Плата за красоту
Шрифт:
– Это я и сама могла бы сообразить… Родни. – Но внутри все сжалось от одной мысли о том, что придется врать.
– Ты спала всего часа три. Вон, смотри, носом клюешь. Где у тебя чашки? – Он открыл дверцу шкафчика.
– Нет-нет, эти не бери, – замахала руками Миранда. – Достань фарфоровые чашки из буфета в гостиной.
Он удивленно поднял брови. Фарфор обычно достают для гостей, а не для своих. Еще одно открытие из жизни Миранды Джонс.
– Я отнесу две чашки. Уверен, что вам с отцом надо поговорить с глазу на глаз.
– Трус! – презрительно процедила она.
Отец очень красивый, подумала Миранда. Высокий, стройный, загорелый, с копной седых волос, словно излучающих свет. Когда Миранда была маленькой, ей казалось, будто отец сошел с картинки из сказки. Только он был не принцем, а волшебником – таким же мудрым и достойным.
Ей всегда отчаянно хотелось, чтобы отец ее любил. Катал верхом на плечах, сажал к себе на колени, подтыкал одеяло на ночь и рассказывал сказки.
Но Чарльз постоянно находился в отъезде, и девочке приходилось довольствоваться его ровным доброжелательным отношением. Никто не сажал ее на колени, никто не рассказывал сказок.
Отогнав прочь грустные мысли, она вошла в гостиную.
– Я попросила Родни оставить нас одних, – начала она с порога. – Ты, наверное, хочешь поговорить об этой краже.
– Да. Я крайне опечален, Миранда.
– Мы все опечалены. – Она поставила поднос на стол, села в соседнее кресло, церемонно разлила чай в чашки, как ее учили. – Полиция ведет расследование. Остается лишь надеяться, что они найдут бронзу.
– Да, это, конечно, сильно повредило репутации института. Твоя мать крайне обеспокоена. Вот и мне пришлось прервать раскопки в самый ответственный момент и приехать сюда.
– Тебе незачем было приезжать. – Она взяла чашку. – Делается все, что должно делаться в таких случаях.
– Очевидно, наша охранная система не на должном уровне. Ответственность за это ложится на твоего брата.
– Эндрю не виноват.
– Мы возложили руководство институтом на вас – на тебя и на него, – напомнил Чарльз, неторопливо помешивая чай.
– Он прекрасно справляется со своими обязанностями. В его классах самая высокая посещаемость, посетителей в музее заметно прибавилось, за последние пять лет заметно повысилось качество приобретаемых нами вещей.
Почему она должна защищаться и оправдываться перед человеком, который снял с себя обязанности по отношению к институту так же легко, как по отношению к собственной семье?
– Ты никогда не уделял много внимания институту, – ровным голосом произнесла она, зная, что раздражение не поможет. – Ты всегда предпочитал работы на раскопках. А мы с Эндрю отдаем институту все наше время и энергию. Тебе не в чем нас упрекать.
– Ив результате мы имеем кражу – впервые за много лет. Это не шутки, Миранда.
– Ну да, а наша работа на износ в расчет уже не берется.
– Никто не умаляет твоего энтузиазма. – Он отвернулся от нее и стал смотреть на огонь. – Однако с этим происшествием нельзя не
считаться. А если учесть твою ошибку во Флоренции, то, согласись, мы оказались в сложном положении.– Моя ошибка, – тихо повторила она. Как это похоже на него: употребить эвфемизм, вместо того чтобы назвать катастрофу катастрофой. – Во Флоренции я делала все, что от меня требовалось. Все. – Она вся кипела от возмущения, но смотрела на него бесстрастно, ибо иное поведение с отцом было попросту невозможно. – Если бы я могла увидеть результаты повторных тестов, сравнить их с моими данными, я бы определила, в чем заключалась моя ошибка.
– С этим ты должна обратиться к твоей матери. Но, как я уже сказал, она очень недовольна. Если бы еще не пресса…
– Я не имела дела с прессой. – Она встала, не в силах больше сдерживаться, делать вид, что она абсолютно спокойна. – Я вообще не обсуждала «Смуглую Даму» за пределами лаборатории. Господи, да и зачем бы я стала это делать?
Он помолчал, отставил чашку. Чарльз терпеть не мог всякие конфликты, проявление чувств, мешающих спокойной работе. Он видел, что в его дочери бурлило целое море эмоций, вот только не понимал, откуда они в ней взялись.
– Я тебе верю. Ты бываешь иногда излишне упрямой, настаиваешь на своей правоте, но я знаю: ты никогда не лжешь. Раз ты говоришь, что ничего не рассказывала прессе, значит, так оно и есть.
– Я… – Краска бросилась ей в лицо. – Спасибо.
– Однако ситуации это не меняет. Необходимо приглушить шумиху. Обстоятельства сложились так, что ты оказалась в гуще событий, если можно так выразиться. Поэтому мы с твоей матерью полагаем, что будет лучше, если ты возьмешь длительный отпуск.
Слезы, готовые брызнуть из глаз, мгновенно высохли.
– Мы с ней уже обсуждали это. Я сказала, что не собираюсь прятаться. Я ничего такого не сделала.
– Сделала или нет, сейчас это не имеет значения. До тех пор, пока все не прояснится и здесь, и во Флоренции, твое присутствие в институте нежелательно.
Он расправил брюки на коленях, встал.
– С сегодняшнего дня у тебя отпуск. На месяц. Если есть такая необходимость, ты можешь закончить неотложные дела, но будет лучше, если ты отсюда уедешь сегодня или завтра.
– Может, лучше повесите мне на грудь табличку:
«Виновна»?
– Ты, как обычно, преувеличиваешь.
– А ты, как обычно, устраняешься. Я снова одна. – Хоть это и было унизительно, но она решила попробовать в последний раз:
– Ну хоть один раз в жизни ты можешь встать на мою сторону?
– Здесь нет никаких сторон, Миранда. Ничего личного. Просто так будет лучше для всех, для «Станджо» и для института.
– Это страшная обида. Он кашлянул, отвел глаза.
– Я уверен, что по прошествии времени ты сама поймешь, что это самый лучший выход из сложившегося положения. Я остановился в отеле, если ты захочешь со мной связаться.
– Я не захочу, – спокойно ответила она. – "Где твое пальто?
Испытывая нечто вроде сожаления, он сказал:
– Воспользуйся случаем, поезжай куда-нибудь, отдохни. Позагорай. Возьми с собой своего молодого человека.