Плащ и кинжал

— Я слушаю. — Не меняя тона повторил он.

— Это… это сложно объяснить, но ты должен выслушать. — Я сглотнул, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. — Ты этого не помнишь, но в наш мир пришла сущность, называющая себя Системой. Она отправила нас в какое-то пространство, где мы с Русланом прошли её испытание. Это было… — Голос сорвался. Я прокашлялся и попытался продолжить. — Это было хуже всего, что я когда-либо видел.

Ответа не последовало. Только спокойное, молчаливое дыхание на другом конце линии. Я продолжил, хоть руки начинали дрожать.

— Мы не знаем, для скольки человек она запускала это испытание, большинство людей не прошли его. Они… они превратятся. В монстров. — Моя ладонь сжалась в кулак, а голос стал громче. — Через двадцать четыре часа начнётся первый этап. Все, кто был инфицирован или не прошли испытание станут… монстрами. Некоторые чем то хуже. И никто не знает об этом! Люди ходят по улицам, живут своей обычной жизнью, как будто всё в порядке.

Никакого ответа.

— Мы с Русланом видели, что будет дальше! Это не просто слухи или выдумки! Это конец, и он идёт прямо на нас! — слова вырывались быстрее, чем я успевал их обдумывать. — Я знаю, ты думаешь, что я сошёл с ума, но, чёрт возьми, наставник, это всё правда!

Тишина. Она сдавливала меня хуже любого кошмара. Я вскочил на ноги, стиснув телефон в руке.

— Мне нужен транспорт! — выкрикнул я, не сдержав эмоций. — Я должен вернуться домой! У меня есть шанс подготовиться, помочь людям, моему городу. Я… Я должен что-то сделать!

Прошла ещё секунда тишины. Затем в трубке раздался тот же холодный, ровный голос:

— Я разочарован. Транспорт прибудет через два часа.

Я застыл, пытаясь осмыслить услышанное. Два часа? Он поверил? Как он смог организовать это так быстро? Я почувствовал, как сердце заколотилось быстрее.

— Два часа? — повторил я, удивлённо моргая. — Но… дорога займёт десять часов. У нас будет слишком мало времени!

Ответа не последовало. Линия оборвалась.

Звонок завершился, оставив после себя странную пустоту. Я положил телефон рядом, упершись локтями в колени, и провёл руками по лицу.

«Дядя…»

Долгое время я старался избегать этих воспоминаний. Не потому что они были плохими. Скорее наоборот. Каждый раз, вспоминая его, я чувствовал тугую боль в груди — смесь сожаления, стыда и осознания того, как сильно я ошибался.

Дядя Сергей. Он был единственным, кто оставался рядом после того, как мир вокруг меня рухнул. У меня не было родителей, не было братьев или сестёр. Только он. Высокий, крепкий, с резкими чертами лица и взглядом, который, казалось, видел тебя насквозь. Двадцать лет службы в армии сделали его таким. Но тогда я этого не понимал.

Для меня он был просто строгим, холодным человеком, который всегда заставлял меня тренироваться, учиться, быть лучше. Он никогда не жалел меня, не давал слабину. И я ненавидел это. Тогда.

Я вспоминал его, стоящего в форме передо мной, с армейским ножом в руке, показывающего точные, отточенные движения.

— Никаких лишних движений, Рена, — говорил он. — Каждый шаг, каждое движение должно быть осмысленным. Либо ты контролируешь нож, либо он контролирует тебя.

Я тогда закатывал глаза, думал, что он просто зануда. Сколько раз я бросал нож на землю, кричал, что это всё не имеет значения. А он просто поднимал его, вручал обратно и говорил:

— Попробуй ещё раз.

И я пробовал. Всегда.

А потом, когда мне исполнилось восемнадцать, я ушёл. Ушёл, хлопнув дверью и не оглянувшись. Я сказал ему, что не хочу больше терпеть эту «армию». Что хочу жить своей жизнью. Он даже не попытался остановить меня. Просто кивнул и закрыл дверь за мной.

Тогда я подумал, что он просто рад избавиться от меня. Но сейчас…

Сейчас я видел всё иначе. Его строгие слова, его жёсткость — всё это было заботой. Его способом научить меня выживать. Научить справляться с этим миром. Я был глупым ребёнком, который этого не понимал. И своей выходкой я, наверное, разбил ему сердце.

После этого я почти не звонил. Не писал. Я боялся, что он не захочет слышать мой голос. Что его гнев или разочарование окажутся сильнее, чем та связь, которую я чувствовал.

Но сейчас всё изменилось. Я сделал этот звонок, потому что знал: если кто-то сможет помочь, это будет он.

Дядя всегда был таким. Строгим. Холодным. Надёжным. Тем, в ком можно было быть уверенным, он не подведёт.

— Эй, ты в порядке? — легонько стукнув кулаком в моё плечо, тихо спросил мой друг.

— Да. — Ответил я сухо, хотя внутри была буря.

— Никогда не слышал более наглого вранья, Рена… — положил руку мне на плечо Руслан. Его лицо обрамляла спокойная, успокаивающая улыбка. — Это же был он, да?

— Да. — Был неизменным мой ответ.

— Ты лучше всех знаешь, что ты не виноват…

Закрученные эмоции вспыхнули внутри, как костёр, что слишком резко облили бензином.

— Не виноват?? Я? Не виноват??? Да я бросил его! — крикнул я в лицо своему другу, срывая голос. — Бросил, когда он делал всё для меня! Мы живы сейчас только благодаря НЕМУ. А Я…

— Ты был ребёнком, Рена. Мы все делаем ошибки. — твёрдо произнёс Руслан, перебивая меня.

— Это НИЧЕГО не значит! Почти каждый день я вспоминаю, как он смотрел мне в след! Единственный раз во всей жизни, когда я видел в его глазах искренние эмоции! — не снижая голос продолжал я. — Единственный!

— Рена, всё нормально. Он же ответил… — пытался меня успокоить мой друг.

— Мне стыдно Руслан… — Резко понизил я тон до шёпота, обняв себя руками, — Мне безумно, до одури стыдно…

— Ещё не поздно всё изменить. — продолжил друг, сжав моё плечо покрепче, — Вот увидишь, дружище. Он будет рад тебя видеть.

— Я в это не верю. — убито отрезал я. — Но я знаю, что мы обязаны это сделать. Пускай мне придётся вытерпеть его ненавидящий взгляд. Пускай он будет ко мне холоден. Пускай он плюнет мне прямо в лицо. Жизни людей того стоят.

21:58:12

— Рен, давай выйдем, а? — Руслан развернул ко мне лицо, окинув взглядом комнату. — Пока ещё можно. Кто знает, может, это наша последняя нормальная ночь, когда вокруг нет зомби и можно дышать спокойно.