Платье от Фортуни
Шрифт:
– Когда ты собираешься уезжать? – спросила Жюльетт, ощутив внезапный страх при мысли о его отъезде.
Марко взглянул на жену.
– Как можно скорее, но у нас еще есть немного времени.
– Мы постараемся не упустить ни одной минуты! – воскликнула Жюльетт в надежде, что время не пролетит для обоих слишком быстро.
В последние несколько дней, когда вступление Италии в войну стало неизбежным, начался следующий этап отъезда иностранцев, на этот раз тех, кого могли рассматривать как представителей враждебных стран. Какой-то местный шутник прикрепил на ворота эвакуированных консульств Германии и Австрии объявление: «Сдается внаем».
Венецию необходимо было защищать. В городе разместили противовоздушные батареи, а залив заминировали (на случай проникновения вражеских подводных лодок) большим количеством подводных
В Венеции, никогда не отличавшейся яркостью освещения, за исключением кафе, ресторанов и ночных заведений, в безлунные ночи стало настолько темно, что первыми жертвами войны в городе оказались те, кто заблудившись, падал с моста или парапета в канал и тонул прежде, чем зловещий всплеск воды и крики о помощи были кем-то услышаны. Топки «вапоретто» гасились после захода солнца, а на гондолах запретили зажигать какой-либо свет. Это повлекло за собой множество несчастных случаев в результате столкновений, когда встречные не отреагировали вовремя на предупреждающие крики. Жюльетт принадлежала к числу тех, кто ощущал себя крайне неудобно по вечерам в доме с закрытыми ставнями. Она так привыкла к окнам, распахнутым настежь навстречу прохладному морскому ветру.
Спустя несколько дней после вступления Италии в войну многие жители города проснулись от незнакомого звука, словно к Венеции приближалась несметная стая каких-то насекомых. Вскоре пришла разгадка: это был звук австрийских аэропланов, бомбивших Арсенал. Хотя бомбежки не причинили почти никакого ущерба, но город охватил шок, так как все готовились к артиллерийским обстрелам. Нападение с воздуха представлялось чем-то непонятным и оттого во много раз более страшным.
– Нам следовало бы кое-чему поучиться на опыте того, что случилось с Ипром и другими бельгийскими городами, – мрачно заметил Марко. – Жюльетт, а как ты смотришь на то, чтобы отвезти детей к Люсиль, пока еще есть возможность добраться до Америки морем?
Жены его братьев из США прислали письма с приглашением Жюльетт и детям провести самое опасное время за океаном. Люсиль в своих посланиях тоже настаивала на приезде Жюльетт.
Но она решительно покачала головой.
– Я уже сказала, что никуда не поеду. Италия и Франция – мои страны. Никогда не стану беженкой и – самое главное – хочу быть с тобой, когда ты будешь приезжать в отпуск.
Марко не пытался разубедить ее, понимая, что жена приняла окончательное решение. Вместо этого он сделал все возможное, чтобы обеспечить семью безопасным убежищем на случай налетов. В малой гостиной, которую он обычно использовал в качестве кабинета, было всего одно окно рядом с письменным столом, ставни на нем плотно закрыли, с внутренней стороны для защиты от возможных осколков стекла укрепили плотную ткань, использовавшуюся для защиты фресок.
Настал день отъезда Марко. Прежде всего он попрощался с детьми, затем с плачущими Леной и Арианной. Наконец пришел к Жюльетт, та ожидала его в гостиной. С облегчением отметил, что глаза ее сухи, однако, во взгляде было заметно напряжение. Жюльетт протянула руки ему навстречу, он принял ее в объятия. Они улыбались друг другу, каждый хотел ободрить другого.
– Поскорее заканчивай войну, Марко. Я хочу снова видеть тебя дома.
– Можешь на меня положиться.
Они не помнили других слов, сказанных в последние минуты прощания между поцелуями и объятиями в стремлении как можно дольше продлить эти мгновения. Жюльетт прошла с мужем в переднюю, и, открыв дверь, он поцеловал ее еще раз. На площади Марко обернулся и помахал жене.
Когда он ушел, Жюльетт закрыла дверь и прошла в патио, где играли дети. Ради них она должна скрывать свои чувства. Очень скоро Марко окажется на фронте. Она лишилась обоих мужчин, которые, каждый по-своему, так много значили для нее.
Вскоре после отъезда Марко город подвергся еще двум налетам, во время одного из них вражеский аэроплан летел так низко, что без бинокля можно было видеть, как авиатор сбрасывает бомбу через боковую стенку кабины. Пострадали многие храмы. В Тироле разворачивались ожесточенные бои между итальянскими и австрийскими войсками, в город начали поступать раненые.
