Платина и шоколад
Шрифт:
— Тогда объясни мне, почему тебя волнует… — она осеклась, не решаясь произнести слишком не теслова для её губ. — О ком я...
Трусиха. Слизеринец зло усмехнулся.
— Я знаю о ком, Грейнджер. Часто кончаешь, воображая себя со мной?
Она открыла рот.
Потом закрыла его, не найдя, видимо, достойного ответа. Только залилась таким румянцем, что пятнышко на скуле практически слилось с ним. Малфою это понравилось.
— Что ты сейчас представляла? Мою руку там или мой язык? — он поднял ладонь, которой несколько минут назад ласкал её и медленно, не отрывая глаз от её лица, облизал подушечки
— Заткнись, Малфой! Просто заткнись!
Щёки грязнокровки вспыхнули ещё ярче, а ладони судорожно прижались к ушам.
— Если бы не моя рука, ты бы трахала себя сейчас сама. Пальцами. Мечтая обо мне. Вспоминая, как дрочила мне. Еще бы чуть-чуть, Грейнджер, и ты бы встала тогда передо мной на колени. Знаешь, что было бы дальше? Сказать тебе? Ты это себе представляла. Как ты сосёшь у меня.
— Заткнись, к чёртовой матери!
Она вскочила на ноги, не скрывая тяжёлого дыхания, сверля его таким взглядом, что Драко почти ощутил его копошение в голове. Её глаза безотчётно стрельнули вниз, на его пах.
Малфой даже не подумал скрывать собственное возбуждение.
Пусть смотрит.
Но через секунду она уже отдёрнула от него своё внимание, лихорадочный взгляд переместился на учебник, оставшийся на столе, а дрожащие руки принялись собирать рассыпанные по столешнице пергаменты. Грейнджер лихорадочно оглядывалась в поисках сумки, которая валялась за креслом.
Драко наблюдал за её молчаливой паникой, по прежнему сложив на груди руки. Перебарывая раздражение и... ещё что-то. Глубоко внутри. А затем услышал свой собственный вопрос:
— Зачем ты сделала это?
— Сделала что? — рявкнула она, яростно шипя: один пергамент упал на пол.
— Сегодня. В Хогсмиде. Чуть не сожрала его за столиком в кафе. На моих… на наших глазах.
— Не твоё дело, — поднятый лист полетел на стол. — Прекрати, Малфой.
— Специально, да? — он не мог остановить взгляд, который бегал по ней, будто пытаясь уличить во лжи. В правде. Да хотя бы в чём-нибудь, Салазар её дери.
— Нет. Хотелось, ясно? Я хотела поцеловать его, — кинулась к своей сумке, швырнула её на стол и сгребла пергаменты, засовывая их внутрь. Бумага мялась и хрустела. Грейнджер зарычала, всплёскивая руками. Резко поворачиваясь к нему. Малфой сверлил её напряжённым взглядом. — Уясни уже своей головой, что мир не крутится вокруг таких, как ты.
— Вокруг грязнокровок, значит, крутится, — прорычал он, на что она только фыркнула, кривя губы. Совсем как он.
Совсем, блять, как он.
— Ты сам это сказал. Никто за язык не тянул.
О, твой язык, Грейнджер. Твой грязный язык. Который годится лишь для того, чтобы облизывать мой член. Только мой, запомни это. Да, я бы с удовольствием трахнул тебя в рот. Чтобы слышать, как ты будешь давиться и стонать. От ощущения меня у себя в глотке.
И снова эта осада мыслей, от которой стоять на месте, чувствуя её запах, оказалось довольно сложно.
— Правильно, лучше помолчи немного. И подумай, что за бред ты говоришь.
Знала бы ты, грязнокровка. Как громко я молчу.
— Я хочу, чтобы ты держалась от этого патлатого кретина подальше, ясно? — произнёс Малфой,
пытаясь навести порядок в пульсирующих мозгах.— Поздно.
В библиотеке на несколько мгновений повисла тишина. И даже мысли, гремящие в голове, заткнулись.
— В каком смысле? — почти ласково спросил он.
— Хм, — Грейнджер расправила плечи, складывая руки под грудью и вздёргивая подбородок. — Я думаю, вы знатно повеселились, наблюдая за тем, как я и Курт... отдыхали за столиком напротив, не так ли?
— Ты этого и добивалась, да?
— Я уверена, что ты подначивал ихна любые гадостные слова в нашу сторону.
— Ты ебнутая дура, — рявкнул он, не сдержавшись. — Я бы и не заметил тебя, если бы они не начали... Они спорили. Засадит он тебе, или нет.
— И кто ставил на то, что... да?
— Нотт, — ответил почти против воли, случайно. Просто не успел захлопнуть рот. А потом вдруг заметил... её.
Эту улыбку.
Которая чуть не разодрала его глотку и бронхи.
Лёгкие и сердце. Чуть не разорвала на части его самого.
Нет...
Нет, блять. Я неповедусьнаэто, Грейнджер, НЕТ!
Он стиснул зубы.
— Трахнул, значит?
Под кожей вдруг стало совсем тихо. Будто он сдох. Наконец-то сдох.
Но продолжал ждать её ответа.
Молчала.
Он так ненавидел, когда она молчала. Ненавидел до раздирающего воя. До сорванной глотки.
Скажи уже что-нибудь, блять.
Скажи, что он выебал тебя. Грязно, быстро. Кончил в твою дырку, отчего ты стала ещё гаже. И его херова сперма до сих пор там, внутри. Скажи, что ты ловила оргазмы один за другим от этой блядской, тошнотворной ебли. Скажи мне.
Пожалуйста.
Скажи, что ты никогда не позволила бы ему коснуться себя.
— А если и да? — произнесла так убийственно-спокойно, что...
Что ничего.
Просто под рёбрами вдруг что-то оборвалось.
Рухнуло.
Он сжал руки, впился короткими ногтями в ладони, чтобы не сорваться, не заорать, не убить её, не рухнуть на пол, не затрястисьперед ней, как щенок, не… не…
Такая шлюха. Грязная, сраная шлюха.
Он верил: то, что сейчас отрезало куски мяса от его тела изнутри — это ненависть. Ненависть к ней. Привычная. Тягучая. Густая, словно патока. Снова правильная. Такая, какая и должна быть.
Ему хотелось уйти и заткнуть эти кровоточащие язвы ладонями. Чтобы кровь прекратила хлестать. Его чистая, кристальная кровь.
И он сделал единственное, что мог позволить себе сделать, чувствуя её испытующий взгляд прямо в глаза. Прямо в себя.
Он рассмеялся.
Что ты ищешь, Грейнджер? Там уже ничего нет.
Видишь, сука. Мне смешно. Ты совсем не задела меня.
Грязнокровка смотрела на его улыбающиеся губы, недоверчиво щуря глаза.
Что, маленькая дрянь, не та реакция, которой ты ожидала? Интересно, на что ты рассчитывала? Что я буду психовать из-за такой подстилки, как ты? Зачем? Проще показать тебе твоё место.
Сжатые зубы разомкнулись и он оттолкнулся от стола.
— Если да, то, думаю, ты не будешь против.
— Против чего? — не поняла она, напрягаясь, когда его рука потянулась к зелёному галстуку. — Малфой?