ПЛАСТУНЫ

Камни сыпались довольно долго, но, в конце концов, оползень ушел далеко вниз, обнажив слежавшийся в твердь массив из крупных плоских, обтесанных временем и камнепадами валунов.

Пустив вперед лошадей и размотав поводья на всю длину, казаки начали спуск.

Заруба сразу обратил внимание, что лошади хиджретов не идут прямо, как ходят по большой дороге, а постоянно совершают какие-то повороты, обходя только им видимые препятствия на пути. Вынужденные идти за лошадью след – в след, казаки вдруг стали преодолевать спуск неожиданно быстро. Когда спустилась вниз вторая сотня пластунов, по желобу отправили лошадиный табун шамхала, пустив впереди них двух жеребцов из отряда хиджретов. Умные животные, повторяя движения более опытных собратьев, прошли тяжелый, не привычный для скаковых лошадей путь без потерь. Лишь две молодые арабские лошади – тонконогие и поджарые, заметно устали к концу спуска и начали спотыкаться, тыкаясь мордами в крупы впередиидущих.

Вслед за лошадьми пошли всадники из сотни Драгомила, сразу скрываясь в тени дремучего леса. На горе оставалось не более пяти десятков пластунов, готовых начать спуск.

И в этот момент в тишину, нарушаемую лишь пением лесных птиц да скрипом камней под копытами лошадей, разорвали выстрелы.

Заруба развернул Янычара и увидел на высоком утесе, который пикой торчал в том месте, где казаки совершили поворот у сдвоенной вершины, всадника. Тот недвижно стоял на громаде утеса, рассматривая казаков. Гнат рывком сдернул с плеча рушницу, хотя знал, что пуля не долетит до всадника – слишком велико было расстояние. Но едва он прислонил приклад к плечу, всадник исчез, подняв небольшое облачко пыли на том месте, где он стоял мгновенье назад.

Выстрелы, между тем, смолкли, и вновь воцарилась тишина.

Увидев, что спуск пошел быстрее, подстегнутый угрозой нападения горцев на тылы отряда, Заруба отправил гонца к засадной группе. Сам он решил остаться наверху с десятком пластунов, чтобы прикрыть отход казаков из засады. Очередному казаку, начавшему спуск, Гнат передал приказ сотникам и Улябу – вести людей дальше без остановок.

Еще дважды, пока гонец не дошел до засадной группы, на утесе начиналась и быстро оканчивалась дружная стрельба.

Прошло немало времени, пока из-за группы деревьев, покрывающих каменистый склон, не показались казаки Драгомила. Они вели в поводу более десятка лошадей, видимо, доставшихся им в результате боя с горцами, и Гнат не сразу заметил, что поперек седел четырех из них перекинуты безжизненные тела…

31. ТУРПАЛ В БЕШЕНСТВЕ!

Стоя на гребне скалистой гряды, Турпал внимательно наблюдал за спуском казаков по каменному желобу. Его сакмагоны проверяли спуск, а основные силы отряда должны были отправиться вслед за ними через некоторое время.

Русские скучились на небольшом плато, и Турпал подумал, что его лучникам будет нетрудно уничтожить их на этом маленьком пятачке, окруженном отвесными скалами. Он тронул коня, подъехав к обрезу скалы, и в этот момент его взгляд напоролся на взгляд казака, который стоял отдельно от других и пристально глядел на Турпала. Даже на таком расстоянии Турпал почувствовал, как от этого взгляда казака что-то леденящее проникло в его душу, заставив сердце замереть. Не в силах пошевелиться, смотрел он, как казак сдернул с плеча ружье и приложил приклад к плечу, беря на прицел его – Турпала. «Вот и все» - мелькнула мысль в его мозгу, но тут его конь, который стоял, как вкрпанный, дрожа всеми членами, вдруг резко отпрянул от обрыва и, не разбирая дороги, понесся вниз.

Безотчетный страх обуял старого охотника. Он хотел уж, было, прекратить преследование, но увидел, что большая часть беледов уже скрылась в лесу, начав спуск.

