Плата за души (Книга 2)
Шрифт:
– У меня уже пятки посинели, и так все нараспашку... С тобой, ладонька, что-то не так...
– Пожалуйста!
– Лучше иди ко мне.
Утомленная беспокойной ночью, Рената доверчиво забралась к нему под бок.
– Легче?
– он поудобнее устроил ее голову у себя на руке.
– Не знаю. По-моему, да...
– сонно пробормотала она.
Прошло минут десять. Рената тихо спала, зато теперь Ник никак не мог найти удобного положения и задремать. Ее теплое тело, беспомощность, доверчивость будоражили воображение Гроссмана. Вот если бы все вернулось на круги своя, как раньше... Если бы он осмелился
Ник приподнялся и заглянул в лицо Ренаты, отвел прядь волос от ее щеки, поцеловал в приоткрытые губы... "Танрэй"... автономно родилось в мозгу. Откуда?..
Гроссман поймал себя на том, что пальцы его осторожно касаются ее тела. Рената не проснулась, но в то же время, чувствуя прикосновения, прильнула лицом к его груди.
– Малыш!
– тихо позвал он - так, как не звал никогда раньше.
Она распахнула глаза и сжалась. Во взгляде была боль, укор, недоумение - Николай не понимал, сколько там было всего, что нельзя высказать словами. Гроссман отстранился. Гранитные зрачки Ренаты при свете ночной лампы внезапно стали глухими и немыми, все чувства растворились под непроницаемой оболочкой. Она спокойно, как Сфинкс, взирала на него. Ей было все равно, что он собирается делать.
– Я хотел... уложить тебя поудобнее...
– он оправдывается?! Да, он оправдывается. Гадкое чувство вины - ни за что, ни про что... В чем, собственно, он провинился?! В том, что не может, не умеет вытравить из себя свою слабость к ней?! Он хотел бы этого, но во всем этом сопротивляющийся разум улавливает что-то большее, нежели физиологические импульсы, нежели животные инстинкты... Как с этим всем бороться?
– Да, ты прав...
– тихо сказала Рената.
– Но нужно подождать. Все слишком сильно запуталось...
– Слишком.
– Я не смогу тебе этого объяснить. По крайней мере, сейчас.
– Не сможешь, - словно согласное эхо, откликнулся Ник, уже зная, что ничего не будет и сегодня. Он выключил бра и повернулся к стене.
– Спокойной ночи.
Рената уставилась в потолок. Как хотелось оказаться ТАМ... И - непреодолимая преграда: не хватало воздуха, легкие горели от страшного напряжения, грудь ныла. Сколько уже дней продолжается это мучение... Хотелось уснуть навсегда, а приходилось возвращаться, каждый раз понимая всю мерзость окружающей реальности...
– Прости меня, - шепнули внутри.
– Мы найдем выход, нужно лишь потерпеть...
"Я люблю тебя, - подумала она.
– И готова терпеть, сколько нужно. Ты же знаешь, я смогу"...
– Прости...
Ник повернулся и, повинуясь чему-то невысказанному, набросил на нее одеяло:
– Спи, малыш...
А утром к ним ворвалась Роза Давидовна, не имевшая обыкновения "стучаться в собственном доме". Возможно, ее очень удивило бы, застань она какую-нибудь пикантную картинку в комнате сына: за пять лет совместной жизни это можно как-то отрегулировать, да и вообще, при таком стаже интимные вещи уходят на ...дцатый план.
– Кто из вас вчера мыл посуду?!
– набросилась она на Николая, который спросонья не мог понять, что она хочет.
Рената села и прикрылась одеялом.
– Ну, я...
– сознался Ник, прикидывая, что он мог забыть вымыть.
– Сколько же ж
раз тебе можно говорить, чтобы не складывал ложки и вилки в поддон сушилки?! На лбу тебе написать, да и зеркало закрепить, чи що?! А?!– мадам Гроссман грозно подбоченилась.
– Роз, какая разница?!
– Яка разница?! А така, що один...
– взглянув на Ренату, она почему-то осеклась и не стала продолжать свою любимую присказку.
– Доброе утро, - кивнула та и вежливо улыбнулась, не выказывая ни тени смущения.
Сообщив, что "вообще-то" уже девять часов, мадам Гроссман покинула спальню.
– Клад, что за женщина...
– проворчал Гроссман, поглядывая на Ренату.
Та поднялась:
– Ник, свози меня к морю!
– Наконец-то! Работа подождет, поехали...
– он был рад, что бывшая жена наконец-то ожила, и стал одеваться.
Тут послышалась трель телефонного звонка, которая прервалась на полузвуке: возбужденная утренним скандалом Роза Давидовна схватила трубку где-то на другом конце квартиры.
Рената медленно завязала пояс халата и поглядела на Николая.
Дверь снова вынесло, как от пинка.
– Колюня, тебя!
– мадам Гроссман понизила голос: - Какой-то незнакомый мужчина. И еще: шо я вам, коммутатор?! На!
Она ткнула трубкой в Ника и с достоинством удалилась, на сей раз даже не взглянув в сторону снохи.
– Да?
– сказал Ник.
Насторожившись, Рената следила за сменой выражений на его лице..
Первые три секунды в трубке длилось молчание, затем послышался хрипловатый голос:
– Нужно встретиться, переговорить.
К своему ужасу, Ник с первых же звуков узнал этот голос. Он совладал со своей мимикой, беззаботно взглянул на Ренату и снова уставился на собственную коленку, где на ткани джинсов обнаружил едва заметное пятнышко. Улыбка играла на его лице, когда он возил пальцем по пятну, словно желая стереть.
– Ага... А где?
– он сумел справиться с волнением и не заговорить со своим одесским апломбом.
– Я сам найду тебя.
– Вот уж не нужно!..
Но трубка ответила ему прерывистыми гудками.
Рената сидела у зеркала и расчесывалась. В последнее время она так редко занималась своей внешностью, что это было странно. Казалось, зеркал для нее не существует. Но при этом она совершенно не подурнела, даже наоборот - оправившись от всех переживаний прошлых месяцев, она стала возвращаться в прежний облик.
– Это по работе, - не моргнув глазом, солгал Ник, хотя Рената ни о чем и не спрашивала. Ему это было нетрудно: в свое время он часто обманывал ее, правда, по другому поводу, и она к этому привыкла - настолько, что даже не пыталась разобраться, где правда, а где - ложь.
– Да, да, конечно...
– рассеянно ответила девушка.
– Как ты думаешь, что бы мне надеть?..
Ее невнимание задело Ника за живое. Такое ощущение, что эта куколка просто взяла да и забыла о нависшей опасности. Поразительное спокойствие! "Что мне надеть"... Вершина легкомыслия... Показать бы ее врачу, пока не поздно: что-то происходит у нее с головой. Изменение личности - достаточное основание для консультации у психолога, пусть состояние Ренаты и не похоже на угнетенное...
– Достаточно и того, что ты хоть что-нибудь наденешь, ладонька...
– бросил он и, не прощаясь, ушел.