Платье от Фортуни

Жюльетт подошла к мужу.

– Я наблюдала за одним из вагонов, вот и все. Чтобы немного успокоить, она взяла его за руку.

Там, у Анжелины, он казался совершенно безумным, когда всякий раз, как она начинала танцевать с офицером, не отрываясь, смотрел на них. Прекрасный вечер был безнадежно испорчен. И это происходит уже не впервые. Жюльетт делала все, зависящее от нее, чтобы спасти брак, и когда начинало казаться, что она уже близка к успеху, Марко взрывался из-за какого-нибудь пустяка.

Они дошли до дома, не сказав друг другу ни слова, между ними словно выросла стена молчания. Жюльетт ощущала отчаяние и безнадежность. Поднимаясь по ступенькам лестницы, она шла немного впереди. Что-то незримо изменилось в ней. Как только дверь спальни за ними закрылась, и Жюльетт могла говорить без страха быть услышанной прислугой, она резко повернулась к мужу и бросила ему в лицо полный боли и горечи вопрос:

– Когда ты прекратишь наказывать меня? Ему не нужно было спрашивать, что она имеет в виду. Смерив ее злобным взглядом, Марко бросил плащ в кресло.

– Итак, ты вспоминала о нем! Жюльетт была поражена.

– О чем ты говоришь?

– Этот русский никак не выходит у тебя из головы, не так ли?

– Мне кажется, эти слова ты должен с большим основанием обратить к самому себе, – ответила она с нескрываемым возмущением. – Неужели вся наша жизнь, наше будущее должны стать жертвой твоей неспособности примириться с прошлым?

– Я пытался все забыть, когда привез тебя из Тосканы, – ответил Марко. – Но ведь ты, ты сама вернула в нашу жизнь прошлое. Снова встречалась с этим русским! Более того, ты взяла Мишеля на встречу с ним! – он отвернулся, голос был полон горечи. – Только не говори мне, что прошлое ушло. Ты свято хранишь его, оно всегда будет живо для тебя!

Жюльетт решительно подошла к мужу. Остановилась между ним и комодом, на который он собирался положить жемчужные запонки.

– Теперь я вижу, ты никогда не перестанешь использовать происшедшее тогда в качестве оружия против меня.

– И никто не осмелится сказать, что я не прав, – Марко прошел мимо жены, снял запонки и положил их в бархатную коробочку.

– Я осмелюсь сказать, что ты не желаешь слышать и видеть правду! Но это ничего не меняет. Я останусь с тобой, и тебе не удастся избавиться от меня, что бы ты ни говорил и ни делал! Я не могу позволить, чтобы наши дети росли в распавшейся семье! Мишель и Сильвана не должны страдать из-за наших разногласий. Мы обязаны вести себя как цивилизованные люди, независимо от того, до какой степени ты ненавидишь меня.

– Что ты такое говоришь? Разве я способен ненавидеть тебя? – слова жены совершенно обескуражили Марко. Он сразу же представил свой дом без Жюльетт. Лишиться ее – все равно, что лишиться собственного сердца. – Неужели ты думаешь, что я желаю твоего ухода? – что было сил закричал Марко. Схватив жену за руки, начал трясти до тех пор, пока не почувствовал, что она вот-вот упадет. – Я люблю тебя! О, если бы я только мог до конца верить тебе!

И в это мгновение раздался телефонный звонок, пронзивший ночную тишину, заставший их врасплох и прозвучавший подобно удару колокола, что знаменовал кульминацию их семейного кризиса. Он отпустил Жюльетт, сделав шаг назад.

– Дети могут проснуться, – сказала она, совершенно неожиданно вернувшись к нормальному состоянию.

Марко кивнул и поспешил вниз по лестнице ответить на настойчивый звонок. Жюльетт подошла к туалетному столику, села за него, сняла изумрудное ожерелье и серьги, которые Марко подарил ей на свадьбу, и положила в верхнюю часть шкатулки для драгоценностей. Она сказала то, что думала на самом деле.

