Плата за жизнь
Шрифт:
Орлов замолчал, потер нос, взъерошил волосы, продолжал:
— Ты рисуешь Харитонова как человека трусливого, но умного и хитрого, образованного. Я среди налетчиков такого и не припомню.
— Что-то с памятью моей стало…
— Станислав! — Орлов глянул на Крячко грозно; увидев обиженное лицо Крячко, вздохнул: — Видно, горбатого только могила исправит.
— Конечно, старший младшего завсегда может в угол поставить. Коллеги, что по коридору ходят, завидуют, мол, вы с генералом дружбаны. Знали бы они, чего мне терпеть приходится.
— Пойди к Верочке, выпей кофейку, ты мне мешаешь, — сказал Орлов, подождал,
— А Харитонов? — спросил Гуров.
— Я к тому и веду. Харитонов — исключение из правил. А много исключений не бывает. Вербовку полковника проводил или руководил непосредственно человек неординарный. Рассказ Харитонова об инструктаже мне видится чистым вымыслом.
— Выспавшись, выпив поутру чашечку кофе, рассуждать легко. А в три ночи все видится иначе.
— А я тебя не виню. Я с тобой советуюсь. — Орлов улыбнулся. — Опытный ты, много битый, а молодой.
— Как говорится, со временем пройдет.
— Не сбивай, я без тебя запутаюсь. Инструктаж — липа, убежден. Ты утверждаешь, что, перечисляя методы вербовки, Харитонов говорил плавно, размеренно, без запинок. Так не бывает. Подобная манера речи свойственна человеку, когда он рассказывает о чем-то хорошо знакомом. Видится мне, что твой новоиспеченный агент рассказывал, как он завербовал нашего человека. Женщина. Деньги. Деньги. Видеосъемка. Ликвидация женщины. Вербовка. Видится так.
— Видится так, — повторил Гуров. — Значит, я промахнулся.
— Ни черта! Ты можешь взять Харитонова в любой день и вынуть из него все до донышка. Выждем, что он скажет о сходке. Даже если он назовет истинное имя иуды, мы не получим оснований для ареста.
— Будем искать доказательства. Иуду ты отошлешь в командировку на Камчатку, месяца на два. Мы перережем канал утечки информации, разыщем доказательства. Когда он будет в этом кабинете, — Гуров топнул ногой по ковру, — докладывать итоги своей инспекционной поездки, я защелкну на нем наручники.
— Мысль верная, — кивнул Орлов. — Нужна командировка в дальний край. Взглянем, кто у меня просит помощи. — Он выдвинул один из ящиков стола, достал папку, открыл. — Так, Тверь, Екатеринбург, Омск, Иркутск, Красноярск, Владивосток…
— Любой из городов годится, важно не сколько часов лететь, сколько он там пробудет.
— Сколько прикажу, столько и пробудет.
— А кого посылать?
— Кто сказал, что надо посылать одного? Ты оставил под подозрением четверых, я пошлю в командировку двоих. Причем не в разные концы, а парой, в один город. Иуда окажется связанным, лишнего звонка не сделаешь.
— Отлично, генерал. Пара уедет, пара останется. Если Усов получит донесение, что бандиты готовятся в налет, мы вновь устроим «карусель». Если налет состоится и мы бандитов возьмем, значит, иуда — один из командированных. Если налетчики вновь не придут, значит, иуда один из двух оставшихся. Готовь приказ, генерал.
Через три дня Гуров позвонил Харитонову, услышав его голос, сказал:
— Здравствуйте, Борис Михайлович. Рад слышать ваш бодрый голос, свидетельствующий, что вас не прирезали.
— Спасибо,
Лев Иванович. Вы, как всегда, остроумны. Собирался вам звонить, нужно встретиться.— Хорошо, в какое время вам удобнее?
Харитонов чуть не поперхнулся от удивления. Он не понимал, что Гуров в первую очередь сыщик-профессионал, а потом уже человек со своими симпатиями и антипатиями. Для сыщика Харитонов был ценный агент, и его безопасность стояла на первом месте.
— Что молчите? Просчитываете время? — спросил Гуров.
— Да-да, минуточку, — промямлил Харитонов. — Если в четырнадцать?
— Значит, в четырнадцать. — Гуров продиктовал адрес конспиративной квартиры. — Приходите, звоните, я уже буду на месте. На всякий случай знайте, в данной квартире якобы проживает, на самом деле только прописана, Анна Шемякина, симпатичная женщина тридцати двух лет. В случае крайней необходимости Анна может быть показана любопытным. До встречи. Повторите адрес.
Харитонов повторил, услышал частые гудки, положил трубку и стал думать. «Завербованный полковник силен, но Гуров сильнее, рано или поздно сыщик моего человека достанет. И что? Агент не знает обо мне ничего и не сумеет вспомнить мимолетную встречу на банкете. С этой стороны мне бояться нечего». Но где-то в животе болезненно тренькало, Харитонов трусил.
В полдень Гуров поднялся из-за стола, черкнул в календаре Крячко несколько слов и вышел из кабинета. Сыщик любил приезжать на явочную квартиру заранее, сначала гулял у дома, затем поднимался, брал тряпку, вытирал пыль, расставлял чашки, кипятил воду. Агент должен чувствовать себя уютно, а не сидеть, как на вокзале в ожидании поезда.
Но было еще слишком рано, и Гуров зашел к Орлову.
— У Петра Николаевича полковник Усов, — предупредила Верочка.
— Да? — Гуров остановился у массивных дверей. За последнее время взаимоотношения с Пашей Усовым у Гурова улучшились. По агентурным данным полковника было задержано несколько уголовников, находящихся в розыске много лет. Гуров, человек независтливый, уважающий хорошую работу, изменил свое отношение к Усову, полковник почувствовал это, взаимоотношения из чисто служебных переросли в товарищеские.
Узнав, что Паша разговаривает с Орловым, Гуров остановился. Случаются разговоры, при которых присутствие третьего человека, каким бы своим он ни был, мешает.
— Верочка, доложи генералу, что я уезжаю на встречу, хочу попрощаться.
Девушка взглянула удивленно, нажала кнопку звонка, предупреждая, что сейчас войдет. Гуров открыл тяжелую дверь, Верочка зашла и тут же вернулась.
— Просят.
— Спасибо. — Гуров вошел в кабинет. — Здравия желаю, господин генерал. — Он протянул руку Усову. — Приветствую, полковник.
— Здравствуй, Лев Иванович, — ответил Усов крепким рукопожатием, — не врываешься без стука, обращаешься через секретаря, деликатным стал. Или приболел?
— Все течет, все изменяется, Павел Петрович. — Гуров подмигнул Орлову, который с улыбкой наблюдал за пикировкой полковников.
— Присядь, Лев Иванович, не торчи у окна, можешь закурить. — Зная, что Гуров терпеть не может мягкие кресла, Орлов указал на стул. — Полковник устроил мне сцену у фонтана. Павел Петрович возмущен, что я посылаю Меньшова и Сулькина в Красноярск. Якобы я раздеваю его отдел.