Плата за жизнь

Усов не знал о проводимой операции, не знал и о недавней вербовке Харитонова. Генерал и Гуров договорились, что о данном деле не знает никто; исключение составлял Станислав Крячко, без услуг которого обойтись невозможно.

— Полковник прав, — пожал плечами Гуров. — Какой начальник отдела обрадуется, когда у него забирают двух старших офицеров?

— Я пойду… — начал было Усов. Махнул рукой: — Глупости, никуда я не пойду, буду терпеть. Петр Николаевич, вы говорите, что в Красноярске неблагополучно, посылаете туда двух асов. А во Владивостоке благополучно?

— Согласен. Я посылаю двоих, так как практика показывает, офицер центра, прибыв в область, одинок. Людей знает плохо, коррупция разрастается, ему и посоветоваться не с кем. Двое уже сила. Меньшов и Сулькин поработают в Красноярске, затем перелетят во Владивосток.

— Тогда молчу, — сказал Усов. — Хотя о ребятах, их семьях забывать негоже.

— Теперь я молчу, — ответил Орлов. — Хотя нам всем не следует забывать, мы работаем в МВД России. Она велика, никто в этом не виноват.

— Хорошо. — Усов встал. — Желаю здравствовать, господа сыщики. — Поклонился и вышел.

— Ну, что скажешь? — спросил Орлов.

— Я позвонил Харитонову, он попросил о встрече. В разговоре мне касаться темы иуды?

— Мимоходом, без нажима, поинтересуйтесь, и только, — сказал Орлов. — Он ценный агент, может многое, за выдачу иуды мы вынуждены будем заплатить, снять строгий ошейник. А без удавки на шее Харитонов тут же уйдет, словно сорвавшаяся с тройника щука.

— Обязательно, — согласился Гуров.

К приходу Харитонова квартира была уже прибрана, чайник вскипел; Гуров просмотрел газеты, курил, пил кофе.

Агент вошел в гостиную, равнодушно огляделся, сел в кресло. Чувствовалось, что Харитонов находится в спокойном, уверенном состоянии.

— Вижу, объяснение с шефом прошло успешно, — сказал Гуров.

— Никакого объяснения попросту не было, — ответил Харитонов, принимая от Гурова чашку с кофе. — Я рассказал о происшедшем. Лялек кивнул, сказал, мол, знаю, ребят замели за пушки. У вас, господин полковник, течет из всех дыр.

— Течет, — согласился Гуров. — Но в конкретном случае ваших людей умышленно содержали в отделении вместе с временно задержанными. Так что информация уехала поутру, когда мелких хулиганов выпустили.

— Вы обо мне заботитесь?

— Профессия. Перейдем к делу. У вас нет новостей по поводу завербованного мента?

— К сожалению. Но у меня имеется очень интересная информация о готовящейся сходке.

— Я весь внимание. Говорите.

Словно великий актер, Харитонов выдержал паузу, наконец заговорил:

— Сходка назначена на двадцатое. Съезд в двенадцать дня, место назовут лишь в девять утра.

Гуров молча кивнул. Харитонов был несколько разочарован сдержанной реакцией сыщика.

— Условия следующие. Каждый авторитет присылает своего представителя, иметь подлинные документы запрещено. Никаких водителей или иного сопровождения, сам за рулем, и точка. Предупредили, телефонной связи не будет.

— Все верно, а с телефоном дураки, — обронил Гуров. — При сегодняшнем техническом уровне каждый будет иметь связь. По телефону вряд ли сказали бы важное, однако какую-то информацию можно было бы получить. А так каждый будет вести переговоры с шефом по своему каналу. Важная, второстепенная, вся информация минует контроль. Вы, Борис Михайлович, принимали участие в составлении программы?

— Лишь частично.

— Врете. — Гуров допил кофе, поставил чашку. — Запомните на будущее: меня обмануть трудно, а лично вам — невозможно. Составляли программу вы, а по телефону выслушали лишь пожелания и замечания.

— Откуда такая уверенность?

— Профессия. Продолжайте. Вы, естественно, принимаете участие.

— Конечно. Кого еще Ямщиков может послать?

— Информация интересная, не более того. Вернетесь, расскажете, как прошло совещание на высшем уровне. Больше ничего?

— Все, господин полковник.

— Тогда с богом. Желаю удачи!

Когда Харитонов ушел, Гуров еще долго сидел за столом, курил, разглядывал стоявший у стены сервант с посудой.

Вечером министерство пустеет, работает лишь дежурная часть, еще в нескольких кабинетах горят окна.

В кабинете Орлова, кроме самого генерала, верхом на стуле сидел Станислав Крячко, Гуров по привычке расхаживал от стены к окну и обратно.

— Лева, присядь, не мельтеши. — Орлов помахал ладонью перед глазами. — Мешаешь сосредоточиться.

Гуров присел на подоконник, закурил. Молчали. Думал только генерал, Гуров пришел с готовым решением, а Крячко зря никогда не напрягался, знал, начальники обратятся к нему лишь из вежливости. Он в ответ схохмит, получит достойный ответ, затем приказ: когда, где, что именно полковник Крячко должен сделать. Так зачем, спрашивается, напрягаться, думать, когда надо просто подождать?

— Так, ясненько. — Орлов повернулся к Гурову, указал на стул: — Сядь сюда, я тебе не мартышка, чтобы крутиться.

— Слушаюсь, мой генерал. — Гуров пересел.

— Значит, ты хочешь заменить Харитонова и сам взглянуть на собравшихся, выслушать лично.

— Обязательно.

— Ты считаешь, полученная информация заслуживает того, чтобы рисковать твоей жизнью?

— Информация о совещании и внешние приметы собравшихся, конечно, не заслуживают. Крячко не сдержался, сказал:

— После конца съезда, на выезде, мы их всех задержим, проверим, установим личности, сфотографируем на память, фальшивые документы отберем, еще за решеткой продержим, пока прокурор не охрипнет.

— Умница. — Генерал кивнул Крячко, посмотрел на Гурова. — Станислав, я всегда ценил твою сообразительность, знал, ты трезвый мужик, а не авантюрист.

— Спасибо, Петр Николаевич, только не стоит восстанавливать против меня начальство, — сказал Крячко.

— Ты взгляни на него. Он неподвижен и молчалив, словно Будда. Бьюсь об заклад, что он нас и не слушает.

— Слушает, — сказал Гуров. — Просто он ждет, когда вы кончите изрекать истины и спросите: Лева, что у тебя на уме?

— Лева, что ты думаешь? — спросил Орлов.