Она уже была в ночной рубашке и решила, что Марко задержался, чтобы выкурить сигарету, когда услышала на лестнице его шаги. Увидев мужа, она сразу же поняла: он получил какое-то страшное известие, и мгновенно догадалась, что произошло.

– Звонила Анжелина, – глухо произнес Марко. – Ее мужа и других отозвали на корабль. Италия больше не нейтральная страна. Мы вступили в войну с Австрией.

Жюльетт бросилась к нему, обняла.

– Это мужественный шаг, но мне так жаль, что его пришлось совершить.

Марко прижал ее к себе.

– Так и должно было случиться. По крайней мере, теперь все более или менее определено. Всегда легче прямо смотреть в лицо даже самой страшной правде, чем мучиться предположениями и сомнениями, как мы это делали последнее время.

– Перед этим ты напомнил о том, как привез меня из Тосканы, – она настойчиво пыталась возобновить прерванный разговор. – Чувство благодарности, зародившееся в тот момент, когда ты сделал мне предложение, переросло в зрелое чувство к тебе. Кроме того, тот факт, что мы прошли долгий и трудный путь, делает наши отношения еще более значимыми для обоих. Мы просто обязаны устранить недоразумения, которые сохраняются в наших отношениях, раз и навсегда. И теперь в еще большей степени, чем когда-либо, нас должна объединить любовь.

Это была глубоко прочувствованная мольба. Марко пристально взглянул в глаза жене, рассеивались последние сомнения. И он так надеялся, что настанет день, когда они рассеются полностью.

– Да, Жюльетт, – ответил Марко едва слышно, привлек ее к себе, и они слились в долгом и страстном поцелуе. Потом занимались любовью так, словно это была их первая ночь.

Глава 22

В течение нескольких следующих дней Марко приходил на работу только для того, чтобы отдать соответствующие распоряжения в связи со своим уходом в армию. Все заказы на защитные ткани были выполнены, благодаря чему его бизнес пережил определенный подъем, но со времени вторжения немецких войск в Бельгию начался резкий, почти катастрофический спад в делах фирмы. Большинство сотрудников-мужчин уже ушли добровольцами на фронт. Оставалось только одно – закрыть фирму до окончания войны. Марко советовался по этому поводу с Фортуни, чьи доходы за последние месяцы также резко упали, но великий модельер мог найти массу других занятий на время кризиса. Палаццо Орфей на период войны превратился в испанское консульство, а сам Фортуни был назначен почетным консулом Испании.

Марко сообщил Жюльетт о своем намерении уйти в армию.

– Я получу офицерский чин, так как в юности прошел военную подготовку. А ты еще не отказалась от своего намерения пойти в госпиталь сестрой милосердия?

Жюльетт разочарованно покачала головой.

– Мою кандидатуру отклонили, потому что у меня нет опыта, да и практически все сестры милосердия в госпитале – монахини.

– Но ты сможешь выполнять какую-нибудь другую работу.

Когда жена села, Марко взял ее за руки.

– Я хочу, чтобы ты знала: все мои денежные дела в полном порядке, и, если что-нибудь случится, ни у тебя, ни у детей не будет причин беспокоиться за свое будущее.

– О, не говори так, – прервала мужа Жюльетт. – Ты вернешься к нам, когда закончится война.

– Ну, конечно, вернусь! – его голос звучал успокаивающе.

Открылась дверь и вошла Арианна с Сильваной на руках, прижимавшей к груди маленькую тряпичную куклу, расстаться с которой ее не могло бы заставить ничто на свете. Марко широко улыбнулся и протянул руку дочери. Девочку опустили на пол, та сделала несколько неуверенных шажков к отцу. Он подхватил малышку, усадил к себе на колени и поцеловал. Сильвана была хорошенькой девчушкой с бронзовым отливом темных волос и такими же темно-карими глазами, как у Марко.