиданности присели.
– Это пушка!
Бабах, второй раз.
– Ой!.. А взрывы мля, будут?
Бабах, третий раз.
– Ой! Ты, Борисов, ... в, ...мля, совсем спятил!
– выдала грубость Эльза.