Многие годы, проведенные в походах и битвах, научили Турпала быть осторожным и предупредительным в схватках с врагами. Поэтому он отделил десяток всадников и отправил их в обход тропы по лесным дебрям. И вскоре понял, что оказался прав в своих действиях – на тропе загрохотали выстрелы. Он попытался спуститься ниже по тропе, но вставшие в горной теснине всадники, плотно забили проход. Ничего не оставалось, как, невзирая на огонь казаков, идти вперед. И пустив в ход ногайку, Турпал вновь послал беледов под пули. Напоровшись на второй залп, и потеряв людей, беледы встали. И теперь никакая сила не могла послать их на спуск.

Турпал с трудом протиснулся по тропе, убеждая беледов, не пятиться назад. Не жалея красноречия, он пытался убедить горцев, что русские сейчас уйдут – они не могут держать тропу вечно. Им нужно нагнать остальных, которые уже спустились по желобу.

Он был уже на середине спуска, когда из лесу выехал Сеид, посланный им во главе десятка всадников в обход тропы. Лицо Сеида было посечено каменной крошкой, видимо, пуля попала в камень рядом с его головой. Утирая кровь с лица, он наклонился к Турпалу и вполголоса сказал, что казаки уходят, потеряв четверых убитыми – их поразили стрелы беледов.

Старый охотник, воспрянув духом, хотел уже отдать команду на спуск, но Сеид снова припал к его уху и прошептав: «Мои люди все погибли, и я убит тоже», стал валиться с коня. В тесноте скученных людей и лошадей, ему не дали упасть, подхватив его тело, и только тогда Турпал заметил огромную рану в правом боку Сеида, из которой толчками била густая черная кровь.

Взбешенный гибелью Сеида, который приходился ему племянником, Турпал , нахлестывая лошадей беледов ногайкой, стал пробивать себе дорогу к спуску. Чтобы освободить проход, остальные всадники тоже вынуждены были начать движение. Спустившись к прогалине, у которой казаки устроили засаду, беледы обнаружили тела двенадцати собратьев, погибших от меткого огня казачьих ружей. А за двузубой скалой, над которой все еще висел плотной пеленой пороховой дым, нашли и тела сакмагонов, пораженных метательными копьями – дротиками. Тела погибших снесли на прогалину и уложили в ряд под густыми кронами столетних дубов.

И лишь Турпал, переживая гибель племянника, стоял в стороне и мрачно смотрел с высоты, как уходят вниз последние казаки. У основания желоба их оставалось только двое. И оба неотрывно смотрели на беледов, убирающих с дороги трупы…

32. ОБОРОТЕНЬ.

Провожая взглядом последних, ушедших на спуск казаков, Заруба не торопился уйти сам. Он оставил на плато только лучшего стрелка - Фрола Лысогорко, который должен был сдержать горцев в случае, если они начнут нагонять отряд. Для этого пластуны оставили им пять ружей, которые Фрол споро заряжал, изредка поглядывая на тропу. Развернув коня, Гнат тоже посмотрел на тропу и увидел, что горцы уже почти освободили проход от тел погибших собратьев и вот-вот начнут движения вниз – к желобу.

– Поторопись, Фролка, - сказал он. – Горцы сейчас пойдут.

– Зараз, батьку-атаман, - ответил Фрол, не отводя взгляда от тропы, а руки его в это время делали привычную для них работу, забивая шомполом пыж в очередной ствол. – О-о, ты гляди сколько их!

– Пся крев шоб крыв их маму! – выругался Гнат почему-то по-польски. – Не сдержим басурман – конями сомнут!

Он соскочил с коня и снял с плеча перевязь с кривой саблей. Повесив саблю на луку седла, Заруба снял с пояса и кинжал. Фрол, не понимая, что происходит, с удивлением смотрел на своего атамана. Он знал, что в подобные моменты, Заруба может обратиться к своим «характерствам», но не понимал, зачем тот оставляет оружие.

А Гнат, тем временем, снял потертую свитку и, оставшись в латанном - перелатанном бешмете, сделал несколько шагов по направлению в горной тропе.