Жюльетт снова предложила свои услуги в качестве сестры милосердия, и ей снова отказали. Среди людей, покидавших город и переезжающих с детьми в более безопасные места, были ее подруги Изабелла и Елена, совсем недавно обнаружившая, что беременна.Жюльетт из оставшихся в Венеции подруг и знакомых организовала группу, которая занималась свертыванием бинтов, вязанием теплых шарфов, носков и пуловеров для солдат. Они собирали ценности для аукционов в пользу Красного Креста, а также пожертвования для различных благотворительных организаций, созданных для помощи армии. Участвовала Жюльетт и в деятельности Женских Рабочих Сил – организации, штаб-квартира которой размещалась в величественном здании «Ла Феличе». Там она распределяла среди женщин плотный серо-зеленый материал, предназначенный для военного обмундирования. Женщины дома шили солдатскую форму. Эта работа оплачивалась правительством, и Жюльетт не шила сама, оставляя возможность заработать огромному количеству простых женщин, до этого работавших в отелях, ресторанах и других подобных местах. Среди них были и те, кто прежде работал у Фортуни, все они очень нуждались.
Новости с фронта были очень мрачны. Жюльетт с тревогой прочла сообщение об успехе австро-германских сил, оккупировавших Сербию и прорвавшихся на русский фронт на территории Польши, захватив большое количество пленных. Ей оставалось только надеяться, что там не было Николая. Лондон страдал от частых налетов авиации. В Бельгии шла изнуряющая окопная война между англичанами и немцами. Италия находилась в состоянии войны с Турцией.
В октябре на Венецию был совершен еще один воздушный налет. Бомба упала на церковь Скальци, и великолепные фрески Тьеполо были утрачены навеки. Жюльетт не могла заставить себя взглянуть на следы разрушения. И когда все-таки пришла, то увидела: обширная Дыра в крыше закрыта брезентом, а неф все еще не расчищен. К счастью, обошлось без человеческих жертв, хотя ранило четырех женщин. Жюльетт подумала, что их могло быть пятеро, если бы в тот день она, как и намеревалась, пошла бы в церковь. Но дети выздоравливали от скарлатины, особенно много хлопот доставляла Сильвана, и Жюльетт решила остаться дома.
Когда появилось правительственное воззвание ко всем владельцам пустующих зданий отдать их под госпитали для раненых, Жюльетт одна из первых откликнулась на этот призыв, предложив здание офиса Марко. После осмотра особняк был признан пригодным. Она посоветовалась с управляющим, и тот предложил перенести ценное имущество и документы на верхний просторный этаж, тем самым освободив большую часть здания. Времени, чтобы просить разрешения у Марко, не оставалось, почта часто задерживалась, случалось, недавно отправленные письма приходили раньше отосланных за несколько недель до них. Тем не менее, она написала мужу о своем решении, но прежде, чем от него пришло письмо с одобрением, особняк уже активно использовался как госпиталь. Основное лечение раненые проходили в главном стационаре, а сюда направлялись для долечивания, так как в Центральный госпиталь каждый день прибывали новые пострадавшие, и для них срочно нужны были койки.
Жюльетт часто посещала выздоравливающих, приносила книги и журналы, сидя у кроватей, писала под диктовку письма. Ей приходилось заниматься этим не только для тяжело раненых, которые не могли сами держать ручку. Большинство солдат были попросту неграмотными крестьянами, до Призыва в армию жившими в отдаленных селениях, сохранявших на протяжении столетий первобытную неизменность. Они не понимали причин, приведших к войне и заставивших их бросить родные места. Все скучали по своим виноградникам, фермам, скоту не меньше, чем по женам и семьям.
Жюльетт поделилась своими мыслями о солдатах с Анжелиной.
– С обеих сторон в этой жуткой войне есть подобные люди, их тысячи, тех, кто не способен причинить ни малейшего вреда другому человеческому существу. Но родина призвала, и они стали невольными убийцами. В какой же ад ввергли нас те, для кого главным в жизни является власть! – она ударила кулаком по ручке кресла, в котором сидела. – Когда же все это кончится!
Наступил 1916 год, но конца войне все еще не было видно. Поток раненых достиг таких масштабов, что повсюду появились объявления о краткосрочных курсах медицинских сестер. Жюльетт, не раздумывая, записалась, несколько ее подруг, включая Анжелину, сделали то же самое.